– А так может быть?

– Конечно! – воскликнула бабушка. – Вечная Зима – она заразна, как болезнь. Облако растет и закроет собой всю Землю!

– Как страшно, – заметила девочка.

– Ну, тебя это не коснется, облако растет медленно. Может быть, только твои дети не увидят лета… Или даже внуки… Так что ложись и спокойно засыпай, а мы уедем в Африку. Я там выйду замуж за царя и всех вас обеспечу!

И бабушка печально засмеялась.

А девочка притворилась, что заснула.

И когда бабушка ушла, девочка спустилась в подвал в кромешной темноте.

Она очень боялась тьмы и холода, но для того, что она задумала, как раз это и было необходимо: мрак и стужа.

Девочка шла по подвалу, вся дрожа, и остановилась там в середине (как ей показалось) и сказала:

– Дедушка! Я знаю, ты вечно живешь в своей картине! И ты меня слышишь. Дедушка! У меня нет дела всей жизни, а есть только моя жизнь! Я спокойно могу ее отдать. Пусть все живут при солнышке!

Потом она легла на холодный каменный пол (ей часто говорили, что если лежать на холодном камне, то заболеешь и умрешь).

Она лежала, вся дрожа, на спине, и вдруг заметила тонкий лучик света, как будто в стене открылась щель.

Тогда девочка вскочила, подошла к этой полоске света, дотянулась до нее – и немедленно на том самом месте распахнулось маленькое окно.

Там, наверху, за окном, был солнечный день, зеленела трава, качались цветы, вдалеке темнел лес – все точно так же, как на картине в девочкиной комнате.

Девочка подтянулась на руках и прыгнула в летний день.

Тут же она поняла, что очутилась в раю, и рай ей очень-очень понравился, тем более что тут же был ее родной дом.

Девочка побежала вокруг дома и увидела перед дверью бабушку, папу и маму.

Бабушка стояла с корзинкой клубники, мама с огородной тяпочкой в руке, а папа у велосипеда.

– Мама, бабушка, папа, мы в раю! – закричала девочка.

– Ой, как это ты выскочила из постели, врачи тебе еще не разрешают вставать! – закричала бабушка. – А ну, пошли в дом!

Бабушка отвела девочку в ее комнату и уложила в кровать.

В комнате была новость – со стены исчезла дедушкина картина.

– Бабуля, а где картина? – тут же закричала девочка.

Бабушка, подоткнув одеяло внучке, ответила:

– Ты знаешь, полгода назад тебя ведь нашли почти мертвую на полу в подвале, ты там замерзла. В этот день по всей стране отключили отопление ради экономии. Я нашла тебя там только утром – мы всю ночь слушали радио в большой комнате и думали, что ты спишь, идиоты!

– Полгода назад?

– Да, ты болела полгода! Сейчас уже июнь, а был-то декабрь!

– Я не болела ни единой секунды! – сказала девочка.

– Ты просто была без сознания. Так вот, когда ты уже почти умерла, вдруг со стены сорвалась эта картина нашего дедушки. Она разбилась в мелкую пыль – даже не осталось рамы, которую дедушка вырезал сам. И ты тут же крепко заснула и спокойно задышала, и я в первый раз тоже заснула спокойно…

– Бабушка, значит, наш дедушка все-таки решил пожертвовать делом всей своей жизни, – серьезно сказала девочка. – И он спас всех от Вечной Зимы…

– Ну не говори глупостей, – рассердилась бабушка. – Как раз когда рухнула со стены его картина, ученые выступили по радио и признали, что Вечная Зима – это ошибка в расчетах и ничего такого быть не может. И в этот день началась весна и тебе стало полегче. А во‑вторых, наш дедушка давно помер и ничего уже отдать не мог…

– Но он же сказал, что будет вечно жить в своей картине.

И бабушка ответила:

– Вообще-то он был такой необыкновенный человек, наш дедушка…

А на стене, где раньше висела картина, шевелились солнечные зайчики и тени зеленых листьев, и казалось, что стена живая, дышит и смеется от радости.

В одной квартире жили две сестры, они жили очень бедно. На обед варили картофель, на завтрак съедали по куску хлеба и выпивали стакан кипятка. Они были очень худые, но аккуратные. И все у себя в доме держали в чистоте. Каждый день они выходили в магазин, и это для них было захватывающее приключение на много часов. Кроме этого, обе были записаны в библиотеку и аккуратно раз в неделю меняли книги.

