Нам сегодня также пора вспомнить, что русского человека гнал трудиться не «план пятилетки», а призывала сама природа, рождавшая в нём песню, которую и вынесли из народных глубин Кольцов и Никитин, «подслушали» Глинка, Чайковский, Рахманинов. На стихи А. Кольцова, вобравшие в себя дыхание русской природы и русского характера, общенародную мудрость, написаны произведения Римского-Корсакова, Мусоргского, Даргомыжского, много писал Балакирев (помните «Обойми, поцелуй…»?). Популярным романсом стали стихи Кольцова «Разлука» (1840), впоследствии положенные на музыку Гурилёвым.

Московский композитор Владимир Беляев, многие годы проживший в Воронеже, с 2003 г. профессор кафедры оркестрового дирижирования Российской академии музыки им. Гнесиных и Московского государственного института музыки им. Шнитке, написал в 1986 г. музыку к балету «Алексей Кольцов».

Наш современник А. Печерский, пораженный величием и благостью строк Никитина, сразу решил, что созданная им православная народная газета будет называться «Русь Державная». И она выходит, уже почти два десятка лет, – с иконой Богородицы «Державная» в логотипе на первой полосе.

А как Кубанский казачий хор исполняет эту песню!

У Никитина, как и у его старшего товарища Кольцова, поэзия народно-песенна: «Старый мельник» или «У кого нет думы». А вот «Гнездо ласточки»: «Одна певунья-ласточка, Под крышей обжилась, Свила-слепила гнёздышко, Детьми обзавелась…» У Никитина – живо понятие «любить», равносильное «жалеть»; так он и о жаворонках пишет, и о «сохе-матушке», и «зреет рожь – тебе заботушка», и «хлеб поспел – тебе кручинушка». Эти слова ласкают русское сердце и в наш железный век. Так бабушки наши говорили. Поэзия была их дом.

Человек на земле, даже на барщине – всё же «живей» и свободнее человека, мигрировавшего на тесную городскую кухню, будь он инженер или учитель. Человек на земле способен объять Вселенную, и она для него – центр мира, он благословляет власть Божию, власть природы, власть отца Отечества, а человек, оторванный от земли, читай традиций, исторической памяти, национальной культуры, иерархии во всём строе мироздания, не способен принять власть даже самую расположенную к нему, ибо центр мира для него – его личность, как правило, угнетённая.

Русские поэты писали о тоске по той воле, которая влекла русского странника до Сибири и Крыма, до Каспия и Беломорья. Не лишь о бедности своей плакал мужик, а тяготился земным миром и жаждал Небесных благ.

Критик Белинский скажет о Кольцове: «Он носил в себе все элементы русского духа, в особенности – страшную силу в страдании и в наслаждении, способность бешено предаваться и печали, и веселию, и вместо того, чтобы падать под бременем самого отчаяния, способность находить в нём какое-то буйное, удалое, размашистое упоение».

Но и Белинский не всё сразу понял: в 1835 г. сказав о Кольцове, де, «он владеет талантом не большим, но истинным, даром творчества не глубоким и не сильным, но неподдельным и ненатянутым», после смерти поэта, в 1846 г., всё ж назвал его «гениальным талантом». И стал в краткой жизни Кольцова другом ему.

Алексей Кольцов родился в семье прасола, учился в уездном училище, но не кончил и двух классов: отец заставил его помогать в своих торговых делах. Разъезжая в степи с гуртами скота, ночуя под открытым небом, Кольцов с шестнадцати лет начал сочинять стихи. Перенеся несчастную любовь к крепостной прислуге, горничной Дуняше, девушке редкой красоты и чуткости, проданной его отцом донскому помещику в отдалённую казацкую станицу, юный поэт слёг в горячке и едва не умер.

В 1825 г. Кольцов приобрёл на базаре сборник стихов И. Дмитриева и пережил глубокое потрясение, познакомившись с «российскими песнями» – «Стонет сизый голубочек», «Ах, когда б я прежде знала». Он убежал в сад и стал распевать в одиночестве эти стихи, уверенный в том, что все стихи – песни, что все они поются, а не читаются.

Кольцову было 24 года, когда московский философ и поэт Станкевич опубликовал в «Литературной газете» одну из его песен. Тогда же была выпущена первая книга стихов молодого поэта. В 1836 г. Кольцов по торговым делам был в Петербурге, на «олимпиадинском чердаке» Жуковского в Шепелевском дворце – с П. Вяземским, В. Одоевским, И. Крыловым. Он завёл дружбу с художником Венециановым, появился на знаменитых литературных вечерах у профессора П. Плетнёва. Особое впечатление на Кольцова произвело знакомство с Пушкиным и беседы с ним о литературе. Пушкин напечатал в своём журнале «Современник» стихотворение Кольцова «Урожай». Потрясённый безвременной кончиной поэта, Кольцов посвятил его памяти стихотворение «Лес» (1837), в котором «через эпический образ русской природы передал богатырскую мощь и национальное величие поэтического гения Пушкина».

Летом 1937 г. Кольцова навестил в Воронеже поэт Жуковский, сопровождавший наследника престола в путешествии по России.

Но в мещанской будничной провинции поэт был одинок. «Тесен мой круг, грязен мой мир; горько жить мне в нём; и я не знаю, как я ещё не потерялся в нём давно». Заболев чахоткой, при полном равнодушии невежественного и жестокого отца А. Кольцов скончался тридцати трёх лет от роду.

Песням Кольцова нельзя подобрать какой-либо «прототип» среди известных фольклорных текстов. Он сам творил песни в народном духе, овладев им настолько, что в его поэзии воссоздается мир народной песни, сохраняющий все признаки фольклорного искусства, но уходящий в область собственно литературного творчества.

Замечательно подмеченное Д. С. Мережковским обстоятельство: «В заботах о насущном хлебе, об урожае, о полных закромах у этого практического человека, настоящего прасола, изучившего будничную жизнь – точка зрения вовсе не утилитарная, экономическая, как у многих интеллигентных писателей, скорбящих о народе, а, напротив, – самая возвышенная, идеальная даже, если хотите, мистическая, что, кстати сказать, отнюдь не мешает практическому здравому смыслу. Когда поэт перечисляет мирные весенние думы сельских людей, третья дума оказывается такой священной, что он не решается говорить о ней. И только благоговейно замечает: “Третью думушку как задумали, Богу Господу помолилися”».

Поэзия Кольцова оказала большое влияние на русскую литературу. Под обаянием его «свежей», «ненадломленной» песни находился в 1850-е Фет, народно-крестьянские мотивы Кольцова развивали в своём творчестве Некрасов и его последователи, в XX в. песенные традиции Кольцова были подхвачены Исаковским, Твардовским и другими.