— Ты знаешь, что подпрыгиваешь на носочках, когда взволнована? — смеясь, спрашивает Малир. — Я не видел тебя такой с момента, как Кед… — он обрывает фразу, когда Садра толкает его локтем в бок.
Нет времени на то, чтобы в комнате возникла неловкость от слов Малира. Рон возвращается в комнату, держа в руках большую коробку. Когда он ставит её на стол передо мной, я забываю о Короле и его советниках. Я забираюсь на стул, который только что освободила, и заглядываю в коробку.
Моё сердце тает. Мгновенно.
— Это маленькая собака, — шепотом говорю я, не сводя глаз с маленького шерстяного клубочка в коробке.
Он невыносимо милый. Несколько людей смеются.
— Щенок, — поправляет Рон.
— Он для меня? — мой голос немного дрожит на последнем слове.
— Это девочка, и да, она твоя, — говорит он.
Я сглатываю ком в горле и смотрю на красивое животное.
— Спасибо, — шепчу я. — Я люблю её.
Я спрыгиваю со стула, обнимаю Рона, а затем Малира. Он неловко похлопывает меня по плечу.
— Ты так заинтересовалась собаками Рона, мы подумали, что она может тебе понравиться, — говорит Малир, его голос хрипловат. — Ты можешь тренировать её.
Я снова забираюсь на стул и заглядываю в коробку. Она смотрит на меня своими светло-голубыми глазами, наклоняя голову на бок.
Я поднимаю её и крепко обнимаю. Она извивается в моих объятиях и лижет мне руки. Я хихикаю от нежности её маленького язычка.
— Как мне тебя назвать? — я целую её в лоб.
— Поверить не могу, что вы подарили мне маленькую собаку, — говорю я.
— Это щенок, — снова говорит Рон.
Его голос теряется среди других голосов в комнате, гости выкрикивают имена. Щенок начинает гавкать.
— Я буду тренировать тебя, и ты станешь даже лучше Лео, — говорю я щенку, а она наклоняет голову в сторону.
— Конечно, она будет лучше Лео, женщины заметно умнее мужчин, — говорит Жаклин.
Остальные женщины в комнате выкрикивают слова согласия.
— Олина — женщина, и она разговаривает с собакой, — говорит в ответ Санджей, указывая на меня пальцем.
— Это щенок, Санджей, — говорю я, не отрывая взгляда от ёрзающего животного.
— Говорю тебе, они глупые, — громким доверительным шепотом говорит мне Жаклин.
Комната наполняется смехом. Я оглядываюсь по сторонам. Даже на жестком лице Короля появляется улыбка.
Я отворачиваюсь и кладу щенка обратно в коробку. Он хнычет, вырываясь из рук, как ребёнок, который хочет, чтобы его взяли на руки. Этот звук немного разрывает меня на части, и я колеблюсь, желая снова поднять малышку на руки.
— Проще научить хорошим привычкам, чем отучить от плохих, — говорит Малир.
Я вздыхаю и делаю шаг от коробки.
Я говорю спасибо людям, окружающим меня, несколько раз в горле набухает комок. Интересно, что в этих кубках. Всё это имеет несколько необычных побочных эффектов. Я прошу Рона отнести коробку с моим щенком наверх, в мою комнату. Я не могу дождаться, когда снова подержу её на руках. Как долго живут собаки? Как долго я пробуду тут, по мнению Рона и Малира? Знают ли они что-то, чего не знаю я?
Я вижу, как Король направляется в мою сторону, а люди начинают выходить из зала. Я покидаю середину каменного кольца, отступая от Короля, и обхожу стол с другой стороны каменного кольца, где затем следую по кольцу обратно к двери. К счастью, он сейчас в середине кольца, достаточно далеко от меня. Мой рост даёт мне преимущество, меня трудно заметить. Я выхожу за дверь вместе с остальной толпой. Оглянувшись через плечо, я вижу, как Король в напряжённой позе наблюдает за тем, как я покидаю зал заседаний. Я ухмыляюсь себе под нос.
Мне всё больше и больше нравятся дни рождения.
— Тебе так повезло, что ты живёшь в замке, — говорит Фиона со стеснительный улыбкой, пока мы идём через главный зал.
