Каникулы кончились. Они всегда тянутся долго, но пролетают быстро и кончаются внезапно. Так всегда было. Но не в этом году. Каникулы не заканчиваются. В этом году Коля не вернется в Москву с Дедушкиной дачи. И поэтому занятия, конечно, начнутся, но каникулы никуда не денутся. И сосны, и метели, и потом ранняя весна, и потом цветение с ручьями тоже никуда не денутся. Все будет при Коле. Никто у него не отнимет. И скучать ему по всему этому в этом году не придется. Казалось бы, можно выдохнуть. Но… Коля будет скучать по школе.

«Из-за чего скучать?» – успокаивал себя Коля. Из-за того, чтобы рано вставать, надевать форму, бежать по скользкой мостовой со сменной обувью, а то и с физкультурной формой, а то и с лыжами? И по дороге оказывается, что-то потеряно или сломано. И вспомнить, что уроки, даже если сделаны, то сделаны не к этому дню, и что вызовут именно на том уроке, про который ты совершенно забыл.

Из-за того, что темно и спать хочется целый день? Но самое худшее – дорога из школы. Все так же холодно и уже темно, и все так же скользко и нет никакого повода, чтобы пройти мимо дома Осины-Осиновской. А дома тебя ждут только уроки на завтра, которые ты должен сделать и не перепутать. Затем дождаться Папу, чтобы отчитаться, почему ты получил не те оценки или не получил вовсе. И перед сном ворочаться и понимать, что выхода нет – третья четверть самая длинная, она никогда не кончится. А пока она не кончится, ничего хорошего тебя не ждет.

Так чего скучать по этой школе? На самом деле Коля тосковал по друзьям, рядом с которыми и предметы, и учителя были такими интересными, многое можно перетерпеть, рядом с которыми, хотя и темно и спать хочется, но все же еще больше хочется блеснуть. Но не всегда это успеешь, потому что за длинные зимние каникулы так соскучишься по друзьям, что наговориться обо всем на свете не успеваешь, и первая половина тягомотной четверти пролетает незаметно, а вторую половину приходится исправлять те оценки, которые нахватал в первой. Вот тогда и поблистать можно, вернее, нужно. И тут главное не усердие, а азарт. А этого у них, Татищевых, с лихвой. Посмотреть хотя бы на Дедушку. Словом, третья четверть не так и страшна. Ерунда, а не четверть.

Впервые в жизни у Коли каникулы не кончались, а школа не начиналась. И скучать было незачем. Вот он Лакоста. И не за одной партой, а рядом, на диване. Вот он Левайса – его сегодня оставили с ночевкой. Вот он Мишка, друг Коли. И Димка рядом. У него кончилась сессия и ему совершенно незачем ездить в Москву, где его поджидает красавица Светка в надежде наладить отношения. И курьера Жеку вот-вот Натаныч выпустит из больницы, хотя Егорыч в этом не уверен, он считает, что Натаныч не выпустит Жеку из своих цепких лапок, Жека обречен. Коля понимал, что обречен в хорошем смысле слова – его ждет великое будущее и огромная научная слава.

Конечно, было немного грустно, потому что Лейвайса – Саша Левин – остается жить с папой Левиным в Москве, в его клинике неврозов. Но вскоре выяснилось, что это только формально. Ни одна московская хорошая школа не согласилась взять Сашу Левина, хорошего ученика, в середине года, плохие школы не рассматривались, таким образом Саша Левин оказался с временно не решенной проблемой, как говорил папа Саши Левина, у нас. И Дедушка сказал, что эту проблему частично можно решить, если кто-то из семьи Левиных, их знакомых, ассистентов, лаборантов или легких больных сможет доставлять Сашу Левина к утренней электричке на Казанский вокзал, а здесь есть кому встретить и проводить до школы, которая уже согласилась принять Колю Татищева и Костю Лаврищева.

– Три человека – это коллектив, – подмигивал непьющий кришнаит Михеич. – Они там на троих сообразят.

