– Неужели новые года все еще приходят? Неужели год не застыл?

Тигр не понял ни слова, но, собравшись с духом, тем более соперник выглядел не слишком грозным, громко спросил:

– Кто вы такой, милостивый господин, и как изволите называться?

– Меня называли господин Хорек-лампочник…Как же долго я не произносил своего имени…Как долго я вообще ничего не произносил!

Незнакомец замолчал. Барабанщик не отрывал от него глаз, крепко сжимая палочки. Некоторое время ничто не нарушало вой вьюги.

– Однако, – снова заговорил тоненький голосок, – вы-то, вы-то кем изволите быть, господин, и каким, каким же образом здесь могли очутиться?

Тигр внезапно понял, что в словах его неожиданного собеседника чувствовались не только удивление, но и страх. Барабанщик сделал шаг вперед и немного успокоился, увидев, как господин Лампочник отпрянул. Тигр не знал, как преподнести все, что с ним случилось за эту ночь и вечер, да еще и не ясно кому, но что-то нужно было говорить.

– Я, Тигр-барабанщик, житель Нижних ярусов Праздничной Елки, – начал он. – Я и одна жительница Верхних ярусов искали на опушке этого леса (Тигр показал в какую-то сторону, хотя совершенно не знал куда) госпожу Сову, возможно, вы ее знаете. Но на опушке мою спутницу похитили. Была метель и вспышки…

– Вспышки! – перебил Тигра Лампочник с выпученными глазами. – Следуйте за моей лампочкой, господин!

Закончив последнюю фразу, Лампочник бесшумно засверкал ножками по тропинке. Шар в его руках загорелся сильнее. Бежать неизвестно куда за говорящим загадками Хорьком или оставаться на месте и умирать от холода: выбор был невелик.

Перестав воспринимать время с того момента, как вошел в лес, Барабанщик не мог даже примерно представить, сколько он уже гнался за шариком-лампочкой по широким, узким и совсем узким тропинкам, непролазным зарослям, снегу и льду. Он уже успел порядочно исцарапаться, и, вылезая из очередных дебрей веток, зацепился колпаком. Тигр со злобой дернул колпак, оторвал помпон и обернулся в поисках своего проводника. Несколько секунд он не находил лампочки, и сердце екнуло, но вскоре она отыскалась. Господин Лампочник остановился.

– Сюда, господин, скорее, – пропищал Хорек, указывая на какую-то толстую ветку. Когда музыкант приблизился к ней на расстояние примерно тридцати тигриных шагов, он рассмотрел, что в ветке было проделано крупное отверстие, в котором через несколько мгновений скрылся Лампочник, махнув перед этим лапкой внутрь ветки. Впрочем, он мог этого и не делать: Тигр уже догадался, куда лежит его путь. Доковыляв до дупла, Барабанщик заметил, что дупло в этой крупной высохшей голой ветке, по-видимому, очень удобно для его нового знакомого, но ему не очень-то подойдет. Однако стоило ему просунуть в отверстие нижнюю лапу и голову, как оказалось, что он легко в него пролезает. На миг у музыканта даже мелькнула мысль, что дупло расширилось по мере его проникновения. Но додумать эту мысль Барабанщик не успел, так как его лапы не смогли нашарить что-то, куда можно было ступить, и он провалился в пустоту.

Тигр крикнул обрывающимся, свойственным для падения голосом, но не прошло и секунды, как он уже лежал на чем-то жестком и колючем в полной темноте.

– Господин Лампочник, или как вас там! – прохрипел музыкант со всей злостью, какая у него была. – Чтоб у тебя всю жизнь старый год был, – чуть слышно добавил он сквозь зубы, одно из самых страшных пожеланий на Праздничном дереве.

– Простите великодушно, не извольте гневаться, господин, – виновато произнес тоненький голосок. При этих словах зажглась лампочка, на этот раз еще ярче.

