– В армию чёль пойти?

– Неа, лучше.

Так Пётр вступил в Союз коммунистической молодёжи.

Его привлекла идея коллективизма. На экономику ему, в сущности, было плевать. Базисы и надстройки вызывали скуку. В лозунге «Свобода, Равенство, Братство» именно братство импонировало больше всего.

Их было трое, самых активных: он, Иван и Лера Балабанова. Организацию мероприятий брал на себя Коновальцев. Он работал как заведённый, без устали и перерывов. Проникал во всевозможные объединения – в экспертный совет при губернаторе, в колледжи и школы, и даже к клубу реконструкторов умудрился прилепиться.

– Авторитет, братцы. Сперва ты работаешь на авторитет, а потом авторитет работает на тебя, – объяснял он Петру и Лере. – Пусть видят, что наш Союз занимается работой с молодёжью. Главное, дать молодым людям какое-то дело, занять их, направить энергию в нужное русло. И постепенно мы будем завоёвывать авторитет среди общественности своей честностью и бескорыстием. Курочка по зёрнышку клюёт.

Они сидели в тени дерева на склоне Сапун-горы рядом с дышащим сыростью тёмным проёмом входа в землянку. Проём был узкий, с деревянными косяками, по которым струйкой бегали проснувшиеся после зимней спячки муравьи. Их привлекал родной запах почвы, намертво поселившийся в землянке.

Склон, разрезанный глубоким чёрным окопом, ребята готовили к проведению реконструкции штурма Сапун-горы 6 мая 1944 года. Не хотелось работать – лежать бы на солнышке в густой, пахнущей влагой траве и глядеть вдаль, где над морем с трудом двигаются огромных размеров облака. Это приближается гроза – тёплая, неистовая, майская.

– Ты не сможешь всем угодить. Люди слишком разные. Авторитет да, но кому-то вообще может не быть дела до нас, – проговорила Лера.

Коновальцев призадумался. Он всегда тщательно выстраивал стратегию ответа – не мог отступиться от уже сказанного и желал даже не переубедить собеседника, а заразить убеждённостью в своей правоте. Такой в нём господствовал инстинкт.

– Наша цель – проникать в массы. Вытаскивать людей из болота обыденной жизни. Своим примером вдохновлять. Вспомни Павку Корчагина. Он был примером для миллионов советских детей. Прочитай на досуге «Как закалялась сталь», кстати.

– Такой ты видишь свою миссию? – спросил Пётр.

– Нашу. Такой мы видим нашу миссию, – Коновальцев вышел из-под тени дерева, подставив под тёплые лучи серьёзное лицо. Его гимнастёрка во время работы почернела на спине от пота и до сих пор не успела высохнуть. – Ну что, ребята, отдохнули? Пора и к субботнику возвращаться.

Пётр пошёл вслед за Иваном, а Лера осталась сидеть. С угрюмым видом она вглядывалась в мрачный проём входа в землянку.

– Я как всегда не права, – пробурчала девушка под нос, взяла банку с зелёной краской, кисточку и отправилась красить 45-миллиметровую пушку.

Иван и Пётр лопатами расширяли гнездо для миномёта. Коновальцев помахал рукой проходящей мимо Балабановой и снисходительно улыбнулся, подразумевая: «Ты всё равно примешь моё мнение».

В благодарность за помощь ребятам разрешили участвовать в реконструкции. Каждому выдали пилотку, ватник и галифе. Пётр от своего наряда пришёл в такой восторг, что весь вечер перед реконструкцией повторял:

– Я Вася Совесть – зек с Колымы, отсидел десять лет.

Ребята остались на ночь перед штурмом, чтобы ночевать в землянках. Тут и там на склоне, поглощённом темнотой, горели костры – реконструкторы готовили ужин, кипятили воду для чая. В прозрачном чистом воздухе, озаряемом оранжевым пламенем, копошилась мошкара, мелькали мотыльки. Трещали в огне дрова. Пётр то и дело кружкой зачерпывал густой дымящийся чай из кастрюли, висевшей над костром.

– Чифирь? – спросила Лера.

– Именно.

– Тебе как раз.

Он набрал ещё одну кружку и протянул товарищу.

– Спасибо, – Балабанова вдохнула резкий, но приятный аромат. – Хочу спать. За весь день на природе я так устала.

– Давай чай допьём. Я бы тоже уже завалился.

– Волнуешься перед завтрашним штурмом?

– Не очень. Хочу уже в бою побегать. Это такое мальчишеское, понимаешь, такой азарт, – он улыбнулся Лере. – А ты? Волнуешься?