Папа Левин тоже подмигивал то левым, то правым глазом, хотя не знал, что этот опасный Михеич имеет в виду. Но понимал, где сила – там и правда, и его Саша тут не пропадет. А может, даже духовно и душевно окрепнет. И иногда Саша может даже ночевать на нашей даче. Тут стало совсем весело, хорошо и надежно. Иногда, правда, провожатые Саши Левина провожали Сашу Левина до самой дачи и оставались ночевать, это было не так надежно, хотя они были пациенты с очень легким диагнозом… Но все равно все-все на свете было хорошо, несмотря на метель и морозы.

Новая школа должна была стать большим потрясением для нас всех (так считал не только папа Левин, но и Мама, и Папа, который был сейчас с Мамой заодно, и даже Дедушка согласно кивнул, не выходя из комнаты, а на пороге закурив трубку). Словом, все.

И мы все трое, то есть Коля, Костя и Саша Левин, осознавали важность момента. Если в школу ты едешь не на метро, не на автобусе, даже не санках с Папой, как в младших классах, даже не самостоятельно идешь, переходя большой мост, чувствуя затылком взгляды родственников, а едешь, пусть и пассажиром, на трех Харлеях с Михеичем, Натанычем и Егорычем, то никакая школа тебя не потрясет. Ну честно, ребята… И что было в это школе на уроках, тоже неважно, потому что обратно вас доставляет дядя Валера на квадроцикле. Взрослые, надо отдать им должное, ситуацию понимали, ничего о школе не спрашивали.

И все же первый день в новой школе – это первый день в новой школе, если вы понимаете, о чем я говорю. Страшно было идти в новую школу, где никто, буквально никто, тебя не знает. У Коли, конечно, были друзья в этой школе, но они учились в других классах – на год старше и на год младше. Хотя и это неплохо, будет, с кем играть в школьном дворе на перемене.

Такого количества новеньких директор никогда не видела. Целых трое. Кажется, она сама испугалась, но может, это так показалось Коле. Левайса сразу решил наладить отношения:

– Вы у нас будете преподавать?

– Нет. Я веду физику в старших классах. Но у вас тоже хорошие учителя.

– Жаль, – грустно сказал Саша Левин. Директор не стала переспрашивать, что именно ему жаль.

– Идемте в класс, – ласково сказала она.

Директор отвела мальчиков в класс и сказала всем ученикам, что это их новые товарищи. Дети с интересом смотрели на новеньких. Новенькие и впрямь отличались. Толстовки у них были без принтов, и свитер у Коли без оленей, а в этом году все в их школе с оленями ходят. Костя таял под взглядами девчонок. Он будто окостенел, пришлось его в бок толкнуть, чтобы в себя вошел. Но он все равно не знал, как себя вести, и потому с тоской смотрел на Колю.

За одной партой втроем не сесть. С Лакостой Коля не хотел сидеть за этой партой, чтобы в новой школе их тоже не стали дразнить Щами (помните, я уже вам рассказывал – Лаврищев, Татищев значит Щи). Лакоста не хотел сидеть за одной партой с Левайсой, все же кот между ними пробежал. Поэтому Лакосте пришлось сесть рядом с девочкой. Она тут же спросила, в какой деревне они живут.

– Мы не в деревне… Мы у Дедушки в лесу.

– И адрес у вас, наверное, – на деревню Дедушке, – громко сказала девочка.

Дети засмеялись. А Костя, вы же помните, что Лакоста – это Костя Лаврищев, покраснел. День не удался с самого утра, еще и урок не начался, а они сразу стали посмешищем. И как теперь восстановить репутацию – непонятно.

Все спасти могла только перемена. Коля не слушал урок. И совсем не хотел отвечать. Хорошо, учительница в этот день не спрашивала новеньких. Коля был занят своими мыслями о репутации. Хорошо бы посоветоваться с Левайсой, он может дать правильную установку, но на уроке болтать нельзя.

На перемене все решилось само собой. Колю увидели Витька, Серега и Ромик и сразу позвали играть с собой. Все новые одноклассники с уважением посмотрели на Колю, а заодно и на остальных его друзей.

Витька пользовался авторитетом. Его в школе Витькой не называли, только Витон-Батон. Потом Лаврик – Лаврентий Купрашвили, хотя к этому моменту он еще не приехал и был в Грузии, но сказать стоит сейчас, стал называть Витона – Батони. Витька хотел обидеться, но Лаврик объяснил, что так в Грузии называют старейшину, уважаемого человека – Батони. И Витька совсем заважничал.