В общем, договорились начать обустраиваться с завтрашнего дня, а пока пошли перекусить.

Недалеко от офисного центра был уютный ресторан национальной русской кухни «Ёшки-Матрёшки», туда мы и отправились на обед.

Ресторанчик был не очень большой, на пятьдесят посадочных мест, но очень милый и уютный. Он пользовался спросом, так как рядом находились офисы и сюда приходили на бизнес-ланчи.

Мы с Лилей взяли себе комплекс: холодный борщ, судак по-польски, блинчики с малиновым вареньем и чай с чабрецом. Геля себе заказала салат из капусты, драники с укропным соусом, яблочную пастилу и чай как у нас. На каждом столике стояли цветы: на нашем – букетик ромашки, на других – васильки и незабудки.

– Мне очень понравился офис, хочу заехать сегодня в салон мебели, посмотреть, что у них есть в наличии, чтоб побыстрей заселиться в мой второй дом.

– Ты же не видела еще мои эскизы, надо все сделать по ним, – сказала Лиля.

–  Точно, ну тогда с тобой просто посмотрим, что есть в магазине, хочу уже что-то начать делать.

–  Геля, ты с нами поедешь? – спросила Лиля.

–  Нет, у меня сегодня еще четыре встречи, – ответила Геля. – Я к вам могу присоединиться вечером, посмотреть Лилькины эскизы.

–  Отлично! Вечером тогда у меня, – сказала я.

Мы подкрепились и разбежались по своим делам. Я с Лилей поехала в мебельный салон, Геля вернулась к себе в офис.

В мебельном выбор офисной мебели из наличия был очень небольшой, в основном, все было под заказ в каталогах. Мы походили, посмотрели, полистали каталоги, но пока с выбором не определились.

Я отвезла Лилю домой, она обещала прийти вечером с эскизами, и поехала к себе. Наш дом оборудован стоянкой, рассчитанной на всех жильцов, поэтому места для парковки искать не пришлось. Поставила свою Малинку и побежала домой.

В гостиной слышались чужие голоса, я зашла посмотреть, что это у нас за гости.

–  Всем здравствуйте! – поздоровалась я.

–  О, Есения, здравствуй! Ты все хорошеешь и хорошеешь, – сказала Зоя Валентиновна.

– Здравствуй, Есения! – вторил ей Евлампий Иванович.

Зоя Валентиновна и Евлампий Иванович папины коллеги, они биологи-вирусологи.

– Есения, попьешь с нами чаю? – спросила мама, неся нарядны чайный сервиз из императорского фарфора

– Конечно, мне интересно послушать, какие новости появились в вирусологии, – ответила я, – сейчас переоденусь и присоединюсь к вам.

Я надела легкую цветную вискозную футболку с бермудами и пришла в гостиную. Там уже полным ходом шло повествование Евлампия Ивановича об их поездке в Новую Гвинею. Я молча села на диван и стала слушать. С детства люблю разные истории, которые рассказывали многочисленные папины и мамины коллеги и друзья.

Вот, что я услышала.

В Новой Гвинее проживает племя Форе. У них до сих пор существует древняя традиция – есть своих покойников. Каннибализм практиковался аборигенами из лучших побуждений: они верили, что этот ритуал помогает умершему остаться с соплеменниками уже в качестве духа. Сразу по прибытии, помимо знакомых и привычных заболеваний мы столкнулись с ранее не известной болезнью.

Недуг поражал в основном женщин и детей. Все начиналось с головной боли и слабости, в дальнейшем присоединялись судороги, и вследствие поражения мозжечка, походка становилась шаткой. Прогрессирующий паралич лишал человека возможности передвигаться. Последние дни жизни уже обездвиженное тело больного сотрясала характерная «подкидывающая» дрожь. Мы дали название этой болезни «куру» в переводе с местного диалекта «дрожь». Как бы мы не лечили их, всегда был летальный исход.

Выделить возбудителя из биоматериала больных нам долго не удавалось. При вскрытии черепной коробки у всех умерших обнаружились характерные изменения мозгового вещества – оно приобретало губчатую структуру. Нам надо было ответить на главный вопрос: как болезнь передается от человека к человеку?

