Два условия

Писать об актерской игре нелегко. Актерская игра – это искусство, то есть нечто, отражающее уникальность вещей. Рассуждать об актерской игре непросто, ибо рассуждение почти всегда ведет нас к обобщению, а любое обобщение скрывает уникальность вещей.

Здесь еще возникает проблема терминологии. Слова «актер» и «играть» обесценены. Например, мы часто говорим, что человек играет, имея в виду, что он лжет, притворяется. Мы часто используем слово «играть» как синоним слова «лгать». Платон отрицал разницу между актерской игрой и ложью и одним махом осудил театральное искусство в целом. Дидро в своем «Парадоксе об Актере» вопрошает, как мы можем говорить о сценической правде, когда в самой природе актерской игры лежит ложь?

Эмоция и правда

Но мы все равно не можем всецело правдиво высказать то, что чувствуем. Чем более сильные эмоции мы испытываем, тем менее слова способны описать наши переживания. Взять хотя бы вопрос «Как дела?», – чем ближе мои отношения с собеседником, тем более банальны эти слова. Они вполне пригодны, чтобы поприветствовать почтальона, вручающего вам посылку, но прискорбно беспомощны для разговора с близким другому которого рак.

Между нашими чувствами и нашей способностью эти чувства выразить всегда зияет пропасть. Это само по себе плохо, но, что еще хуже, чем сильнее мы пытаемся сузить эту пропасть, тем шире проклятая пропасть разевает пасть. Иногда чем сильнее наши отчаянные потуги сказать правду, тем вероятнее наши слова оказываются ложью.

В кризисные моменты эта неспособность выразить, что с нами происходит, причиняет нам страшную боль. Подростковый возраст – зачастую настоящее путешествие сквозь ад. Кажется, что нас никто не понимает; первая любовь безоблачно прекрасна лишь в воспоминаниях спустя много лет. Нас терзает не только страх того, что нас могут отвергнуть, но и парализующее безнадежностью осознание: мы никогда не сумеем точно высказать, что чувствуем. Эмоции кипят, ставки невыносимо высоки, и кажется, что «никто не понимает, что со мной происходит. И выразить это я могу только потоком все тех же избитых фраз, которыми пользуются все на свете».

В подростковом возрасте мы понимаем, что чем сильнее мы хотим выразить правду словами, тем больше эти слова лгут. Чтобы войти в мир взрослых, нам приходится покориться и играть спектакль, потому что это все, что мы можем сделать. Актерская игра для нас – максимальное приближение к истине. Мы все время играем не потому, что намеренно притворяемся, а потому что у нас нет выбора. Хорошо жить – значит хорошо играть. Каждый момент нашей жизни – маленькое театральное представление. Даже в самые интимные минуты у нас всегда есть хотя бы один зритель – мы сами.

Мы не знаем, кто мы. Но мы знаем, что можем играть. Мы знаем, какие роли удаются нам лучше или хуже: роли студента, преподавательницы, друга, дочери, отца, возлюбленной. Мы – те, кого мы играем, но играть приходится хорошо, постоянно сомневаясь, правдива ли наша игра. Правдива по отношению к чему? Ко мне внутреннему, настоящему? К окружающим? По отношению к тому, что я чувствую, чего хочу, кем должен быть? Оставим этот вопрос открытым. Замечу лишь, что все вышеизложенные и нижеследующее соображения не обязательно правдивы, но могут оказаться полезны.

Зажим

Вместо утверждения, что актер X талантливее актера Y, гораздо точнее будет сказать, что X менее зажат, чем Y. Талант работает исправно, как система кровообращения. Нужно только растворить тромб.

Симптомы актерского зажима всегда, вне зависимости от ситуации и страны, удивительно похожи. У этого состояния есть два особо фатальных аспекта: во-первых, чем отчаяннее актер пытается вырваться, вывернуться и выскользнуть из этого тупика, тем больше он усугубляет проблему, словно его лицом вжимают в стекло. Во-вторых, возникает чувство полной изолированности от окружающего мира. Конечно, актер может «перенести» проблему, обвинить текст, партнера, даже обувь. Но два основных симптома неизменны – паралич и чувство изолированности, зажим внутренний и зажим внешний. И как ужасный финал – всепоглощающее чувство одиночества, жуткое ощущение, что ты одновременно виноват и бессилен, бестолков и зол, что ты слишком маленький, слишком большой, слишком робкий, слишком… ты.

