Водитель утомлённо прилёг лицом на руль «эмки», не замечает, что дверь сорвало, что левая рука его который уже час свисает наружу, что гимнастёрка на спине забрызгана кровью пассажиров.

На «гражданке» Вадим Крынченко висел на доске почёта Воронежского таксо-парка, свою машину, по имени товарища Молотова, с конвейера автозавода по имени товарища Горького, выпущенную по чертежам компании Форд, по договору на 10 лет, он мог по винтику разобрать и собрать заново. Однако этот хлам, оставшийся после одиночной бомбы с юнкерса на бреющем, даже и он не восстановит.

Месяц назад, перед началом наступления, его вызвали в штаб дивизии, майор посверлил колючим взглядом и Вадим стал водителем комдива. Когда явился в свой взвод за вещмешком, мужики позавидовали на новенькие широкие лычки старшины у него на погонах.

А чё? Не всю ж войну пешком ходить!.

Всезнающий сука комвзвод глумливо усмехнулся напряжённости Щурина:

– Вольно, сержант! Взво-од! Разойдись! Рядовой Жилин – за мной.

Младший лейтенант Романов, не оглядываясь, уверенно зашагал через темноту в изрытом воронками поле к дороге, вдоль которой покатом—почти что друг на друге—валялись тела военнослужащих вперемешку с частями своих тел и комьями земли изрыгнутой ею при разрывах, остовы разбомблённых за день танков Т-34, огрызки разнесённых в щепы телег обоза кавалерийской дивизии, среди ошмётков потрошённых лошадей и прочей графически, до блёв, отвратной неразберихи, милосердно окутанной мягким мраком начала майской ночи, что покрывал уже все 15 кв. километров Барвенковского Котла, увенчавшего попытку отбить совместными силами 11-ти общевойсковых армий РККА город Харьков, оккупированный Немецко-Фашистскими захватчиками.

Попытка стоила жизни 280 000 воинам с Советской стороны, как и 20 000 личного состава Немецких войск, включая потери союзных им подразделений из Венгров, Итальянцев, Румын.

В будущем эту операцию нарекут «Харьковской Мясорубкой». Историки с удивлением отметят как тесны, наверное, были 15 кв. километрах, для скопления более 300 000 красноармейцев и офицеров, станут выявлять причины сгрудившие их в тот котёл, под непрестанные налёты бомбардировочной авиации, не получавшие отпор ни с земли, ни в воздухе, под артобстрелы дальнобойными орудиями крупного (150 мм) калибра.

Да, не секрет, что шла бойня новомобилизованных и необученных бойцов против солдат с Европейским стажем. Призывники пришли на смену 1 000 000 павших в битве за Москву. Их некогда было обучать тактике боя. Молодняк, не перебежками, а схватившись за руки, чтобы и павшие не покидали строя, с криком «ура!», шли на врага цепями, полечь под непрестанный грохот Немецкий пулемётов.

– Их слишком много! Пулемёт не выдержит! Заклинит! O, mein Gott!!

Бог услыхал. Русские отступили, чтобы пойти в атаку на следующий день, и следующий, таков был приказ… Чтобы попасть под ту или иную бомбу из 7 700 тонн израсходованных в ходе операции «Фредерикус», чтобы вступить в разрыв снаряда орудия бившего из-за горизонта по наводке корректировщиков на холмах или на самолётах-разведчиках (Советские ассы не препятствовали, будучи сбиты на тот момент в их допотопных летательных аппаратах).

Так это было, а не так, как обещала песня «Если завтра война, если завтра в поход…» Не получилось закидать шапками даже со всех задействованных в операции 640 000 солдат и офицеров, а 1 200 танков и лошади 7 кавалерийских дивизий не в счёт, они без головных уборов.

Да, ёрничаю, но это от боли. Была страна и я гордился ею, и счастлив был, что живу в такой великой, героической стране, которая познала много горя (20 миллионов погибших в одной только Великой Отечественной войне). Но почему?

С годами в образе моей любимой страны стали возникать прорехи откуда доносился мерзкий смрад. Всё чаще подкатывал проклятый вопрос: почему?

