Сразу по возвращении из ссылки братья Шуйские начали плести заговор против царя Дмитрия. Вообще-то говоря, слово «заговор», на мой взгляд, неуместно. В любой исторической эпохе, включая современную, при возникновении кризиса власти любой психически здоровый человек начинает думать, а что ему делать, если данная власть рухнет. На уровне простых обывателей эта реакция выражается в обращении наличности и недвижимости в золото или иностранную валюту, в бегстве из страны, в закупке одного или нескольких АКМ и РПГ и т. д.
Люди же, близкие к власти, при нестабильном правлении просто вынуждены думать, а кто и что будет потом. Причём они это делают не из-за своей зловредности, а из чувства самосохранения. Таким образом, термины «заговор» и «мятеж» применимы к попытке свержения дееспособного правительства. А когда, как метко сказал вождь, «верхи не могут, а низы не хотят», то надо подобрать иные термины для тех, кто хочет убрать неспособных правителей. Как сказано в средневековой шотландской балладе, «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». К примеру, никому из отечественных историков до сих пор не пришло в голову назвать мятежниками гвардейских офицеров, приведших к власти Елизавету Петровну, Екатерину Великую и Александра I, хотя в ходе оных действий были убиты три вполне легитимных императора (Пётр III, Иоанн Антонович и Павел I).
Царь Дмитрий не имел никаких шансов процарствовать хотя бы несколько лет. Писатели-верхогляды любят сравнивать Лжедмитрия I с Петром I. Возможно, внешне есть что-то общее: и потешные игры, и насмешки над боярами, и введение заморских обычаев, и любовь к весёлым забавам. Но это лишь внешнее сходство. Деяния Петра на 80 процентов шли на пользу отечеству, а на 20 процентов были фарсом, у Лжедмитрия же фарсом было всё. Пётр лишь под конец жизни и в зените славы рискнул объявить себя императором и жениться на чухонке, кстати, много лет ревностно исполнявшей все православные обряды. Гришка же Отрепьев начал своё царствование с того, что объявил себя императором и женился на польке-католичке.
Царь Дмитрий не имел никакой опоры в стране, он не мог положиться ни на бояр, ни на дворян и служилых людей, ни на казаков, ни на церковь. Царя поддерживали лишь временные попутчики, как те же ляхи, пока он осыпал их золотом.
Именно при Лжедмитрии I объявились многочисленные казацкие самозванцы и началось то, что историки Покровский, Станиславский и К° называют гражданской войной. На самом же деле это был разгул дикого бандитизма. По сравнению с «воровскими казаками» XVII века, махновцы и моджахеды могут сойти за вполне порядочных людей.
Лжедмитрий пришёл к власти в результате просчёта боярских группировок Романовых и Шуйских, боровшихся за власть. Причём активную роль играл клан Романовых.
Ряд историков утверждают, что народ любил царя Дмитрия. Начнём с того, что реакция толпы на явление царя или вождя крайне обманчива. Вот, например, какие огромные толпы восторженных людей собирались по ходу путешествия Николая II с семьёй по романовским местам в честь трёхсотлетия династии. А через четыре года вся страна ликовала, узнав об отречении царя. Предположим, что в 1913 году в Кострому приехал не православный царь с семейством, а, скажем, персидский шах с гаремом из трёхсот красавиц, одетых в абсолютно прозрачную ткань. Так что, народу на пристани собралось бы меньше? В 1799 году по пути в Париж Бонапарта встречали восторженные толпы, но когда адъютант Жюно обратил внимание на них генерала, тот ответил: «Ещё больше народа собралось бы смотреть, как меня повезут на казнь».
Московский люд собирался глазеть на забавы нового царя, как на шоу, и соответственно к Дмитрию и относился. Не следует забывать, что за несколько месяцев своего правления Лжедмитрий растратил большую часть казны Московского государства, которая собиралась много веков. Надо ли говорить, что большая часть денег, розданных царём своим польским и русским сторонникам, оседала у московского населения — торговцев, шинкарей, девиц из Лоскутного ряда и др. Ясно, что поддержка этой части населения вряд ли могла удержать самозванца на престоле.
