— Сколько длилось военное присутствие Вортааг на Ваураме по земному времени? — спросил Цавар, повернувшись к Модесто.

— Семь лет.

— Что делали с этим комплексом все эти семь лет? — теперь он повернулся к Кодасте.

— Ничего, кажется. Они эти здания обходили стороной. Может и делали склады, но я не слышала.

— Да, обходили, — протянул человек. — Смотрите…

На стене висел немного смятый флаг Империи: абсолютно чёрный двуглавый орёл с раскинутыми по сторонам крыльями. Свет от лампы падал на ткань так, что одна сторона орла была на свету, а другая — во тьме. Тёмная сторона смотрела на улицу, откуда они прибыли, а светлая — в сторону дверного проёма. Кодаста повернула туда голову, и от шока дрожь снова охватила всё её тело.

На неё смотрело лицо, знакомое до боли. Немного несимметричный нос, впалые щёки, короткие чёрные волосы и угрюмый взгляд, который она помнит из детства. И в её голове словно выстрел прозвучало: Артур Раудис.

Но как только она это поняла, человек развернулся и шагнул за поворот. Кодаста сорвалась с места с криком:

— Подожди!

Но стоило ей забежать в коридор, как тень оказалась уже в его конце. Позади себя она слышала крики, но не могла их разобрать. Она бежала вдоль размытых торговых лавок, чей свет ударял ей в глаза. Коридор был широким и узнаваемым. Она закрылась от всего внешнего мира и смотрела только вперёд. Всё превратилось в голубо-жёлтое месиво. Усталость ушла. И так поворот за поворотом. Но тень всегда была впереди.

И наконец тень зашла в помещение, а Кодаста сразу за ней. Но там тени уже не было. Её взору предстали грязные пыльные колонны, заросшие паутиной и полностью пустые шкафы и тумбы. А в противоположном конце покрывшийся трещинами заплесневелый стол с разбитым стеклом. Воспоминания огромным комом ввалились в её голову. Она упала на колени и зарыдала, упёршись руками в пол.

А сзади уже послышались быстрые шаги, и вот в комнату вошли Модесто и Цавар.

— Что случилось? — присел к ней воктонец.

— Я помню это место, — сквозь слёзы сказала та обрывистым голосом: ей с трудом давалась каждая буква.

Модесто быстро отошёл от них.

— Я проверю, есть ли какие враги поблизости, а ты её успокаивай, — быстро протараторил он и покинул комнату.

Кодаста всё ещё плакала, но поддерживаемая плохо разборчивыми фразами Цавара она успокаивалась. И вскоре смогла более-менее связно говорить, тяжело дыша и так же тяжело собирая мысли в кучу.

— Меня тут учили немецкому, — вдруг начала рассказ Кодаста. — Меня родители очень давно сюда водили. Даже если я не хотела. Говорили, что Рим тут навсегда, и язык людей нужно учить так же прилежно, как я учу священные тексты.

— То есть родители смирились с имперской оккупацией?

— Нет, — отрезала она. — Они были её сторонниками. Вот и водили меня к репетитору, потому что считали, что в хатракском кругу я его выучу плохо.

— У вас в обществе с немецким не заладилось?

— Да, большинство говорило на нём просто ужасно. Но не я. Поэтому всегда гуляла больше с людскими ребятами, чем с хатраками. Контакт людей и хатраков никем не запрещался.

— Понятно, — успокаивающе произнёс Цавар. — А почему ты сюда побежала? Кому ты сказала подождать?

— Я увидела его, — поставила акцент на последнее слово. — Это был… Нет, это была тень… Моего репетитора… — после этого у неё сердце вновь быстро забилось, и ей стало трудно дышать, и в её голосе звучало сожаление об утрате.

— Спокойно. Видения в таких ситуациях бывают, и это нормально, — поведал воктонец опять своим певучим тоном, и дыхание её восстановилось.

Она села на пол и больше не издала ни звука. Наступила тишина. И она тут же была нарушена Модесто, который вошёл в комнату, раскидывая пыль.

— Там всё тихо, — объявил он. — Я так вижу, вы успокоились.

— Да, — коротко и безэмоционально ответила Кодаста.

— Это хорошо. Предлагаю чуть отдохнуть, а то вы выносливые, а я всего лишь человек, — он изобразил одышку.

