Чувственные губы раздвинулись в насмешливой улыбке.

― А я соврал, Ариша, ― улыбнулся еще шире. ― Как же я могу оставить тебя в покое, когда все, о чем я могу думать ‒ это ты?

* * *

― Поверить не могу, что еще ни разу тебя по-настоящему не поцеловал, ― сжимая меня одной рукой, пальцами другой водил по моим губам. ― Господи, Птичка, что в тебе такого, что я никак не могу выкинуть тебя из головы? Никак не могу перестать прикасаться… Сегодня ты еще красивее, чем раньше. Тебе не идет макияж, так даже лучше. Чистый фарфор, ― провел по щеке сверху вниз.

Подцепил ладонью мой свитер.

― А вот от этой хламиды нужно избавиться как можно скорее. Даже лучше сжечь, если ты не против!

Его подколка, наконец, помогла мне взять себя в руки, и я начала изо всех сил выворачиваться из его объятий.

― Руслан, я уже сказала… Я не стану… У меня есть парень! ― сдавленно выкрикнула я.

То, что Орлов наговорил мне кучу комплиментов, еще не означает, что я должна просто забыть обо всем, что он сделал!

На его лицо нашла зловещая тень:

― Нет у тебя никакого парня! ― по его татуированным мышцам прошла гневная дрожь. ― И советую тебе это запомнить. Думаешь, я позволю какому-то уроду целовать тебя? Да я скорее своими руками его прикончу, ― на мгновение он сжал мои плечи с такой силой, что мне стало больно.

Сделав вместе со мной несколько шагов, Руслан прижал меня к стене… Погладил лицо и спустился руками ниже, распустил мои волосы, зарылся в них головой. Моя шея покрылась колючими мурашками. Всем телом я ощутила на себе его вес.

Внутри меня поднялось два противоположных чувства. Одно говорило мне прекратить бороться и позволить ему сделать со мной все, что он захочет. Другое же…

Другое чувство набирало во мне силы с каждой секундой.

Это была ненависть. Это было отвращение. Это был стыд. Стыд перед самой собой и за себя.

Я больше не могла бояться. Не могла молчать. Не могла безвольно позволять ему делать это с собой.

Во мне что-то изменилось, перевернулось. Сломало все преграды и вырвалось наружу с ужасающим грохотом.

― Убери руки, Орлов. Убери руки, или я буду кричать. Буду кричать, пока сюда не сбежится все общежитие!.. ― низкое шипение моего голоса перешло в рычание.

Подняв голову, Руслан снова посмотрел на меня. Его взгляд будто бы стал серьезнее, но одновременно парень явно был раздражен. Верно, ведь я опять «играю в недотрогу»…

Самоуверенный мажор. Тиран. Чудовище. Неужели он думает, что ему достаточно одно слово сказать, и он тут же получит все, чего бы ни пожелал?

― Вот значит, что у тебя за «кодекс чести», вот что ты делаешь? Угрожаешь посадить девушку в мешок и бросить в реку, а затем домогаешься и насилуешь? Внушаешь ужас, угрожаешь жизни, а потом спокойно пользуешься? ― громко шептала я через силу. ― Со мной не сработает!

Мои слова медленно дошли до его сознания. У него приоткрылся рот, от лица отхлынула кровь.

― Я… что делаю? ― в глазах Руслана возник гнев такой чудовищный и жуткий, что мои ноги за секунду превратились в кисель. ― Ты сама пришла ко мне!

― Только потому, что ты мне угрожал. Но я… не боюсь тебя! ― мой голос возвысился и жалобно сорвался, по щекам покатились слезы. ― Говорил, что бросишь меня в реку, если я не буду слушаться… Так вот запомни, ― задохнулась, но продолжила с трудом, ― я никогда не дам тебе того, что ты хочешь! Готовь свой мешок, Руслан! ― уже кричала. ― Потому что я скорее умру, чем стану твоей!!!

Меня трясло. Я не знала, как еще не лишилась сознания.

Переваривая мою тираду, Орлов молча и неподвижно смотрел на меня несколько мгновений. Но внезапно его кулак с шумом и скрежетом врезался в стену рядом с моей головой. Кусочки гипсокартона брызнули во все стороны как конфетти.

Из моих легких вышел весь воздух.

Я закрыла глаза в ожидании новых ударов.

― Иди, Птичка. Иди к себе, ― вдруг произнес медленно, нарочито спокойно.

