Грудь сладко ныла. То же самое было между моих плотно сведенных бедер.

А от произнесённых Кемалем слов стало и вовсе невыносимо. Если до того меня крыло легким приливом, то сейчас это был девятый вал. Цунами взбесившейся чувственности, которая спала мёртвым сном, даже не ведая, что однажды её разбудит ненавистный враг.

Меня не напугало обещание насилия. Мне казалось, я жду его, как финального рубежа. Пройти, чтобы обрести свободу перед совестью. Неужели остается шанс, что в нашей истории не будет так много боли и противостояний?

И я тут же прикусила язык от ярости. Где моя гордость? Как я могу думать о том, чтобы сдаться, и что самое ненавистное — сдаться из-за похоти? За что Аллах так сильно наказывает меня?

— Не боишься, — чтобы скрыть замешательство, я подняла голову, — что буду сопротивляться так сильно, что люди поселения усомнятся в твоей власти надо мной? Что тогда? Будешь бить меня дальше при них или возьмёшь прямо на тех цепях на потеху толпы?

— Наивная Газаль, — мои слова повеселили молодого шейха, — каждый здесь уверен в том, что я уже овладел тобой. И не единожды. У нас иначе не бывает. С рабынями не танцуют перед этим ритуальных танцев.

— Значит, я в их глазах твоя женщина? — мне надо было узнать, как в этом варварском поселении обстоят дела с субординацией. Не хотелось выйти без сопровождения и получить камень в голову. — И это не помешало им требовать избить меня?

— Если раб покушается на жизнь шейха, наказание — мгновенная смерть, — просто ответил Кемаль, таким тоном, будто я справилась о времени. — Поэтому можешь считать себя выше статуса рабыни. Но в отношениях между мужчиной и женщиной это мало что изменит. Ночью я приду за тобой, и лучше, чтобы ты была так же горяча и отзывчива, как несколько минут назад.

— Не будет этого, — я схватила гребень и провела по волосам. Но скрыть нервозность не удалось. Я выдирала волосы от резких рывков. — Не думай, что я покорно дам тебе это сделать.

— Тогда придется связать, — я не знала, пришла ли эта идея в голову Кемаля только сейчас либо он смаковал её раньше.

Но то, что появилось в его глазах, не оставило никаких сомнений в том, что мой похититель не шутит.

— Ты не посмеешь, — что-то внутри похолодело, засыпая тлеющие угли сексуального влечения.

— Посмею и сделаю. Чтобы у тебя не осталось повода не только винить себя, но и сомневаться в своём истинном положении. Только со временем ты сама будешь меня об этом просить.

— Как хорошо ты устроился, Кемаль, — я покачала головой. — У меня такое чувство, что твоя ненависть времен детства сейчас так же точно движет тобой. Сменились лишь методы воздействия. Ты никогда не хотел, чтобы я стала твоей женой. Завидовал моим способностям? Или настолько погряз в средневековых канонах, что считаешь женщину лишь пустоголовой игрушкой?

Мои слова заставили его обернуться на пороге. Но, кроме этого, погасить торжественный блеск в глубине глаз.

— Я всегда хотел видеть тебя своей женой, — меня поразила горячность в его голосе. — Даже сейчас, когда ты не можешь стать моей по праву. Остается поступать именно так, как я поступил, потому что мои чувства к тебе никуда не делись!

— Твои чувства — обида мальчишки, у которого отняли игрушку и отдали другому. И ты решил сломать игрушку, чтобы не делить её с соперником!

— Однажды ты поймёшь, что ошибаешься, Газаль. Но сейчас…

Скрестил руки на груди, и его взгляд наполнился тьмой и холодом. Я напряглась всем телом, ожидая, что сейчас мой похититель отдаст унизительный приказ. Но он как будто колебался. А потом изрёк таким тоном, что я пожалела о том, что первая начала подобный разговор:

— А сейчас я разрешу тебе увидеть меня тем монстром, которого ты нарисовала в своем воображении. Сегодня же ночью.

Он ушел, а я еще долго не могла прийти в себя. Расчёсывала волосы и смотрела в одну точку. В шатре было прохладно из-за систем климат-контроля. Интересно, как далеко отсюда резиденция самого эмира? Вряд ли они живут в поселении постоянно.

