— Честно говоря, не слышал о крестьянах-изобретателях.

— Потому и не слышал. Теперь я понимаю, почему наш уважаемый дедушка работал по 18 часов, как раб на галерах, и все-таки проиграл войну.

— Ну, и что ты предлагаешь?

— Здесь есть в библиотеке Свод законов Российской империи?

— Есть конечно.

— Посмотрю, что там по патентному праву. Как ты думаешь, если я так прямо и напишу папá, что все это полный идиотизм, он сильно на меня обидится?

— А ты напиши… слово у тебя было такое замечательное… политкорректно.

— Ага! «Ваше Императорское Величество! По моему скромному мнению, существующая в настоящее время система выдачи привилегий на изобретения несколько задерживает ускорение темпов роста научно-технического прогресса в нашей богоспасаемой, самой прогрессивной в Европе империи».

— Примерно, — усмехнулся Никса. — Только не «Ваше Императорское Величество», а «Любезный папá».

— Усвоил! Чувствую мне здесь будет не до спиритических сеансов.

— Но сегодня договорились, — заметил Никса.

— Сегодня, конечно. Интересно, можно доску для вызова духов запатентовать?

— Я бы не советовал, — хмыкнул Никса.

Он извлек из ящика письменного стола небольшой портсигар, куда менее роскошный, чем у папá, и, вроде, даже не золотой, а серебряный, достал оттуда сигаретку и закурил.

— Тебе пятнадцать-то есть, ребенок? — возмутился Саша.

— Восьмого сентября, — отчитался Никса.

И затянулся.

— Ага! Пить, курить и говорить я начал одновременно, — прокомментировал Саша. — Я на тебя бабушку натравлю.

— Только попробуй!

— И на папá заодно! — добавил Саша.

Он со вздохом встал и отошел осматривать кабинет, подальше от ядовитого дыма.

А посмотреть было на что. Прямо у стены на деревянной подставке лежали несколько мечей. И во втором сверху он уверенно опознал катану. Она была в лаковых черных ножнах с золотыми драконами и с круглой гардой с такими же коваными змейсами.

— Можно твою катану посмотреть? — спросил Саша.

— Катану?

— Самурайский меч.

— «Катана» называется?

— Да. Ты что не знал?

— Нет.

— Япония еще закрыта?

— Три года назад был первый торговый договор с Россией, — вспомнил Никса. — Но язык еще никто не знает.

Саша бережно снял катану с подставки.

— Подарок микадо? — спросил он.

— Нет. Тети Ани.

— Сестры папá?

— Нет, — ответил Никса. — Я все забываю, что ты ничего не помнишь. Тетя Аня — сестра деда, королева Нидерландов. Анна Павловна.

— Двоюродная бабушка?

— Можно и так сказать.

— Слушай, можешь мне нарисовать кусочек родословного дерева ближайших родственников, а то я путаюсь?

— Хорошо.

— Буду благодарен, — кивнул Саша, рассматривая меч. — Тетушке — респект, микадо — позор. Мог бы и подарить. Подумаешь, потомок Аматэрасу!

— Кого?

— Аматэрасу, естественно, богини Солнца. Японские императоры считаются потомками богини Солнца.

— А… брат Луны…

— «Брат Луны»? Я даже такого не слышал. Хотя логично, что потомок Солнца брат Луны. Это откуда?

— Из «Фрегата „Паллада“» Гончарова. Но там про Аматэрасу нет.

Саша вынул меч из ножен примерно на треть. По клинку возле белого лезвия шла серо-голубая волна.

— Вау! — прокомментировал Саша. — Традиционная закалка.

— Ты что разбираешься?

— Немного. Можно мне его достать?

— Конечно.

Саша вынул катану из ножен и взял двумя руками.

Историческим фехтованием он, как и музыкой, занимался лет пять, пока совсем не достала работа. Но до пары железных турниров даже успел доехать, хотя ничего там не взял.

Он встал в низкую стойку, меч перед собой острием вверх… Подъем, поворот. Катана описала дугу над головой и опустилась вниз. Еще поворот.

Удивился, что что-то помнит.

Никса потушил окурок в пепельнице и во все глаза следил за ним.

Саша вспомнил еще пару движений, вплоть до чего-то довольно замороченного со скрещенными руками, название чего он забыл.

— Ничего себе! — прокомментировал Никса. — Ты, как танцуешь. Что это?

