Но ответная тишина давила, отбивая неслышный для остальных ритм в моей голове. Словно удары в гонг, от которых хотелось спрятаться, сжаться, закрыть уши.
— Я уже семь лет слышу это, — спустя несколько секунд хрипло проговорила девушка. Её голос напоминал скрип ногтя по доске, когда пишешь мелом. Словно все её голосовые связки хорошенько натёрли наждачкой.
— Сейчас особенно, — с облегчением выдохнул я.
Она с явным усилием открыла глаза и проследила за моим обеспокоенным взглядом. Тень грустной улыбки пробежала по мертвенно-бледным губам. Ей бы лечь в Мунго…
— Тогда может оставишь меня в покое? Иди куда шёл, — устало протянула Грейнджер, закрывая глаза. Я видел, как царство Морфея вновь забирает её в свои заботливые сети.
Я пристально наблюдал за гриффиндоркой, всё ещё пытаясь зацепиться за что-то, что бы опровергло мои доводы. Я не хотел верить в то, что Грейнджер скатилась до этого. Она просто не могла. Это же до тошноты правильная заучка, которая скорее сожрёт книгу, чем попробует наркотики.
Вот только её голова, все больше и больше наклоняющаяся к плечу, нездоровая бледность и впалые щёки заставляли меня сомневаться в этих предположениях. Она слишком похожа на человека с длительной ломкой. Когда наркотики — уже необходимость.
— Вообще-то, я шёл сюда, — громче, чем нужно, ответил я, продолжая разглядывать девушку. — Я твой напарник, если ты не в курсе.
Никакой реакции.
Я ждал, что она откроет глаза и отпустит колкие комментарии по поводу моего назначения на должность старосты школы, но ответом была тишина. Будто кто-то нажал на кнопку выключения, и Грейнджер заглохла, потеряв единственный источник питания.
Её исхудавшие руки продолжали дрожать. Она явно не была человеком, который удовлетворял очевидные физиологические потребности.
— Блять, нет…
Я не верил своим глазам, но всё больше убеждался в том, что у Грейнджер ломка. Я слишком часто видел последствия, продолжая продавать датур, и хорошо знал, как выглядит недостаток эндорфинов в организме. Слишком хорошо, чтобы списать состояние Гермионы на болезнь. Какое к чёрту посттравматическое расстройство?! Может, оно у неё и было, вот только залечить она его решила сама.
Почему, Грейнджер?
Нельзя дать ей отключиться.
Я рывком поднялся и схватил её за плечи.
— Грейнджер! — тряс её за плечи несколько секунд, пока она не распахнула глаза и тут же закашлялась.
Её трясло, как осиновый лист на ветру, глаза были абсолютно безжизненными. Как и она вся. Лишь тень, но не живой человек.
Она схватилась за горло, согнувшись. Худощавое тело дёргалось в рвотных позывах, но на пол капала лишь слюна.
Я прикрыл ладонью глаза, опускаясь на сиденье. Блять, и почему именно эту роль мне уготовила судьба?
— Мам…
Она тяжело дышала, держась за грудь, пытаясь оставить желчь желудка там, где ей положено быть.
— Я не могу так жить, — прошептала она, а по щекам текли слёзы.
Женщина опустилась на пол, и я тут же присел рядом, обхватывая её дрожащие плечи.
— Всё будет хорошо, ты справишься. Подожди ещё немного, — я гладил её по спине, а сердце сжималось от каждого её всхлипа.
Но я не мог в очередной раз пойти у неё на поводу. Я зашёл слишком далеко. Она не принимала датур вот уже три недели, сидя взаперти в своей комнате. По-другому нельзя. Без домовых и любых встреч, кроме меня. Иначе все будет напрасным, она обманет при первом удобном случае.
— Блейз, мальчик мой, — она улыбалась так грустно, что хотелось рвать волосы на голове. — Я умираю, разве ты не видишь?
— Мам, нет! — прижимаю её крепче к себе.
— Я не могу есть.
Она положила костлявую руку на мою и попыталась сжать. Вышло так слабо, что я почти не почувствовал давления.
— Мне нужен датур, — шептала она. — Я знаю, ты можешь достать ещё…
— Я сказал «нет»! — выкрикнул я, резко вставая и направляясь к двери.
Я был уверен, что это скоро закончится. Нужно это пережить. И пусть я стану её врагом. Пусть она ненавидит собственного сына. Но я не буду продолжать убивать мать.