Мы выдвигали теорию наследственности, однако, сопоставив генеалогические древа погибших, мы поняли, что заболевшие зачастую не были родственниками. Продвижению в понимании природы заболевания соответствовало детальное изучение традиций племени. Оказалось, что при проведении ритуала каннибализма мужчинам доставались все мышцы, а детям и женщинам внутренние органы. Особенно ценным продуктом считался мозг умершего. Мы соотнесли все факты и пришли к очевидному выводу: недуг передается от человека к человеку вследствие поедания аборигенами мозга больного соплеменника. Мы решили, что это вирус.

– Наше исследование почти готово, скоро покажем его миру, – воскликнула Зоя Валентиновна.

– Так что за вирус вы открыли, расскажите нам? – спросила мама.

– Могу сказать одно: мы назвали его «прион». Это молекулы белка с измененной структурой, которые, попадая в организм, «заставляют» меняться нормальные белки в себе подобных.

– Какой ужас, это у нас может этот вирус появиться? Мы можем им заболеть? – с ужасом вскрикнула мама.

– Такой страшный как у каннибалов – нет, но могут появиться болезни: фатальная семейная бессонница и болезнь Крейтцфельдта-Якоба.

После услышанного аппетит даже к чаю у меня пропал и я пошла к себе. Недавно у нас в гостях был друг моего дедушки Филиппа – Савелий, он долгое время жил на Крайнем Севере, он тоже рассказал нам историю про местные традиции народов севера. Почему-то сейчас я ее вспомнила.

Вот она.

Традиционная кухня северных народов – вообще на любителя. Да, в ней есть и шедевры – например, строганина. Но есть и весьма диковинные рецепты. Самый странный и опасный деликатес – копальхен. Копальхен – это квашеное мясо (не гнилое и не тухлое, как думают некоторые). Эскимосы и чукчи делают его из моржей и тюленей: свернутое в огромный рулет мясо и внутренние органы животного надо посыпать травами и положить в яму близ побережья – и под плотную крышку. Несколько месяцев мясо медленно квасится в прохладной яме, а затем его можно есть. Северяне используют копальхен как отличные консервы – несколько килограммов высоко- калорийного мяса могут долго кормить семью в зимнее время.

Готовят копальхен и из оленя ненцы, чукчи и эвенки. Они выбирают молодую особь и не дают ей несколько дней есть, чтобы отчистился пищеварительный тракт, затем душат (аккуратно, чтоб не повредить шкуру). Потом всю тушу целиком кладут в болото и прикапывают торфом. Если голодный ненец или чукча бредет по тундре и найдет копальхен – может съесть, но по обычаю должен взамен заготовить новый и зарыть его

Минимум полгода олень разлагается, а затем откапывается. Срезав плесень, ненцы или мансы нарезают мясо и поедают его с солью, часто в замороженном виде. Иногда закусывают копальхен свежими легкими оленя. Гнилостный процесс делает мясо кисловатым. Блюдо это хотя и издает дурной резкий запах, почитается деликатесом.

Кому-либо кроме самих северян есть копальхен нельзя – трупные яды: нейрин, путресцин, кадаверин и другие. Даже немного съев, шансов на выживание почти нет.

Северные жители могут есть его, потому что приучены к такой пище с детства и вырабатывают к ядам иммунитет, как у животных-падальщиков. К тому же кислая среда желудков коренных жителей арктических побережий уничтожает и личинки трихинелл. В пятидесятые на Таймыре потерпел крушение вертолет с экипажем – подполковник Дузин, два летчика, два топографа и про- водник-ненец. Отделались ушибами и ссадинами, но оказались практически с пустыми руками. Ели леммингов и мышей, бруснику и морошку, грибы. Думали – все сгинем. А проводник ненец все про копальхен говорил: «В болото, – говорит, – надо, копальхен найдем, наедимся досыта, возьмем с собой и дойдем до поселка». Вечером ненец вернулся в лагерь с целой оленьей ногой. Не сказать, чтобы копальхен показался русским вкуснятиной: вкус прогорклый, мерзкий, но делать нечего – зажали носы, начали есть и ели, ели, ели, пока не объелись.