Аппаратура «Стоглаза» тоже не подвела. Покружив вокруг кокона по сложной орбите, беспилотник без особого труда обнаружил аномалию на условной поверхности чёрной дыры, в синтезированном изображении выглядевшую заклёпкой на нефтяном рифлёном баке. Диаметр «заклёпки» приближался к восемнадцати километрам, высота до верха ребристой шляпки равнялась трём километрам, и сразу становилось ясно, что она является лишней в этом физическом ансамбле звёзд, чёрной дыры и падающих на неё светящихся струй.
Больше всех обрадовался открытию «заклёпки» не Шапиро, предсказавший её местонахождение, а Таир Эрбенов, впервые в жизни выбравшийся в дальний космос. Он и предложил Дариславу посетить артефакт, вопреки законам физики не поддающийся гигантской гравитации чёрной дыры.
– Ведь не для того летели в такие дали, – закончил он, – чтобы констатировать факт существования экзота. Было бы грешно не воспользоваться предоставившейся возможностью выяснить технологии создания сооружений существами, намного опередившими нас в развитии.
– Не уверен, что намного, – возразил скептически настроенный Шапиро. – И у нас, и у вас уже вплотную подошли к использованию «деформированного» и «кристаллического» вакуума в качестве строительного материала. Тут то же самое.
– Пусть будет по-вашему, – смутился обладатель копны чёрных волос и бородки. – Я могу рискнуть…
– Полетит команда ЧС, – решил Дарислав. – Наш спецназ, я и вы. Если удастся пройти внутрь станции, начнём исследования всеми комплексами.
Зализанный параметрической геометрией «голем» оторвался от гигантского ската – таким в настоящий момент выглядел эскор – через полчаса и нырнул к чёрной бездне в центре кокона, тревожащей души людей своим загадочным происхождением и невероятной гравитацией.
Дарислав занял место пилота, включая режим связи с компьютером аппарата «один-на-один».
Отряд рассредоточился по кабине за спинами командиров, спокойно реагируя на ожерелье красных индикаторов, распавшихся по торпеде управления: система контроля пространства таким образом давала понять экипажу катера, что вакуум вокруг чёрной дыры взбаламучен, как ил трясины под веслом лодочника, и все его обычные характеристики намного превышают допустимые значения.
Таир Эрбенов, не отличимый благодаря «кокосу» от остальных десантников, запаковался в кресле, на вопрос Дарислава «Как самочувствие?» бодро ответил: «Лучше всех!». Его ложемент представлял собой сложный компьютеризированный комплекс, на который сводились все линии датчиков и анализаторов среды, а также каналы связи с компьютерами эскора. Не мог он только одного – вмешиваться в управление катером.
Точно в таком же положении устроился и Шапиро, для которого кресло оператора-кванконика давно стало привычным рабочим местом. Иногда Дарислав даже завидовал энтузиазму и энергии учёного, возраст которого превышал его собственный в два с лишним раза. Всеволод был лёгок на подъём и был готов ради изучения космических тайн хоть к чёрту на кулички. Как-то Дарислав спросил физика:
– Всеволод, вы были женаты? Я имею в виду там, на альтернативной Земле?
– Дважды, – рассмеялся Шапиро. – Гражданский брак с подписанием контракта. Но детей не заимел, о чём сожалею.
– Почему? Сейчас модно быть чайлдфри[8].
– Чайлдфри не для меня, у нас эта зараза сократила население к двадцать третьему веку на тридцать процентов. Детей теперь предпочитают выращивать в колбочках, смешивая гены, в том числе не только человеческие, но и гены животных, и даже растений, как ингредиенты коктейля.
– Человеческие гены с генами растений? – не поверил Дарислав.
– Я даже встречался с такими существами, от которых оторопь берёт. Вы по художественным музеям не ходите?
– Почему не хожу, посещаю изредка.
– Мне иногда кажется, что великие мастера прошлого – Веласкес, Босх, Гойя, Караваджо – бывали в будущем и видели монстров, порождённых смешением генов. Пока я был молод, всё хотелось достичь статуса высшей учёной касты, открывающей дорогу к Нобелю, а когда спохватился, женщины перестали обращать на меня внимание.
