Не нравилось это Яромиру. Не следовало государю пить в чужом царстве. Опасно это. Но иногда надобно на жертвы идти, чтобы светлые семена посеять, да мир взрастить.
– Что ж, коль таково условие Висира, ради дружбы, пусть будет так. Испью воды я вашей.
Как по волшебству возникли три кубка в руках сестер. Навь держала обсидиановую чашу; Правь – стеклянную, наполненную прозрачной чистой водой; в руках же Яви возник обыкновенный деревянный кубок. Медлил Яромир, опасаясь яда или отравы иной, скрывающихся в сосудах. Но делать нечего. Назад дороги нет.
Собравшись с духом, шагнул царь к «огненной сестре», забрав из рук ее теплую деревянную чашу. Припал губами к гладкому краю и отпил воды прохладной. Замер Яромир, прислушался к себе. Ничего. Вода, как вода.
Ободрился он и уже увереннее подошел к златовласой Прави. В стеклянном кубке вода оказалась горячей. Обожгла она нёбо больно, но тоже показалась Яромиру обычной. Вот только зрение четче стало, да цвета ярче. Локоны Прави, словно факел, рассеивали лесной сумрак солнечным светом, а кожа всех трех дев мягко сияла, будто посыпанная волшебной пылью. Замерло сердце царя земель людских, поразившись красотой такой.
– Остался мой кубок. Испьешь и попадешь во дворец Висира.
Лукавство слышалось в елейном голосе Нави, но отступать уже было поздно. Смело шагнул Яромир к третьей сестре и взялся за обсидиановый кубок. В нем плескалась вода темная, а коснувшись губ его, обожгла льдом. И тут же мир преобразился. Шелестящая трава на поляне вросла в землю, будто нити ткацкие затянули на огромном полотне. Приподнялись дубы вековые на своих корнях, отряхнули тяжелые комья и разошлись в стороны. Дерево великое, что маяком высилось в центре поляны, вдруг треснуло на две половины и с ломким громом развалилось.
Три сестры даже не обернулись посмотреть на творившиеся вокруг чудеса. А Яромир так и застыл с обсидиановым кубком в руках, глазами не моргая и губ не смыкая. С ужасом и восхищением смотрел он, как две половины сломанного древа рассыпаются прахом, и из пыли этой начинает расти дворец хрустальный. Столбами прозрачными заворачивается. Оконца арочные пробивает да двери, увитые тонкими розами, отращивает. Высокие шпили проткнули звездное небо. Да, не день властвовал в этом лесу, а ночь ясная с луной яркой.
На голой земле пробились такие же хрустальные деревья, кусты и цветы. Прекрасные, но холодные и мертвые…
– Следуй за нами, царь, – заговорила высоким голосом Правь.
Сестры направились к самим по себе открывшимся вратам. Яромир следом пошел, вертя головой и рассматривая дивные чудеса. На ветвях сидели и звонко кричали птицы странные, как и выросшие цветы – прозрачные.
Долго шли по дворцу хрустальному, сверкающему лунным светом, пока не добрались до тронного зала – огромного, высокого, широкого. В тронном зале том, на высоком пьедестале, трон стоял. Не хрустальный, нет. Золотой. Каменьями драгоценными украшенный. Дико это выглядело. Тяжело и неправильно. А на троне том восседал худой, сгорбленный старик. Шкура медвежья на плечах сухих лежала, а на лысой голове с пятнами старческими корона чугунная с зубцами острыми надета была.
«И это великий колдун?», – не поверил глазам своим Яромир. – «Может ли он страху нагнать на столько земель? В ужас повергнуть народ? Откуда чудеса в Лесу этом? Разве способен сей дряхлый дед их сотворить?».
Казалось, спал старик на жестком троне, но вдруг встрепенулся, и тяжело открылись набухшие веки. Мутный взгляд прозрачных глаз устремился на Яромира. Словно сам прах времен взирал на царя.
– Ветер принес мне весть, что забрать ты земли мои желаешь, да только обманным миром и дружбой прикрываешь умысел свой, – наполнился зал старческим скрипучим голосом, при этом уста колдуна остались недвижимы.