Мерлин, сколько ещё ждать?!
Она сидела на полу в неестественной скрюченной позе и смотрела мне вслед. Слёзы продолжали капать на пол. Я сжал губы, внутренне пресекая свой порыв подойти и утешить её. Всё бесполезно.
Бесконечное ещё-ещё-ещё.
Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но я развернулся и тут же покинул её комнату. На сегодня с меня хватит.
— Как давно? — со сталью в голосе спросил я, видя, что дыхание Грейнджер стало приходить в норму.
Я постукивал пальцами по поверхности столика в ожидании ответа. Зачем она вообще решила вернуться в Хогвартс в таком состоянии. Где были её герои-дружки, когда она долбилась наркотой?! Это ведь просто бред, блять. Чёртово сумасшествие. Несовместимые вещи — Грейнджер и наркотики.
— Уйди отсюда, — прохрипела она, все ещё опираясь на свои колени.
Я раздражённо цокнул и заставил поднять голову, схватив её за подбородок.
— Ещё раз, — процедил я, уже не в силах сдерживать свой гнев даже не на неё, а на эту ебаную жизнь. — Сколько времени ты страдаешь этой хуйнёй?
Грейнджер тяжело сглотнула, окончательно приходя в себя. Смотрела на меня непонимающим взглядом, а после рвано выдохнула и еле слышно ответила:
— Несколько месяцев.
— Блять, Грейнджер, — покачал головой, убирая руку от её подбородка.
Я тяжело вздохнул, вглядываясь в потускневшие карие глаза.
Она не заслуживала этого, никто не заслуживал. Но я не повторю своей ошибки. Грейнджер не закончит так же, как моя мать. Она ведь умная, что-нибудь придумает. А я сделаю всё, что в моих силах. Я дам ей время.
Она хотела что-то сказать, но я полез во внутренний карман мантии, заставив её закрыть рот на полуслове. Небрежно выкинул пакетик на стол, следя за её реакцией.
Грейнджер с трудом подняла корпус, в ступоре глядя на датур. Туго, но до неё начало доходить, что именно я ей предложил. Она тут же уставилась на меня, округлив глаза.
— Что? Я не… — она сцепила руки в замок, чтобы они не тряслись так сильно. — Нет, Забини!
Следом я достал из мантии сэндвич, что только что купил, и положил рядом с порошком, пододвинув «набор чемпиона» ближе к девушке.
— Я лишь хочу помочь, — почти выплюнул я на её попытки отрицать очевидное, тут же встал и покинул купе, оставляя её наедине с датуром.
***
После прибытия мы с Аббот заправляли посадкой первокурсников в лодки. Из-за новолуния вокруг было слишком темно, и лишь свет из окон Хогвартса, отражающийся тысячей бликов на воде, позволял разглядеть растерянные и взволнованные лица детей. Я изо всех сил старался занять себя делом, пытаясь освободить разум от мыслей о Грейнджер, Драко и матери. О грёбаной наркоте, что до сих пор заполняла мои карманы и чемодан. Даже Аббот стала казаться менее раздражающей, быстро и четко формируя детей по группам.
Она первой заметила Грейнджер, приближающуюся к нам.
— Гермиона, как ты? — Аббот тут же бросилась к девушке, обнимая её. Что за тупая привычка кидаться на больных?
— Я в порядке, — Грейнджер натянуто улыбнулась, отстраняясь от блондинки, и окинула меня строгим взглядом. Она выглядела гораздо бодрее, чем в поезде. На секунду мне даже показалось, что на её щеках чуть расцвел румянец, но в такой темноте могло привидеться и не такое. Но результат на лицо: доза датура определённо поставила её на ноги. Она смогла поесть. И, по всей видимости, Грейнджер окончательно отпустило, судя по её суровому взгляду.
Ну вот, сейчас начнутся проповеди, что об этом никто не должен знать. Конечно, «золотая» девочка, другого я от тебя и не ждал.
— Можно тебя на минутку? — прочистив горло, наконец выдала она.
Я нервно усмехнулся и кивнул, отходя с ней в сторону подальше от любопытных ушей студентов.
— Что ты мне дал? — вот, теперь я узнаю старую добрую Гермиону Грейнджер, готовую в любой момент начать читать нотации.
— Это датур, Грейнджер.