– Пожалуй, сейчас моя очередь запасаться попкорном, – прокомментировал Ясон.

Коллин успел кинуть на него скептический взгляд, когда услышал «Привет!» справа от себя. Жаль, но брюнетке ничего не светило.

Они решили расходиться ближе к трем. Снаружи было ветрено, и Ясон закурил, прикрывая зажигалку рукой. Пламя подсветило поля фетровой шляпы и покорно исчезло. Коллин стоял рядом, натягивая перчатки. На Миллионной дребезжала кислотная электроника.

Ясон выпустил маленькое облачко дыма, снова вдохнул его и сделал длинный выдох. От выпитого все казалось слегка размытым.

– По-моему, я так ни разу тебе и не сказал спасибо за то, что ты притащил меня в Миттенвальд. Поэтому говорю сейчас. Я благодарен за все, что ты сделал.

Коллин молчал. Дымная дорожка указывала на небо. Со стороны Миллионной улицы что-то громко бухнуло, и крыши осветил салют.

– Ясон, у тебя какое-то извращенное представление о дружбе, – сказал Коллин, наблюдая за скользящими вниз искрами. – Я тебе не банк с кредитной линией. Это непрерывная цепочка «если бы не». Если бы ты выбрал другой университет – мы бы не стали работать на «Трез Колорес». Если бы не Миллионная – мы бы не спасли Сачико, а ты бы не подсел на хард. В итоге мне не пришлось бы тащить тебя к Вернер.

Он помолчал и продолжил:

– Заметь, я, в отличие от тебя, вины не чувствую.

– Это не вина. Мне… – Ясон покрутил в уме несколько изящных формулировок, но сдался и выбрал наиболее честную: – «Спасибо» – это как-то слишком мало.

– А. – Коллин усмехнулся и разгладил манжеты рубашки. – Это нормально. Это очень по-ясоновски. А что тогда попадает в категорию «достаточно»?

– Не уверен, что могу сейчас адекватно сформулировать. – Он выдохнул дым вниз и поискал, куда бы стряхнуть пепел. Ни одной урны поблизости не было.

– Слишком боишься ошибиться. Ты даже не можешь решить, стоит ли встречаться с Марией.

– Я не боюсь – я пытаюсь принимать взвешенные решения.

Задержать дыхание, сбить пепел, выдохнуть. Сохранить правильный порядок действий.

– И это мне говорит человек, который, полагаясь на выдуманный запах чернослива, вкладывает все средства в голограммы и месяц сидит на консервированных сосисках. – Коллин поддел носком ботинка смятый бумажный стаканчик и отбросил в сторону.

– Сосиски и Мария – это разные материи, Коллин.

– Это в твоей больной башке они почему-то стали разными.

– Откуда такое желание учить меня жизни?

Ясон чувствовал знакомое ощущение в основании шеи, как будто вставала дыбом шерсть. Коллин выглядел тонким и изящным только последние три года, когда перестал качаться, и драться умел отлично. Их пьяная потасовка на задворках Миллионной будет выглядеть довольно нелепо.

Коллин остановился напротив него:

– Да не хочу я тебя ничему учить. Ты просто застрял в стеклянной коробке. Я хочу знать, есть ли там что-то внутри.

Ясон нарочито медленно затянулся, отправил сигарету в урну.

– Да черт его знает, – криво улыбнулся он. – Иногда мне самому интересно.

Коллин качнулся с пятки на носок и обратно.

– Ладно. Моя машина уже подъезжает. – Он снял перчатку и протянул руку. – Возвращайся целым. И с подарками для нас с Вернер.

Ясон ответил рукопожатием – кружевные манжеты снова коснулись его руки:

– Договорились.

Коллин сделал неопределенный жест и направился к такси, подобравшемуся почти ко входу в ресторан. Машина Ясона приехала следом.

Взлет и посадка неизменно нагоняли на него сон, и после приземления он чувствовал себя разбитым.

Джакарта встретила Джека влажными сумерками утра. Воздух, полный гула самолетов, взрезал ясный голос имама. Мечеть видно не было, но звуки призыва к молитве плыли над аэропортом.