Ноги почти не слушались меня, но дважды повторять ему не пришлось. Собрав остатки сил, я кое-как дошла до выхода из его комнаты. Закрывая дверь, обернулась.

Он стоял, облокотившись о стену, опустив голову. С его кулака на пол падала кровь.

* * *

Руслан

У меня все еще не укладывалось в голове то, что я просто отпустил Арину ‒ без объяснений, без попыток как-то оправдать свое поведение. Не попытался успокоить ее или сказать, что ей не нужно было бояться меня. Но наверное, это к лучшему. Наверное, эта пауза нужна была нам обоим.

Мне необходимо было хоть немного успокоиться.

Как… как она могла подумать, что я действительно собирался бросить ее в эту чертову реку? Это было пустой угрозой, блефом, даже шуткой с самого начала. А по мнению Арины я способен был… убить ее?

Да кто в здравом уме мог в такое поверить?

Конечно, я видел, что она в тот день по-настоящему испугалась, но подумал, перенервничала. Слабая конституция. Бывает…

Просто припугнул. Даже не стал скидывать в воду ‒ пожалел ее, побоялся, что простудится. Все-таки осень.

Просто хотел, чтобы девушка относилась серьезнее к моим словам. Просто хотел, чтобы она перестала сопротивляться.

И то, что Арина считала, что я запугиваю ее для того, чтобы «домогаться и насиловать»… Меня все еще трясло от гнева. Такое выдержать было выше моих сил.

Насиловать? Насиловать?!

Хорошо, что она ушла… мне кажется, за одну эту мысль, я способен был случайно прикончить ее.

Все это время я считал ее очень и очень слабой. Слишком мягкой. Недостойной уважения. Удивлялся, как умудрился до одержимости, до безумия увлечься такой девушкой. И думал воспользоваться ее слабостью и невинностью в своих целях. Предложить что-то взамен, и все же именно воспользоваться.

Попытался поцеловать, она убежала. Предложил ей защиту, даже деньги, снова убежала. Я не мог ее понять.

Но кажется, наконец, понял…

Она считала, что я собираюсь убить ее, действительно верила в это, и все равно сумела мне противостоять. Хотела меня, дрожала от желания в моих руках, и все равно предпочла смерть тому, чтобы быть со мной!

Не воспользовалась ничем, что я предложил ей. Не захотела стать негласной королевой этой школы рядом с ее королем.

Не поддалась ни угрозам, ни ласкам, ни обещанию выгоды.

Кажется, такой силы мне еще не доводилось встречать за всю мою жизнь, такой несгибаемой воли я еще не видел!

Большинство людей слабы. На большинство людей нельзя положиться. Им нельзя доверять ‒ никому. Матери, сестре. Лучшему другу.

Но кажется, я уже доверял… этой девушке.

Такое существо не может предать. Такое сердце нельзя купить.

В мою грудь вошло какое-то горячее, странное, удивительное чувство…

Птичка, хрупкая и нежная девушка. Как же я посмел так напугать тебя?..

Глава 12. Не моя

Кажется, я сломал одну из мелких костей кулака ‒ кровь давно остановилась, но рука опухла и указательный палец двигался с трудом.

Конечно, мне хотелось бы верить, что в те моменты, когда ярость полностью затмевает рассудок и уничтожает волю, я по-прежнему остаюсь способен себя контролировать, но строго говоря, это не совсем так.

Хотя в каком-то смысле все-таки остаюсь способен. Ведь я ударил кулаком в стену. Не тронул ее…

Я никак не мог перестать думать о нашей последней встрече. Все вспоминал и обдумывал, обдумывал и вспоминал. Пылал от злости, терял дыхание от нежности, томился сожалением.

Часть меня требует немедленно сломить ее волю, восторжествовать над ней, одержать победу любой ценой. Бросила мне вызов! Посмела перечить, не подчинилась. Кому и когда я такое спускал? Все мое пропитанное тестостероном существо, моя суть, природа, гены и воспитание восставали против этого.

У любого человека есть слабое место, у каждого есть своя цена. Любого можно сломать и купить. Вопрос приложенных усилий. Знаю, что звучу, как бессердечный циник, все равно это чистая правда.

Простой пример из поп-культуры: Эддарда Старка из «Игры престолов» сломали, угрожая жизни его дочерей. Человек чести, а склонился перед злобным бастардом как миленький. Высокая цена, большие усилия. Тем не менее.