Потом все пировали в чистой квартире, было много гостей, бабушка сделала тазик холодца и тазик винегрета. Люди натащили всякого добра.

– Мы бедные, – объяснял всем захмелевший зять, почему-то очень добрый. – У нас нет ни-че-го! Принимаем в дар любое. На тебе, небоже, чего нам негоже.

Потом народ пел любимые «То не вечер» и «Ой, мороз», печальные песни, но очень громко и радостно.

Кузя молчал, не путался под ногами, он сидел и смотрел по принесенному кем-то телевизору новости, все подряд.

Что-то он там кивал, шептал, показывал на экран пальцем, как все маленькие дети, а потом уходил и рисовал войну, взрывы или солнце, цветы и домик ниже цветов, и один раз сказал бабушке, когда взрослые уже прощались в прихожей:

– Ты не умрешь.

– А как же, – закивала усталая бабушка. – А как же. Вот вырастешь, изобретешь лекарство от смерти.

– Да, – ответил он. – Приблизительно так.