– Стало быть, шестьдесят пятый, – повторил Александр. – А кто нынче царствует?

– Батюшка наш император Александр Второй, кто же еще? Да ты откуда взялся-то, барин? С луны свалился?

– Можно сказать и так, – ответил обескураженный седок, – за границей жил долго.

– Эка оно… – задумчиво сказал извозчик, – заграница, видать, все мозги отбила, – и укоризненно покрутил головой.

Тем временем пролетка выехала на Невский проспект, который освещали не масляные, а более яркие газовые фонари. Вечером проспект был на удивление оживленным: сновали туда и сюда пролетки, в которых восседали исполненные достоинства мужчины в цилиндрах и дамы в умопомрачительных шляпах, украшенных перьями, цветами и бог еще ведает чем. Ярко освещенные витрины пестрели модными товарами «наилучшего качества» из Франции, Англии, Персии и Китая. Чего там только не было: модные шляпки различной формы и на любой вкус, лайковые перчатки, украшения, ридикюли, кружева и прочая прелестная женская дребедень, – прямиком из Парижа. Качественные и долговечные шерстяные ткани, модная обувь, трубки, сигары, табак и прочие дорогие аксессуары, в основном, почему-то мужские, прибыли с туманного Альбиона. За окнами одних продуктовых магазинов виднелись прилавки, на которых высились пирамиды всевозможных заморских товаров: причудливые металлические банки с чаем и кофе, коробки с леденцами и шоколадными конфетами, круглые жестяные банки с монпансье. Витрины других бесстыдно выставляли напоказ желтые сырные головы, аппетитные колбасы, окорока, ветчину. Экипажи останавливались возле сверкающих огнями модных магазинов; придерживая пышное платье, дамы осторожно сходили на тротуар и ныряли в сверкающий огнями «женский рай».

– Куда дальше-то ехать, барин? – спросил извозчик.

– А черт его знает, – мрачно отозвался Александр, – вези куда-нибудь.

– Ну, раз ты так оделся, – оглянулся на него возница, – тебе точно в Аничков, на маскарадный бал.

Пролетка пересекла Невский проспект и свернула к Аничкову дворцу. Впереди и позади их экипажа двигались десятки карет, пролеток и колясок, которые одна за другой подъезжали к высокому крыльцу празднично освещенного фасада и ненадолго замирали возле парадного входа. Кавалеры ловко выскакивали на мостовую, поспешно подавали руку дамам и помогали им сойти по ступеням. Прибывающих на бал гостей встречали лакеи в расшитых ливреях, с поклоном отворяли двери и пропускали внутрь.

Наконец пролетка с сидевшим в ней Александром тоже приблизилась к крыльцу. В этот момент он вдруг понял, что заплатить вознице будет нечем, страшно сконфузился, зачем-то сунул руку в прорезь домино и неожиданно обнаружил там брючный карман, в котором нащупал тугой кошелек. Черт возьми, сколько же я ему должен, мелькнула мысль. У него не было ни малейшего представления о том, во что обходилась поездка на пролетке в одна тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Но делать было нечего, он напустил на себя независимый вид, достал из кожаного кошелька несколько монет и небрежно протянул извозчику. Тот с изумлением уставился на него: «Много будет, барин! Нехорошо это». Александр сунул в протянутую ладонь монеты: «Бери, не отказывайся – я сегодня гуляю», – быстро выскочил из пролетки и размеренным шагом уверенного в себе человека направился к дверям.

В сверкающем огнями вестибюле ненадолго остановился, осматриваясь, и тихо присвистнул. Он действительно попал на бал-маскарад. Подойдя к прекрасному венецианскому зеркалу, окинул критическим взглядом свое отражение и, как ни странно, остался доволен. Стройный мужчина выше среднего роста в черном шелковом домино выглядел достаточно привлекательно. Стараясь ничем не выдать своего потрясения от стечения совершенно необъяснимых обстоятельств, Александр решил прибегнуть к мимикрии. Он накинул на голову капюшон домино, нацепил черную маску из тонкого шелка, которую обнаружил в кармане фрака, когда расплачивался с извозчиком – и сразу почувствовал себя защищенным и незаметным в этом новом для себя старом времени.

