Пёс не спешил нападать. Более того, даже не рычал. Он молча смотрел на человека с пакетами и облизывался.

Марк осторожно опустил ношу на землю. Приходилось двигаться медленно, чтобы не спровоцировать животное. Правая рука привычно скользнула в сумку и обхватила пальцами рукоятку ножа.

Пёс это заметил и стал приближаться. Медленно. Пригнув голову к снегу.

Бежать не было смысла: рядом нет ни заборов, ни подъезда, ни памятников на пьедестале. А если припустить напрямую, куда глаза глядят – пёс догонит в два счёта.

Марк так и стоял, ожидая решений животного. Если оно кинется – попытаться всадить ей нож прямо в шею. Если начнёт лаять – попытаться бочком уйти.

Пёс подошёл к самым ногам. Марк почувствовал, как те задрожали и подкосились.

Зашуршал целлофан. Марк не сразу понял почему.

Оказалось что пёс тщательно обнюхивает содержимое пакета. Обнюхивает, но хватать не спешит.

Марк никогда не держал дома собаку (наверное, потому, что всегда жил в квартирах), но даже он смог понять – перед ним воспитанный пёс. Он подошёл только потому, что человек опустил пакет на землю – воспринял как приглашение. Он нашёл в пакете то, что хотел бы съесть, но подождал разрешения. Это был полноценный невербальный контакт. Может быть первый в жизни Марка контакт с собакой. Добрый контакт. Ведь раньше и воспитанные, и невоспитанные псы пытались его растерзать. Раньше. А что изменилось сейчас?

Пёс посмотрел в глаза Марку и наклонил голову на бок. Из фильмов Марк знал, что таким жестом собаки выпрашивают еду. Оттуда же знал и команды.

– Можно, – сказал Марк и кивнул. Пёс неуверенно опустил морду в пакет и быстро вцепился в лоток с куриной грудкой. Через мгновение пластик от упаковки разлетелся во все стороны.

– Приятного аппетита, – сказал Марк, подобрал пакеты и быстро ретировался. Пёс проводил его взглядом и вернулся к трапезе только после того, как тень человека с пакетами исчезла в белой ряби.

2

Марк весь вечер думал о том, что произошло там, под светом фонаря. Но толковые идеи в голову к нему не пришли.

На мысль не натолкнул его и плов из магазина, и холодное отношение Барсика, и бесконечные гудки в телефонной трубке.

Лина так и не позвонила. Часовая стрелка приближалась к одиннадцати, а от неё по-прежнему не было и слуха.

После очередного звонка в пустоту, Марк лёг спать.

Солнце ослепило его на той стороне. Он всё так же сидел в кресле. Тюль так же раскачивалась на ветру. Хозяйка квартиры всё так же лежала. Вот только не на полу, а на кровати. И не одна, а с Блэком в обнимку.

– Хорошо, что вы под одеялом, не то меня стошнило бы, – сказал Марк, просто чтобы объявить о своём пробуждении. Женщина обернулась на звук и продемонстрировала страшный синяк на половину лица.

– Проснулся? – Весело спросил Блэк.

– Это с какой стороны взглянуть.

Блэк усмехнулся и жестом попросил хозяйку квартиры освободить его от тесных объятий.

– У нас сегодня большой день, – веселился Блэк.

– Ты хотел сказать ночь?

– Не-е, я хотел сказать круг. Что бы ни было, а у нас намечено грандиозное веселье.

– Вот как? А мне что-то не хочется.

– Да брось, юнга! Дело сделали! Пусть не так, как я того хотел. Но сделали же!

Марк недовольно покачал головой.

– Юнга, да перестань ты. Вроде взрослый парень, а канючишь как сопляк.

И тут Марк взорвался:

– Сопляк?! Да что ты знаешь, псих недоделанный?! Тебе хорошо там, в диспансере – накормили, напоили, да спать уложили. Что бы во сне по мирам не побродить? А я так не могу! У меня работа, у меня семья. Я вообще не понимаю, зачем мне нужен этот мир. Да и не понимаю, зачем мне тот мир нужен. Они оба пресные и монохромные. Никаких целей. Никакого прогресса.