Одевались они тоже очень аккуратно, сами себе вязали кофты и теплые носки, варежки, шарфы и береты. А нитки добывали из старых шерстяных вещей, удивляясь, как много выкидывают некоторые люди на помойку. Короче говоря, их дни были заполнены до отказа. Иногда они что-нибудь находили во время своих прогулок: то кипу старых журналов со всякими полезными советами, выкройками и медицинскими рекомендациями, как что лечить, а то и какой-нибудь почти новый ящик, деревянный и прочный. Сестры очень любили ящики и каждый раз, принеся домой находку, долго вычищали новый ящик и решали, куда его поставить: под стол, на шкаф или на балкон. У них уже было много ящиков и существовал целый план, как из этих ящиков сделать красивые полки для разных вещей в прихожей.

Однако все меняется, и старшая сестра, которой было восемьдесят семь лет, заболела. Врач все не приходил, и младшая сестра, которой было восемьдесят пять лет, сидела у кровати и перебирала в коробке из-под туфель разные старые лекарства, оставшиеся еще от мамы и бабушки и от детей: какие-то безымянные порошки в пакетиках, какие-то мази в облупившихся тюбиках и уже пустые бутылочки и флакончики.

Старшая сестра умирала, это было видно. Она тяжело, хрипло дышала и ничего не могла ответить. Младшая сестра, ее звали Лиза, отчаянно перебирала порошки и мази, надеясь найти что-нибудь против старости, ибо врач на прошлой неделе сказала, что больная умирает от старости и что старость – тоже болезнь. Лиза бестолково рылась в коробке и плакала, а Рита, старшая сестра, дышала все реже и наконец замерла, глядя в окно. Лиза закричала от горя и помазала остатком какой-то мази полуоткрытый рот сестры, потом испугалась, что эта мазь может быть ядовитой, и помазала и свой рот, чтобы уйти вместе в случае чего.

В тот же момент, когда мазь начала таять на губах у Лизы, она как будто бы заснула. Во сне ей виделись какие-то люди в черном, которые падали с потолка и исчезали под полом. Они летели, как снег, их было очень много, но вдруг воздух очистился и Лиза проснулась. На кровати лежала чужая девочка в огромной ночной рубашке Риты и таращила глаза.

– Девочка, – сказала Лиза, – ты что тут улеглась? Тут тебе не место таращить глазки! Тут тебе не шутки! Где моя Рита?

– Девочка, – ответила та девочка тонким и вредным голосом, – ты как здесь оказалась, ты чего здесь делаешь? Где Лиза?

– Какая девочка? – сказала Лиза. – Я тебе не девочка!

И она потянулась, чтобы схватить ту девчонку за руку. И вдруг Лиза увидела, что из ее темного старушечьего рукава высунулась маленькая белая ручка с розовыми ногтями! Чья-то рука высунулась из ее собственного рукава! Лиза страшно испугалась. Она втянула эту чужую руку обратно в свой рукав, рука втянулась. Одежда Лизы как будто опустела, повисла на ней, как чужая.

Бедная Лиза закричала: «Что вы со мной сделали?» А девочка на кровати закричала: «Убирайся немедленно отсюда!» И стала пинать Лизу ногой в Ритином сером шерстяном носке, который Рита сама связала. Старушки ведь на ночь надевают носки. И Лиза в последний раз этой ночью надела шерстяные носки на холодные ноги умирающей Риты.

Лиза онемела от гнева и стащила Ритин носок с этой нахальной девчонки.

Девчонка же вцепилась в носок и заорала:

– Это мой носок!

– Это Риточкин носок, – закричала Лиза, – она сама его вязала, он штопаный, он Ритин!

Девчонка заорала:

– Я его вязала, я штопала, ты что? Я Рита.

– Ты Рита?

– Я-то Рита, а вот ты кто, дрянная девка?

– Я Лиза! – воскликнула Лиза.

Тут они, конечно, подрались, а потом заревели, а потом Лиза сказала:

– Я поняла, я Лиза, а ты Рита! Ты не умерла, Рита?

– Конечно, нет, – сказала Рита. – Вчера ты плакала, а я слышала и знала: напрасно она плачет. Я не умру, я это знала.