Шуйского часто упрекают, что он поторопился с переворотом и поторопился напялить на себя корону. Попробуем представить, что Шуйский не поспешил бы с переворотом и коронацией, что бы произошло тогда? В начале главы уже говорилось, что по феодальному русскому праву род Шуйских имел не меньше, если не больше, прав на владение Русью, чем род Ивана Калиты. А поэтому после падения Лжедмитрия, а он неизбежно пал бы и без участия Шуйского, единственным легитимным правителем мог стать только старший в роду Шуйских, то есть Василий Иванович. Что же, выходит Василий Иванович в самом деле поторопился? Нет, все его действия в мае 1606 года были вполне оправданны, поскольку к власти рвались и другие. Можем ли мы хоть на секунду поверить, что Филарет Романов и К° тихо собирались жить под властью самозванца?
Итак, Шуйский в ночь на 17 мая 1606 года возглавил переворот. Надо сказать, что операция была проведена вполне грамотно. Заметим, что Василию Ивановичу потребовалось куда больше ума и хладнокровия после убийства самозванца, нежели на начальной стадии переворота. Шуйский всеми силами хотел избежать конфликта с Польшей, поэтому его первоочередной задачей было спасение Марины Мнишек и её фрейлин, а главное, польских послов.
По приказу Шуйского Марину отбили у восставших москвичей, хотя она перед этим получила хороший урок. В первые же минуты переворота Василий Иванович отправил гонцов к королевским послам Николаю Олесницкому и Александру Гонсевскому передать, что послам опасаться нечего. Но послы и их люди не должны смешиваться с другими поляками, которые приехали с сендомирским воеводой в надежде занять Москву и сделали русским много зла. Гонсевский отвечал: «Вы сами признали Дмитрия царевичем, сами посадили его на престол, теперь же, узнав, как говорите, о самозванстве его, убили. Нам нет до этого никакого дела, и мы совершенно покойны насчёт нашей безопасности, потому что не только в христианских государствах, но и в бусурманских послы неприкосновенны. Что же касается до остальных поляков, то они приехали не на войну, не для того, чтобы овладеть Москвою, но на свадьбу, по приглашению вашего государя, и если кто-нибудь из их людей обидел кого-нибудь из ваших, то на это есть суд. Просим бояр не допускать до пролития крови подданных королевских, потому что если станут бить их перед нашими глазами, то не только люди наши, но и мы сами не будем равнодушно смотреть на это и согласимся лучше все вместе погибнуть, о следствиях же предоставим судить самим боярам».
Гонористый пан мог позволить себе вести столь воинственные речи, поскольку к посольству по приказу Шуйского подошёл отряд из пятисот стрельцов и занял оборону по внешнему периметру ограды дворов.
Шуйскому удалось защитить от избиения москвичами иностранных наёмников, находившихся в Кремле. Те быстро оценили намерения заговорщиков и прекратили сопротивление. Шуйский ещё ночью связался с их командиром Жаком Маржеретом и предложил перейти к нему на службу. Маржерет, естественно, согласился, ему было абсолютно всё равно, кому служить.
До окончания избиения поляков ни один человек из охраны посольства так и не попытался пройти сквозь стрелецкое оцепление, чтобы защитить своих соотечественников.
Василий Шуйский не призывал к убийству поляков, но и не особенно препятствовал делать оное москвичам. Ляхов спасали выборочно. Так, были спасены Юрий Мнишеки князь Адам Вишневецкий. Защищать же всё панство у Шуйского не было ни возможности, ни желания. Кроме того, Василий Иванович прекрасно знал, что король Сигизмунд не станет плакать из-за нескольких десятков шляхтичей и нескольких сотен солдат их частных армий. В Польше был рокош, и королевские войска воевали с теми же частными армиями.
По всей Москве горожане громили дома, где жили поляки. Позже поляки распустили слухи, что их было убито свыше двух тысяч человек. На самом деле было убито двадцать знатных шляхтичей, около четырёхсот их слуг и оруженосцев, а также аббат Помаский. В ходе схваток с поляками было убито свыше трёхсот русских.