— Зато крепкий духом, — поднявшись, подбодрил его Цавар.

— Ага, и у вас он очень хорош, — отшутился тот, сверля глазами хатрака.

========== Молитвы и муриды ==========

Отдохнувшая и поевшая группа подходила к концу туннеля, что вёл из человеческого сектора в парк. Кодаста с силой толкнула дверь, и та отворилась. На улице их встретил бушующий ветер, что раскачивал стволы и ветки высоких деревьев. Горки жёлтых листьев прикрывали валежник. От травы осталась только выжженная земля. Модесто копнул её ботинком.

— Плазмой стреляли, — медленно проговорил он, нагнувшись. — Но давно.

Участки с голой землёй встречались постоянно, что свидетельствовало о массивном миномётном обстреле. Всюду лежали обгоревшие трупы солдат Вортааг и хатраков. Они пытались убежать, но не смогли. Многие держали в руках оплавленные лазерные винтовки.

За деревьями возвышались двускатные крыши храма, а за ними — высотное жилое здание, около которого и упал нужный крейсер. Цавар выбился вперёд и присмотрелся.

— Это тот самый храм? — поинтересовался он, повернувшись к Кодасте.

— Да, — кивнула та и добавила. — Храм святого Дерката Налвина.

— Будет интересно посмотреть на него, — присоединился Модесто.

— Если от него что-то внутри осталось, — прокомментировал воктонец, всматриваясь на дыру в одной из крыш.

У Кодасты после этих слов разболелась голова: ей казалось, что всё вокруг неправильно, так не должно быть. Вспыхнули воспоминания о детстве, о друзьях-людях, но они размазывались и покрывались чернотой. Она закрыла глаза, и боль с мыслями ушли. Внутри наступила тишина. А тем временем её соратники уже шли к храму, и вскоре она присоединилась к ним.

Внезапно раздался муридский стон, а в небе послышался гул двигателей и антигравов, смешавшийся в непонятную и неприятную какафонию. Модесто что-то прокричал, но Кодаста уже бежала к ближайшему кусту, где и укрылась. Человек спрятался за опалённым стволом, а воктонец — под густой кроной дерева.

Над ними пролетели два сазмурида, один из которых взмыл вверх. Для Кодасты будто время замедлилось: она изучала узоры на его экзокостюме, которые были одновременно похожи на те, что на её клинке, и не похожи. Это были теперь не буквы, а рисунки. Вскоре он с сородичем скрылся за деревьями, издавая будто электрический гогот.

Она раздумывала, что значат узоры. Может, зарисовка убитых им существ? Может, изображения войн? Она перебирала варианты, один кровожаднее другого, но даже для самой себя не понимала, почему не может представить что-то миролюбивое. Ей казалось, будто её сознание отвергает то, что у муридов может быть какая-то иная жизнь.

Муридов ещё было слышно, но далеко, поэтому группа позволила себе идти дальше. Они вышли на каменистую дорогу, что вела к храму и в вглубь парка. Здесь тоже лежали трупы, закрывавшие зияющие дыры от артиллерийских ударов. А ближе к зданию — военную технику. Подбитые танки, обгорелые от плазмы бронемашины. Почерневшие от огня бедолаги, пытавшиеся спастись, лежали у колёс и гусениц.

— Перестреляли как гражданских, — стиснул зубы Модесто, осматривая кладбище металлома, а пройдя ещё немного, добавил. — Кажется, я это уже видел.

— В каком это смысле? — удивлённо обратилась к нему Кодаста.

— Я был тут с самого начала битвы, — начал он рассказ. — В многоэтажке, когда имперцы начали обстрел из миномётов и артиллерии. И видел этот самый храм.

— Ты тоже видел? — та повернула голову к Цавару.

— Нет, я прибыл на планету позже.

Кодасте казалось, будто целую колонну уничтожили разом. Только ей было непонятно, почему техника выстроилась в колонну, когда рядом был враг. Она хотела спросить это у Модесто, но передумала. Посчитала, что этому есть веская причина.

— Цавар, предлагаю их обыскать, — вдруг сказал Модесто. — В них может быть что-то полезное.

Тот молча приблизился к машинам, всматриваясь в неразборчивые символы на корпусе. И только затем ответил:

— Тогда нужно искать командирскую. В этих вряд ли что-то уцелело.