Еду принесла совсем другая женщина. Не Амира. Её лицо скрывала наполовину прозрачная вуаль, а сама она выглядела испуганной. Как будто тревога ни на миг не отпускала. Все это было даже в позе — согнутые плечи, суетливые жесты.

Она избегала смотреть мне в глаза и обращалась почтительно — «сайида»[1]. О том, что это не обычная форма почтительного обращения к мусульманке, а подчеркивание социального различия, я не сразу поняла. Лишь когда девушка наливала в пиалу чай, склонила голову. Прядь русых волос упала на её щеку, обнажив висок с…

Я подумала, что мне показалось. Но Нет. На её виске была выбита надпись на языке бедуинов. Небольшая, искусно выполненная, но что-то мне подсказывало — к украшению, набитому по доброй воле, это имело мало отношения.

— Подожди! — я ощутила, как меня заливает жгучая ненависть к шакалам песчаных дюн. — Как твоё имя? Кто это сделал?

— Простите меня, сайида, — испуганно прошептала девчонка. В глазах появилась тревога. — Прошу, не говорите никому. Вы не должны были это видеть. Если он узнает, то изобьет меня.

— Да кто «он»? — если бы она назвала имя шейха Асира или Кемаля, я бы не сдержалась, накричала бы на каждого и высказала все, что думаю.

— Мерхан-бей. Мой господин.

Её акцент показался мне знакомым. Но имени я так и не узнала — ссутулившись еще сильнее, девушка буквально вылетела прочь. Европейка? Да есть ли страх перед Аллахом у этих варваров?

«Думай о себе», — застучала в мозгу мысль. Но выкинуть из головы эту испуганную девчонку я так и не смогла. Решила, что поговорю с Амирой и узнаю, кто она и как попала сюда. Эти варвары не имели права осуждать моего отца за то, чего не гнушались сами!

Но когда пришёл шейх Асир, я не нашла в себе сил потребовать пояснений. Пока что он был единственным, кто проявил ко мне доброту, и пусть вечером я лишусь его поддержки, сейчас стоило использовать любую возможность восстановить силы и отвлечься от тяжёлых мыслей.

А они, стоило сказать, начали атаковать меня со всей жестокостью. Я проклинала себя за слабость. За то, как тело-предатель отреагировало на поцелуи и прикосновения Кемаля. Даже в состоянии шока, даже ради спасения я не имела права цепляться за подобный спасательный круг!

— Газаль, приветствую.

Видимо, Асир объезжал селение. Я отметила, что он так же хорошо сложен, как и его сын. Похоже, спорт и здоровый образ жизни занимали в жизни Аль Мактумов особое место.

— Шейх Асир, — я чувствовала кожей, что этот человек желал мне только добра. Возможно, его даже тяготила необходимость мести. — Рада вас видеть.

— Ты плакала, дитя мое? — все-таки красные глаза не укрылись от его внимания.

— Да, — просто ответила я, но заострять на этом свое внимание не стала. Начнет успокаивать — снова разрыдаюсь. Хватит уже. — Минутная слабость. Она не стоит внимания.

— Хотел бы я видеть твои глаза, горящие от счастья, — поджал губы мужчина, — но я верю, что еще увижу их. И не раз. Продолжим нашу партию?

Мы сели к столу. Как и прежде, шахматы полностью овладели моим сознанием, я с удовольствием включилась в поединок. Шейх был сильным противником, но против меня у него не было никаких шансов. На третьей партии я даже попыталась поддаться, но это Асиру не помогло.

— Меня бы подняли на смех, узнай, что я проиграл женщине шестую партию подряд, — потер подбородок эмир. — Но, если я назову твоё имя, они сочтут меня безумцем, осмелившимся сыграть с гением.

— Меня всегда смущали громкие слова о моей гениальности, — здесь, среди песков и диких нравов я чувствовала себя едва ли не ведьмой и не стремилась раскрывать свои способности. — Я просто с ранних лет интересовалась математикой. Это опыт.

— Ты недооцениваешь себя, дитя. Но полно. Еще одно поражение может здорово меня задеть. Приглашаю на прогулку по нашим владениям.