Когда мы наконец достигли портрета немого рыцаря, что до сих пор отходил после встречи с гневом Поттера, я выкрикнул пароль.
— Я постою здесь на всякий случай. Чтобы никто не мешал, — Дафна подтолкнула меня ко входу, но я не удержался и оставил на её щеке невесомый поцелуй.
Просто… за всё.
Гостиная башни была пустой, и я направился в спальню Грейнджер. Дверь была не заперта. Я шагнул внутрь, и сердце тут же болезненно сжалось.
Драко сидел на кровати обнажённым, лишь немного прикрываясь простынями. Всё его лицо было красным, а на щеках виднелись чуть подсохшие солёные дорожки слёз. Он упёрся локтями о колени, вогнав чуть подрагивающие пальцы в волосы. Покачивался вперёд и назад, что-то бубня себе под нос.
Но пугало не это. Его взгляд — вот что на самом деле казалось самым ужасным. Серые радужки были пустыми. Почти безжизненными, разбитыми.
— Драко? — тихо позвал я.
Ответа не последовало. Вокруг стояла гнетущая тишина, разбавляемая лишь плеском воды из ванной и еле слышным неразборчивым бормотанием.
Комментарий к Глава 18
Что ж, я раскрыла все карты:)
Эта глава мне очень тяжело далась. И не только потому, что я лежала в больнице, а потому что хотела обосновать все поступки Беллы и Сэма без излишней романтизации, наполнить наших антагонистов жизнью и рассказать их историю как можно в более цельном виде. И сделать это через призму несколько скептичного Блейза.
Да и что греха таить… я еле сдеживалась, чтобы не разбить главу на две или на три:D Эта пара мне очень зашла.
А уж сколько статей о гормонах, дофамине и различных дисфункциях я прочитала… ух!
Надеюсь, что вышло неплохо)
Делитесь🖤
========== Глава 19 ==========
Комментарий к Глава 19
Я очень рекомендую читать первую часть этой главы, параллельно держа текст второй части 17-ой. Именно так вы сможете увидеть ситуацию с двух сторон и насладиться тем противопоставлением, что я заложила в строки.
Мечты разные… И пути их осуществления тоже. Получается, что, выбрав неверный путь, можно распрощаться с мечтой, даже не приблизившись к ней.
Реквием по мечте
Это были самые счастливые и долгожданные минуты в моей чертовски хуёвой жизни.
Я не верил своему счастью. На балу Гермиона смотрела мне в глаза, говоря о том, как сильно она хочет жить. Признавалась в этом даже не мне, а самой себе. Отказывалась сдаваться. И это был лучший вечер в моей жизни. Огромная победа после сотен проигранных сражений.
Она прижималась ко мне и так старалась танцевать, что наверняка полностью выбилась из сил. Мы кружили по танцполу — Мерлин, это невероятно — как нормальная пара! И были ею. Когда мы добрались до её спальни и Гермиона пришла в себя, она так невыносимо сладко вела дорожку из поцелуев по всему моему телу, что я, кажется, напрочь разучился дышать.
Гладил её по волосам по какой-то въевшейся в подсознание привычке и всё ещё не мог поверить, что всё, что происходило в этот рождественский вечер, — взаправду.
Её трезвый рассудок. Её признание. Карие радужки, наполненные нежностью и принятием. Всё казалось прекрасным сном наяву.
Вероятно, Блейз всё-таки знаком с Рождественским Дедом, если моё желание сбывалось прямо сейчас. Гермиона соглашалась быть со мной.
— Мне ещё никогда не было так хорошо, Гермиона, — тут же прошептал я куда-то в её волосы, прижимая хрупкое тело ближе к себе и ускоряя темп.
Озвучивал свои мысли, не стесняясь и не боясь. Только не теперь.
Было поздно ходить по сцене погорелого театра, продолжая играть свои никчёмные роли. Поздно надевать паршивые маски. Поздно распахивать рот, извергая из него очередное лживое клише.
К чему эти игры, если я открылся перед Гермионой? Если я признался в том, что вновь увидеть её под датуром — мой худший кошмар?
Я не вынесу этого, не смогу игнорировать, если она снова будет не замечать мою руку помощи, пока тонет в эйфории. И никакие успокоительные настойки не помогут, ведь меня пробирает дрожь при одной мысли, что каждая новая доза может стать для неё последней.
