Я носился по полю и орал: «Это потрясающе!», и уломал Анджелу носиться вместе со мной по базам. Мы бегали от базы к базе и смеялись как дети, и никто не мог нас остановить. Я оббежал третью базу и в подкате приземлился возле основной. Мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя после столь потрясающего маневра. Я медленно встал, отряхнулся и увидел этот круг на поле. Он был сделан из толстой тяжелой резины, и на нем был огромный логотип «Янкиз» – бита с кепкой. Я решил, что он прекрасно будет смотреться в нашей студии в городе Йонкерс перед моим усилителем, и я смог бы, стоя на нем, записывать все свои гитарные партии, демонстрируя тем самым свою преданность «Янкиз».

«Мне нужна эта хрень!» – промямлил я, понятия не имея, как притащу почти стокилограммовый кусок резины в аэропорт, а потом в самолет в Нью-Йорк. Я поднял его с одной стороны, но он был настолько тяжелым, что я смог лишь наполовину поднять его от земли. Я пытался его свернуть. Трава была влажная, и я поскальзывался и падал. Я несколько минут боролся с этой штуковиной, но руки устали, я сдался и оставил ее в покое.

«Валим отсюда», – сказал я. Мы вышли, и возле припаркованной тачки Хезер я заметил мигающие огоньки ждавшей нас полицейской машины. Я был настолько пьян, что совершенно не чувствовал нашей вины. А что мы сделали? Немного пробежались по базам. Ничего же не сломали. И я ничего не украл.

Мне как-то и в голову не пришло, что, может быть, стоило перелезть через другой забор и съебать оттуда. Но нет – мы вышли через главный вход. Ворота, через которые мы перелезли, были открыты. Там стояли гольф-карты, охранники и три полицейских тачки. Хезер сидела на обочине. Мы вышли, я помахал ей и, широко улыбаясь, сказал: «Привет». Коп схватил меня, швырнул на капот машины, заломил руки за спину и надел браслеты. Затем схватил Анджелу и тоже надел ей наручники. Я был в шоке и спросил:

– Какого черта?!

– Ебало завали, – рявкнул коп.

– А что такое? – протестовал я. – Я ведь ничего не сделал.

Коп швырнул меня на обочину и сказал:

– Серьезно? А кто влез на территорию стадиона, придурок? Хочешь сесть за воровство?!

– Воровство? Я же ничего не брал.

Затем один из полицейских сказал мне, что у них есть запись, на которой я пытаюсь стащить круг.

Я еще не протрезвел, поэтому был достаточно смел и сказал: «Ну да, но я же ведь не украл! Я оставил его там! Я выпишу чек, дам бабки. Скажите, сколько он стоит. Я дам столько, сколько нужно, и можете оставить его себе!»

Копы рассмеялись и ушли. Совершенно обескураженный, я сидел в наручниках. Я посмотрел на Анджелу, а она лишь сказала: «Блядь, у нас большие неприятности».

Хезер не арестовали, потому что на территорию стадиона она так и не зашла. Ее отпустили домой. Она сказала, что разбудит Эда и нам найдут адвоката. И уехала.

Мы с Анджелой сидели, не зная, что делать, как вдруг один из полицейских подошел ко мне и сказал:

– Слушай, а ты разве не тот парень из группы Anthrax?

– Да, да, это я! – Иногда неприятно, когда узнают на людях. Это было послание свыше.

– Ты че творишь, чувак? – спросил он.

Я объяснил, что я – дикий фанат «Янкиз», нажрался и хотел посмотреть стадион, поскольку слышал, что там стоит памятник Турману Мансону. Слово за слово, решил оббежать базы. «Можешь как-нибудь меня отмазать? Меня ни разу в жизни не арестовывали».

Он сказал, посмотрит, что можно сделать. Поговорил с остальными копами. Одна из машин уехала. Я решил, что это хороший знак. Мой коп разговаривал с охранниками стадиона. Через двадцать минут парни из стадиона уехали на своих гольф-картах. «Да! Давай, дружище!» – подумал я про себя. Я решил, что он вытащил нас из этого дерьма и в знак благодарности я отправлю ему кучу нашего мерча. Затем вернулся охранник. Хороший коп подошел ко мне и сказал: «Ладно, есть хорошая новость и плохая. С какой начать?»

– Плохая?

