«Ты сам сейчас выдернул шип», — подумала Кристина и тихо сказала, со смесью вызова и облегчения:

— Тогда, пожалуйста, сними это платье совсем.

Это был их ночь, даже их искупительные миссии решили

подождать.

Сергей легко поцеловал её в губы и вернулся к пуговицам. Когда он спустил мрачный бархат до пояса, Кристина закрыла глаза. Пахло кофе, чем-то пряным, немного — смолой и кожей. Стояла тишина, даже не гудели компьютеры Сергея; только зашуршал, упав на ковер, её бархатный саван. Кристина переступила через платье, оставшись в одной сорочке и чулках. Сергей быстро поднял платье и бросил на ручку кресла. Стоя перед ним, среди персиковых полутеней и золотистых бликов, Кристина напомнила Разумовскому модерновых нимф Альфонса Мухи: волосы струились изящными виньетками, кружевная сорочка прикрывала небольшую грудь, мягкие живот и бедра, а длинные, но не тоненькие ноги были затянуты в плотные черные чулки. Губы красиво припухли, глаза были прикрыты, и ресницы бросали тени на щеки. Изящные линии и чистые цвета…

Приоткрыв глаза, Кристина заметила восхищение на лице Сергея, восхищение и художника, и мужчины, и поняла, что время сказать главное.

— Эти… Гребни я получила при трансформации, вместе с даром иллюзий. Эта… Магия сохранила моё лицо и руки, но «поняла», что я хочу быть защищенной. Везде, — она отчеканила последнее слово.

И он понял. Поднял брови, резко и удивленно качнул головой. Чуть дернулся. Но не отшатнулся. Зато сразу посмотрел на её живот и ниже. Он тут же деликатно отвел взгляд, но Кристина успела покраснеть и закрыться рукой.

— Значит, средневековые мистики и городские легенды не сочиняли, — он прикрыл рот рукой, будто боясь кашлянуть. — А ты сейчас стоишь, как Афродита.

Облегчение, с горечью и смущением, снова накрыло Кристину. Её щеки пылали всё сильнее, но смотрела она прямо.

— Благодарю за Афродиту. Но, Сережа, какой смысл нам идти… — она запнулась. — В спальню?

Его лицо помрачнело, но Сергей снова подошел ближе. В его голосе зазвучала особая нежность.

— Мы взрослые люди, Кристель, — прошептал он ей на ухо, щекоча дыханием шею и гладя руки от плеч до запястий, аккуратно скользя между грядами шипов. — Я и так согрею тебя в эти безумные ледяные дни.

Внутри Кристины всё плавилось, как воск свечи: от тепла его тела, от искренних слов и возможности открыться. Она провела пальцем по его тонким бровям, точеному подбородку и прямому носу, другой рукой — по талии, по кожаному поясу брюк, замечая, как светлое пламя зажигается в его глазах. Как хотелось прижаться всем телом к этому человеку, но её шипы могли разрезать ему кожу, как теркой…

— А ведь я даже не была жертвой насилия, — прошептала Кристина. — И не домогательств. Но как же травмированы наши женщины, что многие при трансформации хотят себе… Это.

— Одно твоё «даже» красочно показывает — как, — мрачно процедил Сергей, легко касаясь то её бедра, то ключицы, то губ. — А про богатого красавчика все думают, что у него каждый вечер — гэнг-бэнг в джакузи.

— А у него?.. — Кристина чуть отстранилась и прищурилась. Разумовский хмыкнул, взлохматил себе волосы:

— Чтобы понять, как с максимальным эффектом заниматься сексом, достаточно нескольких хороших книг. А вот найти человека, с которым хочется остаться наедине и нагим, — трудно.

— Согласна, Сережа, — она нежно улыбнулась.

Поцелуй влюбленных стал бы прекрасной картиной Климта: она — бело-золотая с черным — сплелась с ним — черно-сиреневым и огненным — на фоне ледяной темной бирюзы за окном, в оранжевых бликах тепла.