Что так горячо любимые мною карие глаза в один миг потухнут. Что ломка загубит остатки человечности Гермионы настолько, что она перестанет быть собой.
Блять, да и какая к чёрту дрожь? Когда я обнимал её холодное тело после очередной губительной дозы, меня трясло настолько, что сложно вообще сказать, чего на моём лице было больше: ледяного пота или горячих слёз.
Но то, что внутри я мог распознать с завидной точностью, — это ебучая паника. Скользкий страх, сжирающий все остальные эмоции и заставляющий обнимать Гермиону ещё крепче и вслушиваться в тихое сердцебиение. Пытаться удержать её рядом несмотря ни на что.
Я не переживу, если потеряю Гермиону.
Если перестану видеть сквозь призму датурного сумасшествия хоть толику той прежней заучки. Такой невыносимой и упрямой, но вместе с тем — живой и прекрасной. Моей.
И всё вокруг казалось таким сложным, но вместе с тем — очевидным. Ведь у нас остались только мы.
Наши жизни. Наши решения. Наша боль. Одна на двоих.
И я видел, ясно видел, что всё, что сейчас делала Гермиона, — только для меня. Она исполняла мою просьбу. Она хотела её исполнить, чёрт побери, пока так нежно скользила губами по моей груди.
Выбирала меня, а не наркотики.
А я умел ценить то, что имею. Этот дар вселяется в мозг автоматически, как только человек проебёт всё, что у него было до этого.
Гермиона каждый день невольно заставляла меня жить, начинать всё сначала и верить, бесконечно верить в то, что всё будет хорошо. Наверное, мой разум принял эту фразу за неопровержимую истину, ведь я так часто повторял её.
И я даже не знал, что приносило мне больше удовольствия: то, как член скользил внутри Гермионы, или эта нега из безудержных эмоций, что тёплыми волнами проносилась по всему телу. И моё сердце выпрыгивало из груди. Оно напрочь забыло, что организму вреден настолько участившийся пульс. Да и что таить… мне самому было глубоко насрать на это.
Только Гермиона. Откровенность, что появилась между нами. Её губы, что сейчас тянулись к моим, опаляя горячим дыханием. Её чуть дрожащие ресницы и лёгкая улыбка.
Если бы Блейз услышал эти мысли, он бы наверняка уже организовал поиск моих яиц по всему Хогвартсу и презентовал бы мне их на Новый год. Не утруждал бы себя чтением нудных нотаций о том, что пора забыть о Грейнджер. Он бы понял, насколько его слова бесполезны. Догадался бы, что мой разум сам по себе отторгает изначальную затею о «последнем» вечере.
Эта идея была лишь очередной сценкой в том самом провальном спектакле, что я пытался играть до этого. И всё было тщетным, напускным.
Мерлин, какие же мы идиоты. Топтали свой шанс на счастливое будущее, не видя перед собой ничего, кроме боли. Кроме тех ограничений, в которые загнала нас жизнь.
Но решали только мы сами. А порой то самое решение томилось на подкорке сознания, диктуя нам верные действия. Действия, что наверняка приведут нас туда, где мы и должны быть.
И сейчас мы с Гермионой утопали в любви.
И я готов выпить котёл с Сывороткой правды, потому что уверен, что моё мнение не изменится. Только не после того, как Гермиона призналась, что хочет быть со мной «по-настоящему».
И я вновь толкнулся внутрь, крепче сжимая её бёдра. С уст слетел хриплый выдох, который Гермиона тут же похитила, накрывая мои губы своими. И не нужно никаких слов, чтобы осознать всю химию, что происходила между нами. Чтобы понять, что наступила точка невозврата. Точка долгожданного принятия, дарующая нам бесконечное счастье.
И надежду.
Всё будет хорошо.
Наши дыхания напрочь сбились, а движения Гермионы, так прекрасно смотрящейся на моём члене, становились всё более хаотичными, несдержанными. Но мне не хотелось, чтобы она выбилась из сил.
Я провёл ладонями по её спине, прижимая к себе, и осторожно подтолкнул в сторону, нависая сверху. Кудрявые пряди упали на лицо Гермионы, пряча еле заметные, совсем побледневшие веснушки. Лёгким движением носа мазнув по её щекам, я убрал локоны, заодно оставляя на тонкой шее влажный поцелуй и сразу вновь толкаясь внутрь.