– Я поговорил с коллегами, и они не против, чтобы я отвез тебя к другу. Им до тебя нет никакого дела. Меньше бумажной волокиты. Я сказал им, что ты в группе играешь.

– И это плохая новость? Что ты меня отпускаешь?

– Нет, – объяснил он. – Охранник стадиона сказал, что вынужден позвонить менеджменту. Они не могут все просто так оставить.

А вот и плохая новость. Они позвонили владельцу «Янкиз» Джорджу Штейнбреннеру, который жил в Тампе. Было пять часов утра, и если вам известен этот человек, он тот еще скряга. Не просто так его прозвали Генералом, Фюрером и Кайзером. У меня душа в пятки ушла. Не с тем я, блядь, связался. Штейнбреннеру сказали, что я гитарист популярной группы и просто прикалывался, а бывший владелец «Янкиз» сказал: «Да мне насрать, кто он. Все равно на нары сядет».

Я сказал своему копу, в которого быстро терял веру: «Ладно, а хорошая-то новость какая? Можешь нас где-нибудь высадить, а потом мы все уладим?»

«Нет, не могу, – ответил он. – Все уже в протоколе. У меня будут большие неприятности. Уже звонили копам, и составлен акт. Ты под арестом».

До того момента это был словно дурной сон, и вдруг, когда алкоголь начал выветриваться, я пришел в себя. Ничего хорошего я пока не услышал. А потом коп объяснил, почему мне повезло. Он должен был отвезти меня в центр и посадить за решетку с тридцатью психами – от маньяков до насильников. Фактически он говорил: «Вы с этой симпатичной девахой сядете в клетку с жесткими преступниками, и, если фартанет, тебя только выебут в жопу».

«Послушай, я не собираюсь везти тебя в центр», – сказал он. Это и была хорошая новость. Он отвез нас в какой-то крошечный городок в захолустье Хиллсбро Каунти, где находился вытрезвитель и все отсыпались после вождения в нетрезвом состоянии. Место напоминало школьную столовку со столами и стульями, где в отрубе лежали несколько с виду безобидных чуваков. Нас оформили, и, несмотря на то что это все же было лучше тюрьмы, там было отвратительно. Работники вытрезвителя плевать хотели, кто ты и как тебя зовут, да оно и понятно. Может быть, если бы они были фэнами Anthrax, им было бы не все равно, но никто из тех, с кем я разговаривал, понятия не имел, кто такие Anthrax. Для них я был очередным нарушителем. Коп, который нас туда привез, пожелал нам удачи и уехал.

Я сидел там некоторое время, а потом меня привели в офис, взяли отпечатки пальцев и сделали фото. Попросили раздеться и дали оранжевый комбинезон с надписью: «Тюрьма округа Хиллсбро» на спине. Анджеле дали такой же, и про нас будто забыли.

«Когда можно будет позвонить? Как внести залог? Что делать?» – спросил я. Тишина. Я не знал, что делать, и никто со мной не разговаривал. Наконец одна милая леди сказала: «Да дадут тебе позвонить». Она сказала, что в тюрьме есть телефон и заключенные могут пользоваться им в любое время, но при условии, что звонок будет за счет получателя. Я ее поблагодарил. Поклялся ей, что меня никогда не арестовывали и я не засранец. Я лишь хотел вернуться домой. Но она считала, что и так сболтнула лишнего.

Дело в том, что они такое каждый день слышат, поэтому даже не реагируют. Мне стало жаль Анджелу. Ведь я втянул ее в это дерьмо. Ей этот Турман Мансон на хер не сдался, а теперь из-за меня, мудака, она за решеткой. Я еще раз извинился. Она не злилась. «Ты не виноват. Не надо было идти, – сказала она. – Сама носилась, как идиотка».

На часах было уже 6:30 утра, и я решил позвонить отцу. Еще до того, как он услышал мой голос, ему сказали: «Вам звонят из исправительного учреждения. Согласны на платный звонок?» Я чувствовал, что известие его немного потрясло. Он сказал: «Алло?»

– Пап, это я…

– Скотт?!

Затем тот голос снова сказал: «Вы согласны оплатить звонок?» Отец принял звонок, и я объяснил, что сижу в тюрьме Тампы. Сказал, что мне нужен адвокат, чтобы заполнить кучу бумаг или выйти под залог, и это нужно сделать до 11 утра, иначе я застряну здесь еще на день.

Он спросил, почему меня арестовали, и я сказал, что влез на территорию бейсбольного стадиона.