Когда актерская игра течет свободно, она полна жизни, а живое не поддается анализу. Проблемы же в актерской игре напрямую связаны со структурой и контролем, их можно изолировать и обезвредить.

Другие причины зажима

Во время репетиций и спектаклей возникают самые разнообразные проблемы, затрудняющие актерскую игру. Репетиционное помещение может оказаться слишком темным, слишком душным, слишком холодным, с неудачной акустикой. Или, что гораздо серьезнее, между артистами может возникнуть напряженная атмосфера, отношения актеров с режиссером или драматургом складываются не самые лучшие. Все эти внешние проблемы, как правило, неподвластные актеру, могут затруднить кровообращение репетиции; но данная книга не рассматривает ситуационные затруднения.

Когда что-то не ладится, важно провести грань между тем, что мы можем изменить, и тем, что мы изменить не можем. Следует разделить любую проблему на две составляющие: на внешнее, с чем я, скорее всего, ничего не могу поделать, и на внутреннее, что я могу постепенно научиться контролировать. В этой книге мы рассмотрим именно внутренние проблемы.

Все серьезные проблемы в актерской игре взаимосвязаны и взаимообусловлены – они представляются нам единым огромным алмазом с массой сияющих граней, вышедшим из-под руки некоего демонического ювелира. Невозможно охарактеризовать драгоценный камень, описывая грани по отдельности – каждая грань существенна только в контексте всех остальных. Так, многое из того, что я говорю в начале книги, встанет на свои места, только когда вы дочитаете ее до конца.

Карта

Эта книга похожа на карту. Как и все карты, она лжет, а точнее, лжет потому, что только так может принести пользу. Карта метро ничем не напоминает карту улиц города и собьет с толку любого пешехода, но зато пригодится для пересадки с одной линии на другую. Как и прочие карты, нашу карту придется немного освоить, прежде чем вы научитесь находить по ней дорогу.

Прежде чем двигаться вперед, давайте освежим некоторые основополагающие понятия.

Репетиция

Работу актера, грубо говоря, можно разделить на две части – репетиции и спектакль. Более спорным образом можно разделить человеческий разум на сознательное и бессознательное. У репетиций и бессознательного есть нечто общее. И то, и другое, как правило, невидимо и при этом абсолютно необходимо. Репетиции и бессознательное составляют, так или иначе, те самые скрытые от взгляда четыре пятых айсберга. С другой стороны, спектакль и сознательное видимы – это верхушка айсберга. Любой может увидеть верхушку айсберга, но для того чтобы догадаться о существовании остальных четырех пятых, требуется определенная мудрость.

Тем не менее эта книга предлагает чуть иное разграничение: мы разделим актерскую работу на работу видимую и работу невидимую. На самом деле актеры, как правило, и работают в соответствии с этим разделением – речь идет лишь о новой карте, призванной упорядочить древнюю местность. Рассмотрим некоторые свойства этой карты:

1. Все исследования и размышления актера – часть невидимой работы, спектакль – часть видимой работы.

2. Зритель не должен видеть невидимую работу.

3. Репетиция включает в себя всю невидимую и часть видимой работы.

4. Спектакль состоит только из видимой работы.

Чувства

Поток энергии артиста зависит от двух психофизических функций: чувств и воображения.

Мы полностью зависим от наших чувств. Они – первая антенна, считывающая для нас информацию из окружающего мира. Мы видим, осязаем, ощущаем на вкус, обоняем и слышим, что не одни в этом мире. В качестве пытки лишение одного из шести чувств не слишком театрально, но на удивление эффективно. Когда ставки повышаются, наши чувства обостряются. Этот интерфейс между нами и окружающим миром становится чувствительнее и активнее. Мы всегда точно помним, где услышали поразительные новости, неудивительно, что многие помнят не только когда, но и где они узнали об убийстве Джона Кеннеди.