– Ну, это вы напрасно жалуетесь, – усмехнулся Дарислав, вспомнив, как физика опекали операторши фрегата «Великолепный» и коллеги женского пола в экспедициях. Выглядел он весьма колоритно, отрастив шевелюру серебристого цвета.
«Голем» приблизился к «заклёпке», превратившейся в бугор, иссечённый сложным узором трещин и выступов.
Сначала Дарислав подумал, что такой ландшафт создаёт материал «заклёпки», состарившийся в экстремальных условиях и покрывший крышу сооружения сетью разломов. Однако Шапиро мыслил иначе.
– Эффект Свечникова, – сказал он уверенно.
– Что? – не понял Волков.
– Есть такой фрактал – Серпинского-Свечникова, замкнут сам на себя почти как бутылка Клейна[9], но с некоторыми нюансами фазированной решётки. Может служить антенной для приёма и передачи «струнных» сигналов. Не так ли, Тим?
– Я специалист по теории измерений, – буркнул Весенин.
– А мы используем такие антенны для связи в космосе, только намного меньших масштабов, – сказал Спирин. – Здесь она просто огромная.
Катер начал облёт «заклёпки», видимой лишь в жёстких рентгеновских и гамма-лучах.
Десантники замолчали, всматриваясь в рытвины, бугры и складки «фрактала», созданного неведомыми существами в далёком прошлом. Узор «шляпки» повторялся каждые два квадратных километра площади, и в конце концов это стало надоедать. Дарислав перестал напрягать зрение, вспомнив, что компьютер эскора уже сообщил бы им о находке люка или тоннеля в глубины сооружения. Однако никаких люков видно не было, что вызвало вздох разочарования не только у Эрбенова, но и у остальных космолётчиков.
– Зря полетели, – проворчал Шапиро с сожалением. – Такие конструкции не нуждаются в ручном управлении, поэтому у них не должно быть помещений для операторов.
– Но помещения для обслуживающего персонала должны быть? – сказал Эрбенов.
– Необязательно. С обслуживанием легко справится любой ИИ. А если даже такой отсек существует, вследствие того, что мы, наверно, не похожи на создателей кокона, автоматика нам вход в купол не откроет.
– Пожалуй, – согласился Дарислав. – Как вы думаете, Всеволод, зачем был построен кокон?
– Наверно, Копун ошибся в определении его назначения. Это вовсе не военная база, а скорее маяк.
– Для маяка проще использовать пульсар.
– Смотря для какой цели использовать. Если в качестве триангуляционной базы космоплавания – это одно, если только как указатель принадлежности к определённой цивилизации – другое. На мой взгляд, мы имеем дело именно со вторым вариантом.
– А ваше мнение, Роман?
Ткачук помолчал.
– Вариантов может быть больше.
– Да-да? – с интересом сказал Дарислав.
– Ну-ну? – эхом отозвался Шапиро.
Серёгин тихо рассмеялся, но влезать в разговор не стал.
– Не буду перечислять остальные варианты, – продолжил штатный физик экспедиции, не обратив внимания на их реакцию. – Станция явно рассчитана на то, чтобы её увидели. А маяк это или триангуляционная межгалактическая метка, не суть важно. Считаю, что расположение здесь военной базы нецелесообразно.
– Что и есть истина, – провозгласил Шапиро.
– И всё-таки надо проверить, – сказал Серёгин, – во избежание неправильных толкований.
– Каким образом? – осведомился Дарислав.
– Потыкаем в крышу объекта лучом лазера, может, он и откроет люки.
– Всеволод?
– Почему бы и не попробовать? Как говорится, попытка – не пытка.
– Хорошо, только сделаем это без особого риска.
Дарислав отвёл катер на высоту в десять километров над «шляпкой» и запустил беспилотник, обладающий гравикомпенсатором и неплохой полевой защитой.
В свете яркой струны огня, падающей в бездну чёрной дыры рядом с «заклёпкой», беспилотник был практически не виден, и десантники могли наблюдать за ним только после обработки изображения компьютером: белое пятнышко плавало над бугром станции, выстреливая вниз тонкий белый лучик. Но реакции сооружения на эти выстрелы не последовало. Автомат поддержки станции работал в соответствии со своей программой и гостем не заинтересовался.