Все происходящее было настолько удивительным, что часть меня начала задаваться вопросом, есть ли в этом правда. Это объяснило бы то, что видел мой отец, но не то, что случилось с ним потом.

Моя мать в этих стенах была в своей стихии. Она быстро поднялась в звании. Я не знала, какова ее роль, но она больше не работала в продуктовом магазине, и все называли ее «старейшиной», когда она говорила.

Она обещала, что я увижу правду. Так и случилось в ту ночь, когда она отвела меня в лесную чащу за городом. Я стала свидетелем того, как она и другие Стражи привязали «ведьму» к столбу на куче сухих веток и зажгли спичку.

Той ночью я сбежала.

В каком-то смысле с тех самых пор я всегда куда-то бегу, уносясь прочь от того, что сделала моя мать. И чего не сделала я.

Я и по сей день слышу вопли той женщины в своих снах.

– А твой отец? Он тоже мертв? – спрашивает Софи насмешливым тоном.

Упоминание об Эдди напоминает мне о нападении Тони. Элтону пришлось вызывать скорую помощь.

– Нет, но он болен.

– А что с ним?

– Разве ты еще не знаешь?

В какую игру она играет?

Через мгновение Софи кивает, подтверждая мои подозрения.

– Итак, ты выросла в окружении разговоров о демонах, и все же ты не веришь в них.

– Думаю, это хорошо, что у меня верное понимание реальности, нежели у обоих моих родителей. – Плюс всепоглощающий страх не стать такой, как они.

– Вероятно, да. – Снова этот любопытный тон. Но Софи не предпринимает новых попыток допроса на эту тему, однако и соболезнований не выражает. – Как же ты ступила на эту дорожку, выбрала дело своей жизни?

Я пожимаю плечами.

– Одно за другим, знаешь ли. – А еще мне нравится не голодать.

– Ты не желала завести новую семью, дом? Нормальную жизнь?

– Моя жизнь никогда не будет нормальной.

Я подумывала обратиться в полицию после той роковой ночи в церковном подвале, но у меня не было никакой веры в систему, которая уже подвела моего отца. Я боялась, что мне не поверят или, еще хуже, заставят вернуться к матери. Я отказывалась всякий раз, когда работники приюта для подростков задавали вопросы: «Как тебя зовут, милая? Где ты жила раньше? Что ты можешь рассказать о своих родителях?» Я знала, что они просто пытались помочь, но анонимность позволяла мне чувствовать себя в большей безопасности. А потом я встретила мошенницу Тэррин. У нас были грандиозные планы переехать в Лос-Анджелес и жить в фургоне у океана, пока ее не арестовали, а меня не затащили в кузов внедорожника головорезы Корсакова.

Последние несколько лет я двигалась к чему-то, что отдаленно напоминало «нормальное». Я получила аттестат и пошла на художественные курсы. Буквально на прошлой неделе я присматривалась к программам в местном колледже. Так поступают нормальные двадцатиоднолетние люди.

Я продолжаю выдавать Софи информацию о себе – которую она каким-то образом уже знает – и почти ничего не получаю взамен.

– Так твой муж в тюрьме?

– Вроде того, – загадочно произносит она.

– Я ничего не знаю о том, как вызволить человека из тюрьмы, если только тебе не нужно, чтобы кто-то украл ключ, с чем, я уверена, вполне справится один из них. – Я киваю в сторону ее устрашающего отряда.

– Может, тебе следует выставлять себя в более выгодном свете? Полагаю, ты обнаружишь, что это в твоих интересах. Люди, как правило, дольше сохраняют жизнь тем, кто представляет для них ценность.

Не могу понять, урок это или угроза.

– Я просто не понимаю, почему ты выбрала меня.

– Я не выбирала тебя. Малакай выбрал.

– Но почему? – И кто этот человек?!

– Признаюсь, я и сама не совсем понимаю. Я переживала. Однако ты произвела на меня впечатление, особенно для человека твоего возраста.

– Тебя впечатляет моя способность воровать?