Большой удачей было и то, что дворец он знал достаточно хорошо, и даже был неплохо знаком с его историей. После смерти Елизаветы Петровны на протяжении почти трех веков здание неоднократно перестраивалось, однако изменения не были существенными, и во дворце постоянно кипела красочная и насыщенная жизнь. Основную его площадь в 21-ом веке занимал музей, однако в одном крыле до сих пор размещался Дворец творчества юных, который Александр когда-то посещал и поэтому свободно ориентировался в дворцовом интерьере.

Отвернувшись от зеркала, он направился в бальную залу, освещенную сотнями свечей, чье пламя многократно отражалось и множилось в великолепных зеркалах. Зала представляла собой прямоугольник, по периметру которого располагались белые колонны из искусственного мрамора. Белые, отделанные золотом шторы, золотистого стекла люстры и огромные, от пола до потолка, зеркала дополняли ее роскошное убранство. Кого только не было среди живописной, сверкающей драгоценностями и улыбками толпы: восточные гурии в полупрозрачных нарядах, великолепные клеопатры, аппетитные пейзанки, цыганки-гадалки, нимфы и сатиры, ханы и визири всех сортов, черные и красные домино в накинутых на голову капюшонах. Лица дам прикрывали изящные шелковые или кружевные маски. Чтобы не быть узнанными, некоторые прелестницы скрывались за густой вуалью. Даже порядочным замужним дамам порой хочется развлечься без оглядки на свое положение в обществе и хоть ненадолго превратиться в загадочную незнакомку, которая всю ночь напролет будет кокетничать, веселиться, интриговать, соблазнять и дразнить мужчин, не думая о последствиях. Так принято в приличном обществе.

Зазвучала музыка, и заполнившая зал нарядная толпа, как по команде, разбилась на пары, закружившиеся на блестящем паркете. Мужчины в бальных перчатках обнимали дам за талию, увлекая за собой в вихре танца. Прислонившись к белокаменной колонне, Александр увлеченно следил за вальсирующими парами. Внезапно его пронзила мысль, что на этом самом месте возле колонны мог стоять камер-юнкер Пушкин, наблюдая, как мимо проносится в танце прекрасная Натали. И это было более чем вероятно: имперский Петербург славился своими балами, особенно балами в Аничковом дворце.

После вальса оркестр заиграл котильон. А быть может не котильон, а кадриль или польку – он не был специалистом в области старинных танцев. От горящих свечей и разгоряченных тел в зале становилось жарко. Александр уже собрался было уйти – пестрая веселящаяся толпа начинала его раздражать, – как вдруг в промелькнувшей мимо паре он заметил даму в костюме цикады и замер, провожая ее взглядом. На женщине была маска из розового бархата, оригинальная лиловая шапочка и платье из розоватого газа, украшенное на корсете и по подолу самоцветными камнями, за спиной у нее колыхались прозрачные крылья. Да это же моя Незнакомка в костюме цикады, прошептал он. Но как, каким образом она тоже здесь очутилась?! Он неотрывно следил за удаляющейся в другой конец залы парой, стараясь не потерять из вида свою грезу, реальную или иллюзорную – сейчас не имело значения.

Танец закончился, и его Незнакомка направилась в дамскую комнату. Он устремился следом и остановился неподалеку от двери, не зная, зачем это делает и что скажет при встрече. Ожидание затянулось. Наконец она выпорхнула из комнаты и поспешила в залу – и тогда он преградил ей путь.

– Скажите, это вы? – произнес первое, что пришло в голову, и тут же понял, какой глупый задал вопрос.

– Конечно, – со скрытой насмешкой ответила она, – я – это я. Можете не сомневаться.

– Простите, я не это хотел сказать. Но как, каким образом вы здесь оказались?

– Приехала в карете, как все, – рассмеялась она. – Но кто вы? Я вас знаю? Ваш голос мне смутно знаком.

– Мы с вами встречались на вернисаже, я уступил вам альбом Ци Байши, – напомнил он.

– На каком вернисаже? Кто такой Ци Байши? – Удивленно переспросила она. – Не понимаю, о чем вы. Кажется, вы меня интригуете.