Наши взгляды встретились. Газаль была из тех потрясающих женщин, что умеют улыбаться глазами. Восторг, кураж и невысказанный протест плескались в темных озерах, зажигая кровь снова и снова.

Я был одержим ею столь сильно, что даже пропустил тот момент, когда страсть начала стремительно превращаться в нечто другое. Чувства, которым я сопротивлялся с ранних лет.

Часть меня желала подчинять, контролировать, держать рядом, подчинив всю ее жизнь своим желаниям. А другая — добиться любви без насилия и принуждения. Чтобы смотрела на меня так, как сейчас, скрывая улыбку, отразившуюся в глазах. Чтобы не осыпала проклятиями, а в молчании не чувствовалось ненависти и осуждения. Я хотел бы получить ее отдачу без применения силы. Но такой расклад не могла просчитать ни одна из ее теорем.

Саид нагнал нас в километре от поселения. Гроза спугнула горных сайгаков, и воин песков не мог отказать себе в охоте. Тело молодого животного было перекинуто через круп коня.

Газаль содрогнулась и отвела взгляд. Ей трудно было привыкнуть к такому. Саид лишь слегка свел бровь, забавляясь реакцией моей пленницы. Но от его взгляда не укрылся блеск ее глаз и расслабленная поза.

Недосказанность повисла в воздухе. Верный страж семьи перешел на диалект туарегов, рассказывая подробности охоты и наблюдая за реакцией Газаль. Лишь убедившись, что она не понимает ни слова, резко сменил тему.

— Кемаль, люди в поселении ведут пересуды и сомневаются в твоей мужской силе.

— Ты не знаешь, что с этим делать? — криво усмехнулся я. — Имена. Пожалуй, я долго отсутствовал, раз возникли сомнения в моем авторитете. Придется напомнить им, благодаря чьей милости у них есть крыша над головой, вода, еда и лекарства. И что шейх не станет тешить их глупые головы криками женщины в моем шатре. Наказание всем, кто посмел распустить свой поганый язык!

— Мой шейх, — лицо Саида замкнулось, посуровело. — Начинать свое восхождение на трон с репрессий ради дочери кровного врага семьи Аль Мактум — не лучший выбор. Рабы тоже в смятении. О розе Аль Махаби говорят, как о рабыне, подчинившей тебя себе полностью.

— Ты предлагаешь мне слушать сплетни рабов? Не иначе, как горная гроза помутила твой рассудок, Ассасин. Любые волнения в поселении, зачатки бунта ты обязан гасить в зародыше. Это твой долг! Вместо этого ты решил передать эти сплетни мне? Ты в себе?

— Ты знаешь, мой мальчик, что я никогда не желал тебе зла. И все, что я сейчас говорю — исключительно в твоих интересах! К тому же, не секрет, что туареги видят твоей избранницей не дочь Махаби…

— Сборище племен, которые не так давно устраивали ритуальные жертвоприношения, чтобы вызвать дождь, будут диктовать мне, с кем проводить дни и ночи? К чему этот разговор?

— Ты дал много свободы розе пустыни. Она открывает лицо, говорит с тобой, как с равным. В угоду ее желаниям ты покидаешь поселение и уезжаешь прочь, не сказав никому ни слова. Ночью с гор спустились хищники, они могли напасть на вас! Беспечность — не лучшее качество будущего эмира.

— Слушай меня, Саид, и внимательно, потому как ты уже заставил повторить дважды. Всех, кто посмел чесать языками за спиной шейха и оспаривать мое отношение к Газаль, наказать. Публично. Показательно.

— Подумай, как они будут относиться после этого к дочери Аль Махаби, Кемаль. Ее жизни может угрожать опасность.

— Разве не для этого я велел тебе не спускать с нее глаз и беречь? Если хоть один волос упадет с ее головы, в этом будет твоя вина. И я не посмотрю на то, что ты верой и правдой служил моей семье.

— Я услышал тебя, Кемаль. Не считай меня врагом. Я буду беречь твою пленницу ценой своей жизни. Как и тебя самого.

Газаль

Я понятия не имела, о чем они говорили. Услышала лишь собственное имя и девичью фамилию. От того, что меня обсуждают, как вещь, на незнакомом языке, стало неприятно, и я постаралась не обращать на это внимания. Пусть Саид не проявлял открытой враждебности, но во всем его поведении было какое-то странное снисхождение с оттенком иронии.

