Да, у четы Березовских родился чертенок. Веселый, проказливый, симпатичный… Со временем из него вырос вполне себе полноценный черт.

И. Малашенко в Рамблере рассказывал о БАБе (это случилось на презентации сразу после выхода книги «Время Березовского»): «Он был малообразован, не понимал, где проходит граница между добром и злом. Однажды он пригласил меня на свою виллу на Кап-д’Антиб, и, выйдя из машины, первое, что я увидел, – каменная надпись „Оставь всю печаль, приходящий сюда“, переиначенная цитата из Данте. В „Божественной комедии“ над адом написано: „Оставь всякую надежду, входящий сюда“[43]. И я сказал Борису: „Посмотри, твой рай – просто перелицованный ад, и это очень опасная игра, потому что с адом ты неизбежно заиграешься“. Борис заигрался с адом».

Как получилось, что в человеческой семье родился черт? Отец и мать Бориса не были обременены предрассудками клерикализма – может, поэтому? А с другой стороны, не очень-то верится, что милая двадцатидвухлетняя Анна Гельман могла водиться с «нечистой силой». Как тогда быть с чертячьей генетикой? Кстати, такой же вопрос можно задать и относительно происхождения Троцкого, Азефа и Парвуса. Те уж точно – из всех чертей самые что ни на есть чертяки, просто несвятая троица. А в принципе, как в обычной семье может появиться ребенок-черт? Сейчас даже самые верующие и воцерковленные не очень-то разбираются в делах небесных, а уж в демонологии – тем более. Посмотрим же, что об этом писали искушенные люди в Средние века.

Очевидно: черти не родятся сами по себе. Нужно, чтобы чертом (инкубом) были либо отец, либо мать. И отчасти примыкает к этому традиционный русский народный сюжет о подмене младенца чадом нежити.

Средневековые демонологи не были изобретателями инкубов, поскольку истории о сношении человека с духами природы, демонами и языческими богами появляются во многих культурах и верованиях. В древнегреческой мифологии Зевс отличался большим распутством и влюблялся в смертных женщин, например в Семелу, родившую ему Диониса.

Римляне считали инкубов духами и приписывали им возможности и привычки, которые русские приписывают домовому… Инкуб, кстати, упоминается и в трагедии Гете «Фауст» в качестве «духа земли».

В славянских преданиях инкуб увязывался с Летающим или Огненным змеем: «Огненный змей (варианты – змей-любака, маньяк, налёт огнянный, прелестник) – злой дух, мифологическое существо, которое часто является людям инкубом – ипостасью ходячего покойника или черта, принимающего облик умершего или находящегося в отлучке мужа или любовника и вступающего в любовные отношения с женщинами».

В сказках, легендах и мистических историях встречается и такое, что нечисть якобы обернулась мужем и затащила женщину на ложе. А тогда уж, наверное, возможно и рождение ребенка – почему нет? И при определенном стечении обстоятельств никто, включая мать, не узнает, что ребенок этот не от мужа, а от черта, то бишь он и есть маленький черт.

Мне кажется, можно сразу отмести приведенные выше варианты, подробно описанные в «Молоте ведьм»[44]. Все наши пламенные революционеры родились в достойных семьях, хоть и не христианских, но их матерей мы никак не можем заподозрить в тайных связях с чертями. А чтобы эти заботливые еврейские мамы не заметили подмены их младенцев на чады нежити – нет, этого ну никак не могло случиться!

«Молот ведьм» дает еще один вариант – на эмбрион (в момент его формирования) или на плод (уже на этапе вынашивания) было обращено какое-то особенное воздействие.

Что может происходить с плодом, если в беременную женщину вселится инфернальная сущность? Наверное, эта сущность может как-то направить развитие плода.