Тигр огляделся. Они с Лампочником находились в высохшей сердцевине ствола опорной ветки, то есть растущей из самого ствола Елки, вроде Посадочной, но меньше. Дупло располагалось в растущей из нее ветке, к внутренней стороне опорной ветки под дуплом были прибиты малюсенькие дощечки. Тигр догадался, что по ним Хорек спускался и поднимался. Спасительной для музыканта оказалась куча старых высохших иголок. Неподалеку от нижней дощечки и иголок стоял крохотный стол и стул. Над ними в стене были сделаны дверцы, видимо, представлявшие собой некий стенной шкаф. Рядом на двух врытых в кору опорной ветки деревяшек и перекинутой третьей висел котелок. В дальней оконечности этого жилища прислонилась к овальной стене маленькая кроватка, застеленная той же подстилкой, на которой лежал музыкант. Для Барабанщика оставалось загадкой, как могла высохнуть эта ветка, причем именно в этом месте. Раньше он о таком не слышал.

– Извините уж старого Лампочника, – продолжал Хорек, помогая Тигру отряхнуться от иголок, – я и не подумал, что вы такой большой и соскользнете со ступенек, но, к счастью, вас спасли мои запасы горючего.

Хорек взял охапку иголок, подошел к котелку, кинул иголки под него, а затем коснулся их своей лампочкой. Через пару мгновений иголки зажглись. Лампочник жестом пригласил Тигра присесть за стол, а сам залез на стол и стал шарить в дверцах. Музыкант, поняв, что стул он раздавит, снял, наконец, с шеи барабан и уселся прямо на пол, довольно холодный, но, по крайней мере, здесь было несравнимо теплее и уютнее, чем снаружи.

– Сегодня вы мой гость, господин Тигр-барабанщик, я правильно запомнил ваше имя? – прожужжал Хорек, когда спустя время налил в плошку, больше похожую на чашку, варево из котелка.

– Верно, – откликнулся Тигр.

– Прошу, попробуйте, – протянул Лампочник. – Это все, что я могу вам предложить, но, пожалуйста, расскажите еще раз, как вы попали в лес, и вообще… (он сделал паузу)… что сейчас на Елке?

Тигр еще раз пересказал историю сегодняшнего вечера, стараясь не называть имен, все-таки он не слишком доверял своему странному собеседнику, хотя музыкант сомневался, что тот хотел его отравить, поэтому похлебку из каких-то трав и корешков проглотил в два приема. Рассказав об исчезновении Совы и Тигриуски, Барабанщик обрисовал встречи Нового года за последние несколько лет. Лампочник внимательно слушал, хотя выглядел абсолютно ошеломленным. Когда Тигр закончил рассказ, то задал вопрос, который мучил его большего всех, накопившихся со времени пребывания в Северном лесу:

– Господин Лампочник, возможно, это прозвучит глупо, но не встречались ли вам кто-либо из двух пропавших дам, о которых я рассказывал?

Хорек-лампочник горько усмехнулся:

– Мне придется разочаровать вас, господин Барабанщик, но вы первый, кого я вижу впервые за много-много лет. Вы изволили пожелать мне вечного старого года (Тигр слегка покраснел, оказалось, что у Хорька острый слух), но должен вам сказать, что ваше желание исполнилось еще задолго до вашего рождения, так как я нахожусь здесь уже явно дольше, чем все ваши встречи новых лет.

– И сколько же вы здесь? – удивленно ужаснулся Барабанщик.

– Я не знаю. Я считал первые тридцать лет, а потом сбился со счета. Иногда мне кажется, что с тех пор прошло еще больше. Да и как можно делить года, если в силу своей однообразности они сливаются в один? Послушайте теперь вы мой рассказ, и вы удивитесь не меньше, чем вы меня удивили.

Тигру почудилось, а может, и нет, что лампочка и потрескивающие иголки приняли новый оттенок. Тонкий голос Хорька вдруг стал солиднее.

– Я приехал на Елку впервые совсем молодым скасом. Мне было тогда примерно столько же, сколько вам, сударь мой. Так как я рано осиротел, то появился на Праздничном дереве один, и знакомых у меня там не имелось. Вы спросите меня, каким же образом меня пустили, потому как в мое время, да и если ничего не изменилось, то и в ваше, на время празднеств жителем Елки может стать только тот, у кого есть на ней жители-родственники, согласные принять его. Да, в самом деле, я сказал вам, что был сиротой и никого из обитателей Праздничного дерева не знал, однако же…

Лампочник сделал паузу, похоже, он все больше входил во вкус рассказа.

«Неудивительно, – подумал Тигр, – если он здесь так долго, как говорит, то ему определенно есть, что сказать».