Почему меня учили восхищаться бандитами мародёрских продотрядов? Любить Павлика Морозова? Гордиться строем, что сжёг Комарова, прикончил Гагарина?

Ложью дыр не залатать, она их только преумножит. Теперь я знаю, что 20 миллионов не погибли от рук захватчиков, что цифра нагло подтасована – в неё приписаны 800 000 уморенных Ленинградским горисполкомом инсценировкой блокады города, где солдат было втрое больше, чем в Немецких и Финских подразделениях на подступах к Северной Столице и рационы «осаждённого» войска не уступали, а порой превосходили кормёжку нападавших.

Кольцо «блокады» не замкнулось никогда, 70 тыс. лошадей содержались в прилегающих районах ленинградской области (всю «блокаду» и ветеринары получали медали за сохранность поголовья), но не могли поделиться своей ежесуточной нормой овса с умирающими. Смертников не выпускали из «блокады». Высококалорийные копчёности распределялись между «привелигированным» гражданами, составлявшими большую половину 2-с-чем-то-миллионного города (рабочие нужных специальностей, партактив, т. п., чью доля трагичнее судьбы цивильных Немцев, которые знали о лагерях смерти, но не видели их воочию, а тут улицы усеяны замороженными до весны трупами и в городскую баню лучше не ходить, где почернелые скелеты трут свои обтянутые кожей кости).

Братские могилы Пискарёвского Кладбища стучат в моё, на слишком долгий срок обманутое сердца. И могилы остальных 200 тысяч умерших после прорыва и снятия «блокады», потому что у организма есть особые границы, которые паёк из 50 граммов муки (=125 гр. хлеба) переступает безвозвратно. Но к напрочь одураченным, околпаченным, оболваненным сердцам им не достучаться.

Почему потери Советских войск более, чем в два раза превосходили потери агрессора? Из-за двойной нагрузки. Советский воин наступал под пулемёты противника, отступал под пулемёты «своего» СМЕРШа. Мне не известна точная цифра, но знаю что наверняка м-и-л-л-и-о-н-ы казнены палачами СМЕРШа, посечены пулемётами заградотрядов… 20 миллионов павших? Повезло!.

С недавних пор, с тех когда ввели обратно моду на георгиевские ленточки, начали поговаривать о предателях на уровне генштаба Красной армии. Да херня всё это: не предатели, а дилетанты в генеральских погонах годные не выше кабинетной чехарды чиновных лизоблюдов, и на их руках тоже кровь героического народа.

Дыр слишком много и отовсюду слишком тяжкий дух, как и из той, на 15 кв. километрах, где вчерашние мальчишки идут, схватившись за руки, на убой и кричат «ура!»

Анестезия обречённых.

И, покидая трибуну, с которой только что изливался ядом гнусной, вражеской клеветы на всё, что дорого нам всем и свято до мозга костей, отбрасывая транс пафосности, стряхивая с ног котурны исступлённого оратора-в-пустоту, и приходя в себя, хочу, чисто для протокола и честной бухгалтерии, отметить, что, да, до 30 000 военнослужащих всё же вырвались из теснотищи тех 15 кв. км, с отрезком грунтовой дороги между Фёдоровкой и Крутояркой, прорвались на отдельных участках, там, где машины Германских пулемётов устали стучать – их и впрямь заклинило от столь безбожных перегрузок, а 75 000 полегли (из поминавшихся уже 280 000 трупов РККА с петлицами различных родов войск на гимнастёрках цвета хаки).

– С приехалом, Иван, занимай боевой пост.

Комвзвода растянулся на мягкой майской мураве по склону маленькой ложбинки. Порывистый ночной ветерок, сочувствуя, веял не от дороги с висящим над нею духом двудневной трупизны…

Переросшая уже за свою половину, луна в небе часто застилась чернотой облаков.

Иван присел рядом, сторожко вглядываясь в окружающую ночь.

– Расслабься, тёзка, сегодня гансы в разведку не пойдут и боевое охранение не снимут, мы для них так и так на ладони. Ты кино «Чапаев» сколько раз смотрел?