А насчет вселяющихся в человека бесов – если верить легендам, то это запросто может произойти в любой момент. Во всяком случае, к такому выводу меня подталкивают цитаты из книги Александра Амфитеатрова[45]: «Чтобы ворваться в слабо защищенную душу, дьяволы пользовались не только малейшим вольным грехом, но всякою невнимательностью, вводившей в грех невольный. Дитя хочет пить. Дьявол подсовывает ему кружку воды и сам в нее ныряет. Бедное дитя пьет, позабыв перекреститься, и вот бес уже в нем, это рассказ св. Цельза. В житии св. Бонания, аббата в Люцедио, повествуется о родильнице, которая таким же способом проглотила дьявола по имени Фумарет (Fumareth). Cв. Григорий Великий знал монахиню, съевшую демона в листке латука. Если человек жил в грехе, от бесноватости не могли его спасти никакие святые прибежища, ни убежища. В житии св. Констанца, архиепископа Кентерберийского, рассказывается случай, как бес вселился в молодого монаха в то самое время, когда он читал за литургией Евангелие. Сын отца Алексея в известном рассказе Тургенева окончательно был схвачен преследующим его бесом в момент еще более священный:

– Слушай, – говорит, – батька. Хочешь ты знать всю правду? Так вот она тебе. Когда, ты помнишь, я причастился и частицу еще во рту держал – вдруг он (в церкви-то это, белым-то днем!) встал передо мною, словно из земли выскочил, и шепчет он мне… (а прежде никогда ничего не говоривал) – шепчет: выплюнь и разотри! Я так и сделал; выплюнул – и ногой растер. И стало быть, я теперь навсегда пропащий – потому что всякое преступление отпускается – но только не преступление против святого духа…

Все некрещеные предполагались одержимыми бесом с момента рождения».

Теоретически, кстати, и вселение беса необязательно. Деревенская ведьма посмотрела дурным глазом – вот плод уже и стал развиваться под черта. Или, например, зачатье в аномальной зоне произошло. Или потом беременная в проклятом месте плод вынашивала. Или тот же домовой решил на будущего ребенка как-то повоздействовать своими мистическими силами.

В последних классах школы в Березовском произошел неожиданный перелом – проснулась любовь к точным наукам, хотя вплоть до восьмого класса тройки по геометрии с алгеброй были самой частой отметкой. Он всерьез увлекся математикой, его даже стали посылать на математические олимпиады – отстаивать честь школы.

Годы еще вполне оттепельные. Еще живы хрущевские послабления с нежными ростками, пробивающимися сквозь изрядно продырявленный железный занавес, – демократизации, свободы творчества и контактов с продолжающим загнивать капитализмом хотя бы в области культуры.

Андрей Вознесенский у памятника Маяковскому кричал: «Я – Гойя! Глазницы воронок мне выклевал ворог, слетая на поле нагое». Появился театр Современник, а в 64-м – обновленный Юрием Любимовым Театр на Таганке. В Москве проводился Конкурс Чайковского и возобновился международный кинофестиваль. Рупорами шестидесятников стали Новый мир и Юность, вечера поэзии в Политехническом музее, зарождался новый жанр бардовской песни, впервые после возвращения из Китая прошли гастроли оркестра Олега Лундстрема, вживую появился американский джаз в лице биг-бенда короля свинга Бенни Гудмена.

И садовые скамейки куйбышевского Бродвея, на которых весной 62-го собиралась молодежь, действительно были. И там действительно бурлили идеи, кипели страсти, обсуждались замыслы… Молодежные движения и объединения по всем городам Союза росли как грибы.

В 1962-м наш герой окончил школу, но аттестат оказался посредственным: четыре пятерки, двенадцать четверок и одна тройка. Аттестат – что, разве это самое главное? Честолюбивый юноша решает посвятить себя науке и несет документы в святая святых – на физический факультет МГУ. Он, как вся страна, смело смотрит в будущее и почти уверен в успехе, но жизнь не согласилась разделить его оптимизм: на устном экзамене по математике Борис получает отлично, но на письменном – неуд.