– Это единственное достоинство, которое ты в себе видишь? – Софи склоняет голову набок, ее внимание скользит по моим длинным черным волосам. Они были шелковистыми, словно вороново перо, в начале вечера, но мелкий дождь все испортил. – Ты, безусловно, опытна. Настолько опытна, что можно сказать, будто кто-то благословил тебя божественным талантом.

– Я почти уверена, что существует запрет на мой талант. – Хотя иногда я сама себе удивляюсь, как легко у меня получается присваивать себе вещи чужих людей.

Софи ухмыляется.

– Я вижу проницательную молодую женщину, которая научилась выживать и приспосабливаться, несмотря на то, что ее предали и бросили самые близкие ей люди. Женщину, которая с великолепной точностью оценивает свое окружение и с должной осторожностью относится к опасностям, но у которой есть сила духа, чтобы не терять рассудок даже в самых рискованных ситуациях. Женщину, которая знает, когда у нее нет другого выбора, кроме как сделать все возможное в сложившихся обстоятельствах. Все это сослужит тебе хорошую службу.

Мои щеки краснеют. Я не привыкла получать комплименты. Не могу вспомнить, когда это произошло в последний раз. Однако я не упускаю скрытый смысл – что бы Софи ни запланировала для меня, выхода нет.

– Я встречалась с ним? С Малакаем?

– Нет, но, возможно, еще встретишься.

Софи увиливает, а значит, ей есть что скрывать. Другой вопрос слетает с языка:

– А что будет после того, как я помогу тебе освободить мужа?

– Твоя задача будет выполнена.

– И я не буду тебе должна? Ты отпустишь меня?

Я не смогу вернуться к своей жизни в Нью-Йорке. Только не при живом Тони. Может быть, мне следовало позволить Софи убить его.

Что-то непреклонное мелькает в ее глазах.

– Это я буду у тебя в долгу. В неоплатном долгу.

Это словно отголосок того, что я говорила ей раньше о Корсакове.

– Но выбора у меня нет.

– Нет. – Ее голос становится жестким. Словно мысль о том, что я могу отказаться помочь, приводит ее в бешенство. Однако это имеет смысл, если на кону стоит жизнь ее мужа.

Звук лезвия, скользящего по ножнам, привлекает мое внимание к желтоглазому мужчине. Он убирает меч Софи после чистки, а я почему-то вижу в этом жесте невысказанное предупреждение.

Я нервно сглатываю.

– Ты можешь хотя бы…

– Все будет понятно, когда придет время. Но оно еще не пришло. – Софи переключает свое внимание обратно на газету, встряхивая страницы.

Как бы мне ни хотелось надавить, воспоминания о Корсакове и убитых наемниках все еще свежи в памяти. Я глубже закутываюсь в шерстяное одеяло и наблюдаю, как мир внизу погружается во тьму, гадая, как долго мне придется выжидать, прежде чем я смогу улизнуть от этих безумцев.

Затем каким-то образом мне все-таки удается отвлечься.

– Ты живешь здесь?

– Oui[6].

– Но это, типа, настоящий замок. – Построенный на вершине холма, возвышающегося над очаровательным старым городом, с каменными стенами и железными воротами, брусчаткой и башнями, увитыми плющом и увенчанными шпилями, парящими высоко над нами.

– Oui. Это наше шатó[7]. Мое и Элайджи.

Знаю, что уже должна искать пути к отступлению, и все же я очарована видом. Медленно повернувшись, я рассматриваю просторный двор в средневековом стиле, и здесь нет ничего, кроме черного автомобиля, в котором мы прибыли, и одинокого полосатого кота, сидящего на лестнице и хлопающего по ней лапой. Охранники-убийцы исчезают в отдельном здании чуть меньшего размера, прихватив с собой сумки со смертоносным оружием.

Я замечаю маленькую дверь рядом с воротами, которая, кажется, является выходом в город.

Для места подобного размера здесь должно быть что-то еще. Я не вижу камер наблюдения, но это не значит, что их нет.

За воротами в город кипит жизнь, но внутри этих стен тишина, за исключением шелеста увядающих листьев, опускающихся на камни.