Я явно не нравилась цепному псу Аль Мактумов. Но это его личные проблемы! Он мог не идти на поводу у Кемаля и не похищать меня, тогда не было бы повода для неприязни. Можно подумать, я здесь по своей воле!

При всех этих «инсайтах» я прекрасно понимала, что сбежать он мне не поможет. Будет делать вид, что все нормально, ради Кемаля. Или же… Внезапное открытие было похоже на удар в солнечное сплетение.

Ассасин опасен. Ему ничто не стоит сделать так, чтобы я пропала без вести в песках, и списать все это на несчастный случай. Кемаль, конечно, может за это снести с его плеч голову, но решающее слово окажется за Асиром. А хитрая натура Саида позволит ему выйти сухим из воды. В этом я даже не сомневалась.

Волшебство прошедшей ночи в оазисе стало таять, как снег под солнцем. Тревога охватила меня. Я понимала одно — теперь мне стоит умерить свой нрав и держаться рядом со своим похитителем ради собственной безопасности. Даже если для этого придется ни на шаг не отпускать его от своей постели.

И в поселении чувствовалось какое-то нездоровое любопытство. Чтобы привлекать меньше внимания к себе, я опустила голову, всем своим видом демонстрируя покорность своему хозяину. Но Кемаль сам, по-видимому, сделал то, что выбивается из системы отношений раб-господин: подал мне руку и галантно помог спуститься на землю. Саид задержал взгляд дольше, чем полагалось, затем кликнул помощников, которые забрали добычу.

— Иди в шатер, — коснувшись губами моего виска, велел шейх. — Я должен кое-что решить. Велю приготовить ванну, и жди меня.

И надо же — вновь все тело опалило огнем предвкушения. Забыла напрочь о тревогах, убедив себя, что мне просто показалось. Наверное, ночью в поселении просто произошло что-то, что требовало присутствия Аль Мактума, от этого Саид так себя повел. А я в таком напряжении, что вижу монстров там, где их нет.

Вместо Амины пришла Зарифа. Известила, что спустя полчаса будет завтрак, а пока что приготовят воду. На мужчин, что носили ведра, я практически не обратила внимания.

— Почему не прислали Амину? — спросила я. Но мой вопрос остался без ответа.

Кемаль вернулся тогда, когда стол уже накрыли. Мы завтракали, стараясь не встречаться друг с другом взглядами, понимая, что не устоим. Снова набросимся друг на друга, как в эту ночь на песке под звездным небом. Наверное, нам уже никогда не будет нас много.

Тело приятно ломило. Я надкусила плод агавы. Мелькнули где-то в потаенном уголке сознания мысли о Далиле, и тут же погасли, как будто мой муж давно стал человеком из прошлого. Я и сама все четче начинала понимать, что влюбилась в его доброту и теплое отношение. В качества, которыми любой нормальный человек обладает по умолчанию. Любить только их — нонсенс.

Прошло так мало времени, а мое мировоззрение уже переменилось.

Кемаль отставил кубок с серебряным тиснением, подошел ко мне, обхватил лицо ладонями и жадно поцеловал. Я закрыла глаза, вбирая собственную вибрацию, и ответила на его поцелуй. Платье упало к моим ногам, и я тихо застонала от приятного ощущения, чувствуя сладкую беспомощность в сильных объятиях мужчины.

— Мое безумие, — прервав поцелуй и зарываясь носом в волосы, прошептал Кемаль. — Моя звезда, предрекающая путь. Моя луна!

«Он может быть другим… нежным и осторожным… почти поэтом!» — от изумления я лишь прижалась сильнее обнаженным телом. Даже трение кожи о грубую ткань его темной кандуры вызывало сильный эротический импульс. Кемаль прижал к себе, а затем поднял над полом, оставляя жаркие поцелуи на груди и шее.

— Я готов подарить тебе мир, Газаль… — признание было слишком надрывным и внезапным, чтобы заподозрить в нем обман. — Я уже больше года мечтаю сделать мир единым для нас двоих.

— Я не… не разделяю… — покачала головой, уткнувшись ему в плечо.

— Я знаю, — в голосе послышалась едва ли не боль. — Но я сделаю все, чтобы однажды мое желание стало и твоим тоже…