«Разве этого я желал?», – задумался Яромир. С сердца его вдруг спала пелена самообмана. Он, правда, мира желал. Да вот только не так это. Не мира на самом деле хотелось ему, а славы и сказаний в народе о Яромире Благословенном жаждал он. Чтоб в веках имя гремело его…
– Прав, прав ты, Яромир. Быстро понял, – заскрипел голос Висира. – Не злая душа у тебя, но тщеславная. Хочешь в летописях остаться да в жизнях народов. Останешься, будь уверен. Да только догадался ты уже, что мои земли не так просты. И царство мое необычное. Не нужно оно тебе, поверь. Беду только накликаешь на головы людей своих. Но мне по нраву твоя смелость, храбрость и напористость. Никто раньше не отваживался просить встречи со мной. Награжу я тебя за это. В саду моем растут яблони с яблоками волшебными – молодильными. Съешь одно и вновь вернешься в двадцать лет свои. Пять яблок подарю я тебе таких, чтоб больше добрых дел сделать ты успел за жизнь свою. И совет дам дельный тебе – не каждую вершину нужно покорять. На остром пике горы лишь камни да ветер стылый. В подножье же земля теплая, плодородная. Нужно уметь вовремя останавливаться, Яромир. Вот и твое время пришло.
– Но люди желают в Лес твой ходить. Дары его собирать, – попытался всё же добиться своего царь человеческий.
– Не желают, Яромир, не желают. Ошибаешься ты. Люди боятся Сумрачного Леса.
– Но богат он и плодороден. Многих бы дары его смогли спасти от голода в холодные зимы.
– Позволь ходить людям в Лес наш, Висир, – ласково протянула Навь. – Пусть дарами пользуются. Разве жалко нам ягод да грибов?
Старик рассмеялся, как несмазанная телега.
– Ты забываешься, Навь, – строго произнесла синеглазая Правь. – Не заберешь ты больше в свое царство.
– Разве я забираю? Мне ни к чему новые души. Да вот только народ мой грустит. По жизни человеческой скучает. Это в твоем царстве нет печали, а в моем порой темно и мрачно.
Не понравились слова Нави Яромиру. Злым духом веяло от них. Уйти захотелось, оставить дворец этот прекрасный, но холодный. Однако яблок молодильных, способных жизнь продлить на долгие века, хотелось больше, поэтому ждал царь, что скажет колдун лесной.
– Что ж, до сих пор ты хочешь, чтобы люди твои могли в Лес мой войти да дарами его пользоваться? – не шевеля губами, задал вопрос Висир, с прищуром хитрым за гостем наблюдая.
– Хочу, – подтвердил Яромир, понимая, что отступать не стоило, иначе не получить яблок волшебных.
– Будь по-твоему.
Тяжело поднялся старик с трона и, словно хромая черепаха, медленно стал спускаться по высокой лестнице. Старость ли, время или болезнь какая согнула его в три погибели, так что когда Висир спустился, то Яромир отметил рост его себе по пояс.
Протянул сухую скрюченную кисть колдун с кривыми тонкими пальцами и язвами страшными.
– Пожмем руки, дабы скрепить союз наш.
Не стал Яромир противиться. Пожал руку жуткую. Звонко рассмеялась Навь. А Правь, напротив, скривила недовольно уста свои прекрасные.
– Позволяю я людям в Лес войти, дары его брать. Но дальше частокола пусть не ступает нога человеческая. Таково мое условие. Вручи яблоки царю, Правь, да отправь обратно в земли его.
– Благодарю, Висир, – поклонился Яромир.
Он не знал, где частокол лесной находится, но раз хозяин не желает пускать дальше него, то так тому и быть. Яромир и без того многого добился. Обернувшись к сестрам, он подошел к златовласой деве. В руках она уже держала тяжелый платок, в котором угадывались яблоки, протянула его царю, вручила.
– Спрячь их, Яромир. Не бойся, не сгниют и не испортятся плоды эти никогда. А вот от воровства уберечься не могут, – рассказала красноволосая Явь с доброй улыбкой.
– За мной следуй, царь, – твердым голосом скомандовала Правь, будто командир приказ отдал.
Подчинился Яромир, последовал за сестрой синеглазой. Две другие остались во дворце, с Висиром, крикнув вслед ему: «Прощай».
Привела его Правь к кромке Леса, откуда виднелись стройные ряды войска Яромира.
– Сглупил ты, царь человечий, ошибся. Не стоило соглашаться с хозяином Леса. Больше всех Навь он любит, поэтому навьи духи в Лесу правят. А они разум ваш людской некрепкий мутят, играются, к себе забирают. Горе ты принес, да беду в дом свой пустил. Не стоили яблоки молодильные этого. Прощай, Яромир.