– Псих значит…

– Тебе хорошо: у тебя хотя бы месть в целях была. А у меня и того нет. Когда-то планировал выбиться в люди, завести семью, доказать всем, что неблагополучие моих родителей – не больше, чем результат самосожаления слабых людей. Да это оказалась блаж! Семейная жизнь тоска однообразная. И есть в ней дети, или, всё одно – рутина и день сурка. И, казалось бы, спасение, выход в альтернативную реальность. А нет. Тут тоже рутина и ежедневная скука.

– Юнга, дай скажу слово, а потом буду слушать. Внимательно слушать.

– А скажи! Вам же всем сказать важнее, чем услышать! Скажи!

– Всё очень просто – цели в жизни выбираешь только ты сам. Исходишь из того, что тебе нравится, или из того, на что у тебя стоит. Стоит на дом, семью и социальное одобрение – значит к этому и стремись. Стоит на власть – добивайся власти. Стоит на книжки – читай книжки, а хочешь – пиши. Стоит на большие деньги – занимайся бизнесом. Не знаешь, что хочешь – попробуй пару вещей одновременно. Может что зацепит. Тем более у тебя на это два мира.

– Как у тебя всё просто: выбрал и вперёд. А если ни на что уже не стоит? Если всё уже достало? Если ни в чём нет смысла.

– Если ни на что не стоит, значит ты духовный импотент. Впрочем, может ты просто устал и перенервничал, такое тоже бывает.

Марк махнул рукой и пробурчал под нос:

– Да иди ты.

– И пойду. В бар пойду. Победу отмечать. А там, глядишь, и новые цели с пьяну найдутся.

3

Салун «The moon» не был в числе популярных местечек. Репутацию ему портило и название, что никак не переводилось на местный язык, и завсегдатаи посетители, и близость к железной дороге. Последняя не столько отвлекала грохотом колёс, сколько перспективой получить пулю в лоб, если тебя пьяного понесёт не в ту сторону.

И завсегдатаи тоже были с изюминкой. Большая часть – стюарты, что кутили в перерывах между затяжными рейсами. Меньшая – солдаты армии Спящих. И стычки между «частями» были далеко не редкостью.

Простые граждане заходили сюда редко, и в основном по делу – найти кого-то или что-то, передать послание или взять заказ на грязную работу.

Потому владельцы не сильно переживали насчёт презентабельного вида. Деревянный фасад облез десяток вех назад, солома под ногами стопталась в грязь, откидные столики висели на одной цепочке вместо двух, а последний стул недавно разбился о голову стюарта.

В третий колокол народа в салуне всегда было мало. Обычно, двое-трое пьянчуг пускали слюни на барную стойку, да клянчили рюмку задаром.

Но в этот раз было слишком людно. Настолько, что бармен снял с предохранителя «Винчестер» под стойкой.

В салуне шумно веселилась троица солдат Блэкреда, в углу стайка стюартов играла в карты, а к стойке приковыляла парочка чужаков.

– Какие новости, старина? – Обратился к бармену тот, что ближе походил по возрасту.

– Да никаких, по-большому счёту.

– Не может быть? – Поднял седые брови сверстник бармена. – А как насчёт Блэкреда?

Троица Спящих солдат внезапно притихла.

– А что насчёт него?

– Да так, слышал его пристрелили пару кругов назад. Брешут что ли?

Бармен покосился на троицу. Старший из них, лысый и крепкий парень, скривил непонимающую мину. А в воздухе пробежала искра напряжения.

– Я тоже слышал, что в него стреляли, – сказал бармен. – Но какая же это новость? На него раз семь за круг покушаются.

– Получается, и в этот раз мимо, – включился младший из парочки незнакомцев.

Бармен развёл руками и подбородком кивнул на тройку Спящих. Те ехидно скалились (явно знают что-то).

– Блэк, ну это всё нафиг, давай выпьем, – сказал младший из парочки.

Бармен тут же нырнул под стойку за бутылкой виски. И не потому, что собирался предложить его за счёт заведения. Просто ещё ни один посетитель не попросил что-нибудь другое.

– Да, нужно выпить, – согласился сверстник бармена. – Есть пиво?

Бармен удивился. Да, у него была бутылочка нескончаемого пенного, но лежала она так далеко, что он и забыл где именно. Пришлось покопаться в нижних, холодных полках.

– Сигареты кончились, – грустно сказал Блэк.