— Ты живешь не здесь? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
— Нет, мы все живём прямо за стенами. Хотя у некоторых делегатов тут есть комнаты.
Мой интерес возрастает.
— У каких делегатов?
Она смотрит на меня сверху вниз, и я спешу сделать свой интерес более естественным.
— Просто я никогда не видела, чтобы кто-то из них, кроме Рона, спускался с верхних этажей к завтраку.
Она кивает.
— У Малира и Романа есть комнаты, но они редко ими пользуются. Я думаю, что Томи, Лерой и Меркус тоже. Рон часто остаётся здесь, потому что у него нет другой семьи в… наших кругах. И Блейн тоже всегда оставался здесь, но ты его не увидишь, потому что он всё ещё в шестом секторе.
— Шестой сильно плох? — спрашиваю я.
— Никогда там не была. Он должен быть плохим, раз уж его делают наказанием.
— Король сказал, что семья Блейна осталась здесь. Они всё ещё в замке? — спрашиваю я.
— О, да. Жену Блейна зовут Мэйси. Она сидит за первым столом. У неё светлые волосы, такие же, как у меня, и она подскакивает от любого шума, — она вопросительно смотрит на меня.
У Фионы светлые ресницы, и мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому феномену.
Я киваю, но не могу вспомнить, кого они имеет в виду. Я поищу её на следующей трапезе.
— Она младшая сестра Соула, — добавляет она.
— Правда? — говорю я.
Блейн женился на сестре Соула. Вот что делает Соула таким покорным?
Я иду вместе с остальными к двери. Блейн жил в замке и сейчас его не было здесь.
Я собиралась обыскать его комнату.
ГЛАВА 20
Вечеринка вывела меня из подавленного настроения. У меня снова есть цель. Я назвала своего щенка Каура. Я ухаживаю и кормлю её, а она повсюду следует за мной, спотыкаясь на своих щенячьих лапках и засыпая в самых странных местах, когда выбивается из сил.
Глядя в белое небытие из окна зала, я понимаю, что нахожусь здесь уже более трёх месяцев. Пройдёт немного времени, и мы снова перейдём в первую ротацию, или первый сектор, поправляю я себя. Многое изменилось. Смерть Кедрика и то, что могло бы быть, всё ещё тяготит меня в отдельные дни, но я считаю, что мне повезло получить опыт этого мира, который не многие из Осолиса когда-либо получат. Ястреб до сих пор не возвращался, и я гадала, не могла ли я как-то пропустить его прилёт. Однако отношение Брум не стало неприязненным, что, как я представляю, произошло бы, если была бы объявлена война. И количество стражников вокруг замка оставалось неизменным. Я медленно набиралась смелости спросить Короля, нет ли у него вестей от моей матери.
Когда я думаю об Осолисе, единственным источником грусти для меня является тоска по братьям, Аквину и некоторым мелочам, например, по весне, или по тому, как я запускала руки в высокую траву. Я стою в алькове у окна, через которое пробивается тонкий лучик света. Я закрываю глаза, вспоминая это ощущение.
— Что ты делаешь? — раздаётся тоненький голосок.
Я понимаю, что веду руками по воображаемой траве. Я усмехаюсь и поворачиваюсь на голос. Я обнаруживаю Камерона, маленького мальчика с вечеринки, смотрящего на меня с неприкрытой осторожностью.
— Я вспоминала, каково это проводить пальцами по высокой траве. Я не знала, что шевелила руками, — говорю я.
— Ох, и всё. Я подумал, что ты, наверное, сошла с ума, как моя тётя Беатрис, — говорит он.
Подавляю смех. Я всегда любила склонность детей высказывать все свои мысли.
— Я слышал, как кто-то недавно сказал, что ты пришелец из ада, — признаётся он.
Я разражаюсь смехом.
— Ты считаешь, что я пришелец? — спрашиваю я, игнорируя другую часть его комментария.
— Я не могу видеть твоё лицо, так что откуда мне знать наверняка? — говорит он.
— Полагаю, ты прав, — соглашаюсь я.
— Ты из мира огня, — заявляет он, его тёмно-голубые глаза распахнуты.
Моё сердце сжимается. Он такого же возраста, как и близнецы.
— Из мира огня, — кивком подтверждаю я, торжественным голосом.
— Там все закрывают лица? Это защищает тебя от пламени?