– Больше всего я переживаю, как бы в очередной раз в лужу не сесть. Он, конечно, опять бросится утешать, – она кивнула на тёмный проём в земле. – Но что мне его утешения, если он никак не может увидеть во мне, ты знаешь, не может увидеть во мне девушку.

Лера выплеснула чай на раскалённые дрова. Раздалось яростное шипение, взметнулся пар и тут же растворился.

– Ладно, я окончательно уморилась. Иду спать.

Она полезла в землянку, где уже давно храпел на деревянных нарах Коновальцев. От соседнего костра доносились хиханьки и хаханьки – там советские медсёстры пили водку с немецкими солдатами.

Первым, кого Пётр увидел, когда утром вылез из землянки, оказался капеллан в военной униформе и с фиолетовой столой на шее.

– Хэндэхох, – ухмыльнулся капеллан и протопал мимо.

– Милости прошу к нашему шалашу, – поприветствовала Лера.

– Что-то уже не смешно, – ответил Пётр. После ночи на неудобных жёстких нарах у него болело всё тело, и раскалывалась голова.

– Ну что товарищи, готовы к штурму? – проговорил Коновальцев торжественным тоном. – Для нас это большая честь. Нам оказали доверие, приняли как равных. Давайте мы проявим себя сегодня с наилучшей стороны и не посрамим честь родной организации.

К ребятам подбежал Новиков – руководитель клуба реконструкторов.

– Ваня, срочно нужен один человек. У нас не хватает людей поставить на шлагбаум.

– Пётр, – Иван повернулся к юноше, – можешь помочь нашим товарищам?

Мельниченко широко зевнул, протер заспанные глаза.

– Надолго это?

– На всё мероприятие, – Новиков имел вид нервный, будто отсутствие человека на шлагбауме могло сорвать штурм. – Зрители будут пытаться пройти, а там заряды лежат, нужно никого не пропускать.

Пётр бросил взгляд на мосинки, разложенные на брезенте и подготовленные к реконструкции. Из одной из таких винтовок он должен был сегодня стрелять. Он мечтал, как с мальчишеским восторгом побежит к вершине, не взирая на взрывы. Но сейчас сквозь дремоту к нему пришло чувство коллективизма и заставило поставить интересы организации выше собственных хотелок.

– Хорошо, – ответил Пётр и опять зевнул.

Реконструкция штурма должна была начаться в девять утра. Советские войска расположились вниз по склону, им предстояло взбежать, выбить немцев с их позиций, захватить гнездо миномёта вместе с самим миномётом, укрепиться, и затем, преодолев окоп, закончить штурм на вершине.

Солдаты лежали на траве, ждали сигнала. Морпех в бушлате и бескозырке курил махорку. К морпеху были претензии – на его бескозырке значилось «Балтийский флот». И он не мог объяснить внятно, что Балтийский флот делает на черноморском побережье.

Коновальцев прижимал к груди мосинку, в кармане ватника лежали холостые патроны. Он раз за разом поглядывал на Леру. Девушка никак не могла удобно приспособить каску на голове. Каска постоянно сползала на глаза.

– Давай я тебе свою дам.

– Та, – отмахнулась Балабанова. – Нормально всё.

Вместе с Новиковым ей предстояло стрелять из противотанкового ружья Дягтерёва. Он показал ей толстую цилиндрическую петарду.

– Вот они, заряды.

Раздался пульсирующий вой сирены. Над головами пролетел самолёт, за деревьями к небу поднялась стена пламени и чёрного дыма. Правую щеку Леры обдало жаром. Прогремел новый взрыв, и очередной столб пламени облизал макушки деревьев. Лера почувствовала жар на всём теле. Солдаты приготовились.

– Ура! – рванули вперёд.

Коновальцев занял место в гнезде рядом с миномётом. Кругом трещало и грохотало. Он прицелился – чёрные фигуры немцев, отстреливаясь, пятились назад. Нажал на спуск – раздался хлопок, дуло на конце винтовки ярко вспыхнуло. Дёрнул затвор – дымящаяся гильза вылетела в траву. Руку в карман за следующим патроном. Рядом с окопом взорвался мешок с цементом, и серая пыль бесформенным облаком взметнулась ввысь. Коновальцев понял – надо бежать дальше, прыгнуть в окоп. Он посмотрел, где Лера. Девушка и Новиков лежали на земле – он заряжал ружьё, она целилась. Перезарядив мосинку, Иван помчался в плотную пелену дыма.