Джек сел в беспилотное такси и прикрыл глаза. Теннисный мяч остался в раздолбанном кондоминиуме на окраине Бангкока, и мерный звук ударов об стену теперь заменяло биение его собственного сердца. Когда имплант только установили, он не сразу смог привыкнуть к изменившимся ощущениям: в первые дни после операции его мучала бессонница из-за вибрации и стука, который слышал только он.

Всем, что он знал об искусственных органах до этого, были бесконечные вопли матери, которая считала медицину дьявольским искусством. В больнице и на реабилитации ему пришлось много прочитать, чтобы научиться обслуживать имплант и наконец восхититься удивительным механизмом, который поддерживал в нем жизнь.

Несмотря на платные трассы, поездка из аэропорта до отеля растянулась на три часа, большую часть которых такси стояло в пробках. Джек успел вздремнуть и теперь рассматривал жизнь за стеклом. Мопеды и мотоциклы роились на перекрестках и срывались с места, как только гас красный сигнал светофора. На бордюрах раздолбанных тротуаров рядом с тележками с уличной едой сидели люди с пластиковыми тарелками в руках. Когда машина останавливалась рядом с тележкой, Джек слышал гул генераторов и видел, как теплый воздух выбивает влагу из темно-зеленых листьев каких-то растений.

Впереди его ждала другая Джакарта: город небоскребов в кружеве развязок и глянцевой зелени франжипани, с пятизвездочными отелями, торговыми центрами, минаретами и вооруженной охраной при входе.

Досмотр снова прошел без проблем. Джек подхватил свой кейс и поднялся по эскалатору к ресепшн. Солнце давно встало, и его свет отражался от металлических поручней, дверей лифтов и начищенных до блеска элементов стойки, погружая холл отеля в мягкое сияние. Ненавязчиво пахло цветами. Отели сети Meliá Hotels International были основательными, элегантными и роскошными настолько, что сводило зубы.

– Доброе утро, господин Виссер! – Девушка-хостесс, яванка с яркими пухлыми губами, улыбнулась так, как будто действительно обрадовалась его приезду. – Позвольте ваш идентификатор.

– Доброе.

Джек развернул панель вирт-браслета. Личность бельгийца Дирка Виссера была куплена полгода назад, но годилась для работы исключительно в АТР5: европейские и азиатские системы были все еще плохо интегрированы между собой, и мелкие несоответствия вроде несуществующего университета, где работал Виссер, можно было списать на программные сбои.

– Хорошо добрались, господин Виссер?

– Да, вполне. – Он отвернулся, разглядывая холл с гигантской скульптурой в виде реечного шара посредине, которую окружали пальмы. Впереди, на небольшой сцене стоял черный рояль, – разумеется, акустический, а не электронный.

– Распишитесь, пожалуйста.

Джек без заминки поставил подпись Виссера под правилами проживания. Девушка протянула руку к электронной панели, и он заметил тонкую полоску металла, выглянувшую из-под перчатки.

Во рту вдруг пересохло, зрение приобрело неприятную резкость. Теперь Джек видел, что пальцы ее левой руки гораздо менее подвижны, чем на правой: протез был старым и требовал техобслуживания. Ему казалось, что он слышит едва заметный скрип при движениях и чувствует синтетический запах смазки, который она пытается перекрыть тяжелым запахом духов. Он облизнул губы и бросил:

– Как вас зовут?

Вопрос получился несколько грубым, но девушка все так же с улыбкой ответила:

– Аминах.

– Аминах, в отеле есть врач?

– Конечно, господин Виссер. Вам нехорошо?

– Нет, все в порядке. У меня искусственное сердце, и я предпочитаю контролировать свое состояние после перелетов.

Это была правда, только вот он уже проделал всю необходимую диагностику в машине.

– О, конечно. Я попрошу врача связаться с вами, чтобы вы могли выбрать удобное время для консультации.

– Спасибо, Аминах.

Джек задержал взгляд на ее протезированной руке. Заметив это, девушка рефлекторно попыталась натянуть перчатку глубже. Он коснулся левого лацкана пиджака, обозначая положение своего сердца и кивнул. Она должна чувствовать себя соучастницей, думать, что он ее понимает – как будто между его протезом и ее есть хоть что-то общее.