…За месяц Сергей ни разу не переступил порога комнаты Кристины. За безопасностью следили датчики, кое-что он покупал по её просьбе и проверял. Но дверь, по его же выражению, оставалась «запретными вратами». Если остальную квартиру он обставил уютно, но впопыхах и местами не удержавшись от любимого «трэш-барокко», то у Кристины царил изящный модерн: светлые стены, шторы и столик, круглый светильник-витраж над кроватью, застеленной нежно-сиреневым покрывалом, и три нарцисса в изогнутой прозрачной вазе на тумбочке. Еще одна дверь вела в её душевую. Бледно-желтый свет светильника, когда Кристина щелкнула выключателем, осветил кровать, оставив остальную комнату в фиолетовых сумерках.

Кристина застенчиво прикрывала глаза, но рубашку с Сергея сняла очень быстро. С его губ сорвался стон — и не боли — когда она коснулась шрама на его груди. Следом, Сергей осторожно усадил её на край кровати, встал на колени у её ног и, чуть сдвинув край сорочки, стал отстегивать ремешки чулок. Кристина сжала руками покрывало. Стянув черный мягкий хлопок, Сергей открыл её ноги. Также «разрисованные» костяными шипами, которые волнистыми линиями спускались к пальцам ног.

— Как я тебя понимаю, моё бледное золото, — тихо сказал он, лаская пальцами её ступни и заостренные, будто птичьи, ногти. Потом, подавшись вперед, поцеловал её чуть ниже колен. — Тебе не больно сидеть и лежать?

— Нет, я привыкла. Сядь рядом, милый, не стой на коленях передо мной, — зашептала она с радостно-тревожной улыбкой.

Сергей поднялся, сел рядом с ней и, коснувшись губами её плеча, потянул вверх, снимая через голову, сорочку. За край кружев зацепилась серьга, и они со смехом еле её отцепили. Волосы Кристины разлохматились, она выгнулась назад, приглаживая их. Её душа и тело натянулись струнами, но они больше не дрожали, а пели. Сергей лег на бок около неё, Кристина любовалась им и наслаждалась его теплом, но, когда он коснулся её груди, смущенно сжалась, будто только в этот миг поняв, что она ней лишь полоска белья и пояс от чулок.

— Всё в порядке? — он склонился над ней.

— Да. Просто… Просто смущаюсь. А у тебя красивые плечи… И пресс, — она неловко отвернулась.

Сергей же, любуясь её грудью, похожей на две прекрасные капли медового воска среди острых зубцов, осторожно сказал:

— Ты, неосознанно, сохранила себе грудь. Значит, не хотела себя хоронить до конца.

Здесь пахло цветами. И было очень тепло.

Прежде чем ответить, Кристина погладила его по груди, по прессу, стройного и крепкого, с теплой мраморно-розовой кожей.

— Наверное, — улыбнулась она загадочно и поцеловала горячо.

«Что же, Разум, ты пара именно для такой девушки: тонкой и красивой, но травмированной и изувеченной твоим «любимым» социумом, и, как и ты, исправляющей наделанное».

Но, думая о серьезном, он неустанно целовал всё её тело, находя губами и языком чувствительную кожу между костяными рядами зубьев. Кристина изгибалась, еле слышно смеялась, сжимала пальцами кожу на его спине. И думала: «Была бы ты с ним, наслаждалась, без зубьев, способных располосовать любого, кто прижмется к тебе голой? Хоть мы и похожи, увы, нет. Но неужели он принимает меня любой?»

Губы Сергея дошли до полоски кружев. Кристине показалось, что она краснеет вообще всем телом. Она резко села, дыша и возбужденно, и смущенно. Он тревожно взглянул на неё, тяжело дыша и быстро проведя языком по своим блестящим зубам.

— Я хочу сделать нам иллюзию. Какую хочешь, Сережа?

С трудом унимая одичавшую за годы воздержания и срывающуюся с цепи плоть, Сергей ответил:

— Наши вкусы похожи. Выбирает леди.

Кристина закрыла глаза, повернула лицо к потолку, и приятный фиолетовый сумрак сначала стал плотнее, а потом в нем проступили большие округлые очертания. Они колыхались и чуть искрили по краям. Затем совсем оформились в гроздья фиолетовых орхидей. Гигантских, каждый цветок — под два метра. Бархатистые чашечки качались над кроватью, а лепестки поблескивали в золотистом свете светильника.

— Роскошный модерн… И откровенно, — улыбнулся Сергей открывшей глаза Кристине. — Отсылает к нашему знакомству.