— Кэндзюцу — искусство меча.

— Кэндзюцу, — старательно повторил Никса. — Это по-японски?

— Хай!

— То есть «да»?

— Угу, — кивнул Саша, не переставая двигаться.

— У Гончарова «хи», — заметил Никса.

— Это он не расслышал, — возразил Саша. — «Суши» и «Суси» тоже все время путают. «Хай» — точно тебе говорю.

— Суши?

— Говорят, все-таки правильнее «суси», хотя у японцев, вроде, какой-то средний звук. Это такие рисовые цилиндрики с рыбой. В любом японском ресторане до хрена. Никогда не пробовал?

— Нет.

— Как у вас все запущено! Все-таки для кэндзюцу гораздо удобнее хакама, чем гусарские брюки.

— Хакама?

— Японские широкие штаны.

— Гончаров пишет, что они носят юбки.

— Это он не разобрался, — сказал Саша. — Просто хакама очень широкие.

— Ты уверен?

— Конечно. У меня были. В будущем. Надо заметить, что и кимоно удобнее венгерки.

— Этого слова у Гончарова нет.

— Наверное «халатом» называет.

— «Халат» есть.

— Одно слово «гайдзин»!

Никса посмотрел вопросительно.

— Гайдзин — это «иностранец» по-японски, — объяснил Саша. — Вроде, как у нас «немчура».

На очередном повороте краем глаза Саша заметил, что Никса прячет пепельницу в ящик стола и открывает окно, но не сразу понял, в чем дело.

Только повернувшись к дверям, он увидел, что на пороге стоит Зиновьев, и остановил клинок в полуметре от его плеча.

Отвел меч, расположил горизонтально: одна рука держит рукоять, другая в пяти сантиметрах перед лезвием.

И поклонился.

— Сумимасэн, Зиновьев-сенсей, — сказал он.

— Что? — спросил воспитатель.

— Это «извините» по-японски, — пояснил Саша. — Точнее: «мне нет прощения». А «сенсей» — учитель.

— Вы знаете японский, Александр Александрович?

— На том же уровне, что и болгарский, — сказал Саша. — Отдельные слова.

— Верните саблю на место, — приказал Зиновьев.

— Хай, — сказал Саша.

— Что? — спросил гувернер.

— Он сказал «да» по-японски, — объяснил Никса.

Саша убрал меч в ножны, но не сдержался:

— Это не сабля, Николай Васильевич, это японская катана, самурайский меч. У нее изгиб другой, другая гарда и рукоять под две руки. А с саблей я совсем не умею обращаться. Вообще не помню ни один европейский стиль. Был бы рад поучиться.

— Саш, покажи, Николаю Васильевичу, что ты умеешь, — попросил Никса.

Саша было начал вынимать катану обратно, но Зиновьев остановил его.

— Александр Александрович, вам врачи запретили давать оружие.

— Балинский, да? — догадался Саша. — Передайте ему, что степень моего безумия сильно преувеличена.

— Зря, — сказал Никса. — Это очень красиво. Вообще-то я ему разрешил.

— И, кого слушаться? — поинтересовался Саша.

— Старшего по званию, — сказал Зиновьев.

— А у Никсы, какое звание?

— Ротмистр, — признался Никса.

— Ну-у, я генералов на капитанов не меняю, — сказал Саша.

И со вздохом вернул катану на подставку.

— Никса, если у тебя есть боккэн, это решит проблему, — добавил он.

— Боккэн? — переспросил брат.

— Японский деревянный тренировочный меч, — объяснил Саша.

— Японского нет, но деревяшка где-то валялась, — сказал Никса.

— Я на нем могу показать, — предложил Саша. — Мне так даже спокойнее, ничего не раскоцаю. И, по-хорошему, надо на лужайку пойти. Заниматься кэндзюцу в твоем кабинете было, конечно, несколько опрометчиво.

— Кэндзюцу — это японское фехтование, — не дожидаясь вопроса объяснил Никса.

— Кстати, ты зря так к деревяшкам, — сказал Саша. — В Японии в 17-м веке был мастер меча, который использовал боккэн в поединках. Несколько убитых, причем с одного удара. Главное же сила духа, а не материал клинка.

— Сейчас тебе Зиновьев и деревяшку запретит, — заметил Никса.

— Николай Васильевич, но я так не умею, — сказал Саша.