– Юльк, да когда ж ты уже шуршать перестанешь мешками своими? – послышалось Жекино сонное ворчание.
– Да я… это… носки ищу, – я старалась говорить тише, будто всё ещё надеясь, что не разбужу Женьку.
– На мои, – Жека протянула чистые сухие носки – бесценный подарок в походе! – Эх! Выспишься тут! Который час?
– Да пора собираться: там уже ложками гремят, пойдём завтракать.
Я надела носки, а Жека расстегнула спальник, открыла маленькое запотевшее зеркальце и принялась расчёсываться. Женька красивая. Даже по утрам. Даже в походе. Мягкий овал лица, прямой аккуратный нос, длинные волнистые волосы, распахнутые глаза. В её глазах всегда горят огоньки, живые, любопытные, которые радуются жизни, удивляются непонятному, ищут новое и не терпят фальши. Строгие и честные, полные решительности и духа, они отзываются даже на еле слышимый шёпот моей души, самый тихий её вздох. Женька надела кирзовые сапоги, вышла из палатки и с удовольствием потянулась. История этих сапог забавная. Когда дома мы собирались в поход, Женя предпочла резиновым сапогам книгу «Грамматика любви».
– Ты сапоги взяла? – напомнила я.
– Да вот ещё! Тяжесть такую тащить, я лучше книжку возьму, почитаю там в лодке.
Я, не доверяя многообещающей омской жаре, всё-таки взяла сапоги. Однако тёплые куртки, шерстяные носки мы опрометчиво оставили дома. И вот, когда группа туристов прибыла в уральскую деревню – начальную точку сплава, на смену омской жаре пришли ветер и непогода, зарядил дождь. Наш инструктор предупредил всех участников похода: эта деревня – место, где ещё можно что-то купить, потом мы пойдём вниз по реке, и следующая деревня будет только через неделю.
И мы решили в местном магазине купить Женьке сапоги. Денег с собой негусто: нужно было оставить на обратный путь. В деревенском магазине резиновые сапоги стоили дорого, будто от парижского кутюрье, и Женька решила:
– Давай вот эти кирзачи возьмём. А потом выкину их и в Омск не повезу. Дождь, глядишь, кончится, а дома-то зачем мне две пары резиновых сапог?
– Такие сапоги только сантехники носят. С портянками. Ноги сотрёшь, – сомневалась я.
– И что теперь? Есть у вас тридцать девятый размер?
– Самый маленький сорок первый, – пожала плечами продавец.
– Ну и ладно. Носки надену. – Женька махнула рукой.
– Жек, шерстяных носков нет…
– Подложу что-нибудь. Давайте сорок первый.
Так мы купили Женьке пару кирзовых сапог сорок первого размера на широких каблуках за двадцать два рубля. Тогда мы ещё не предполагали, что дождь будет идти две недели каждый день подряд, и эти кирзачи станут самой популярной деталью Женькиного гардероба. Теперь по стуку тяжёлых квадратных каблуков я заранее узнавала, когда идёт моя Жека. Вот и сейчас были слышны её удаляющиеся от палатки шаги в больших кирзовых сапогах. В том же магазине мы купили и бутылку красного вермута «Salvatore», полагая, что он согреет нас в непогоду и придаст сил. Да к тому же именно такое вино часто стояло у нас дома на праздничных столах, и пригубить бокал вина нам не возбранялось. Увидев на прилавке магазина знакомую этикетку, мы не стали раздумывать. На костре стояла огромная, как в школьных столовых, кастрюля с кипятком, рядом каша, вареные яйца, хлеб и кубик сыра, заветренный за время похода. Твёрдый, жирный, без дырочек, приятного жёлто-оранжевого цвета. Мы завтракали, потягивая кофе со сгущённым молоком, кто-то ещё сонно выползал из палаток, а кто-то уже брался за вёсла и отчаливал вниз по реке. Я сделала бутерброды в дорогу, взяла кашу: сплав сегодня обещал быть долгим. Жека сморщила нос:
– А кашу зачем? Холодную, что ли, есть? Не, я не буду, – отказалась Женька и стала накачивать баллоны резиновой лодки, свистя насосом «лягушкой». Знаешь что, гречку и холодную можно поесть. Тем более сухари уже кончаются, – ответила я и упаковала металлическую плошку с кашей в целлофан.
Мы притащили в лодку рюкзаки, под сиденье положили насос и кусок поролона, который папа вручил нам дома с напутственными словами:
– Вот, возьмите. В лодке пригодится.
– Зачем? Лодку мыть, что ли? – удивилась я.
– Пригодится, – повторил папа и протянул руку с этим самым поролоном, которым нам то и дело теперь приходилось собирать воду со дна старой резиновой лодки. Наверное, наш инструктор был или совсем небогатым предпринимателем, раз закупил для сплава такое худое снаряжение, или слишком жадным, кто его разберёт…
Река Чусовая приютилась среди старых Уральских гор, в июле она несла свои воды не спеша, рисуя причудливые петли на карте, которую выдал нам инструктор, чтобы не пропустить место стоянки. И вот мы с Жекой уселись в надутую лодку тёмно-зеленого цвета, мальчишки Костя и Ванька оттолкнули нас от берега, помахав нам на прощание, и я взяла вёсла. В лодке тесно, едва помещаются двое. Рюкзаки мы упаковали в прочный полиэтилен, чтобы защитить от влаги вещи, спальные мешки и палатку уложили по краям нашего немудрёного судна. То и дело Чусовая отвешивала злые хлёсткие пощёчины по упругим баллонам резиновой шлюпки. То с одной стороны, то с другой, то о левый борт, то о правый, то прямо по самому носу… Лодка обиженно охала, поднималась на волне и снова падала плашмя всем брюхом на воду, цеплялась за валуны, выступающие гладкими блестящими лысинами над водой, непокорно разворачивалась поперёк течения, скрипя мокрыми уключинами…
Гребли весь день, то и дело вступая в борьбу с ветром: лодку сносило то к поднимающемуся из воды блестящему валуну, то к зарослям сочной травы, торчащей над водой и напоминающей капустные грядки. Порой и вовсе казалось, что мы стоим на месте, несмотря на старания преодолеть ветер. Чтобы продолжать путь, приходилось постоянно работать вёслами что есть силы. Одежда вымокла под дождём и перестала сохранять тепло. Женька, совсем продрогнув, втянула голову в плечи и укуталась в махровое полотенце, отчего силуэт её стал угловатым, с волос бежали тоненькие струйки дождя, сжатые губы слегка отдавали фиолетовым, а небо всё хмурилось и хмурилось. Когда огибали очередную скалу, появлялась надежда, что вот прямо за ней тучи расступятся и пробьётся солнце. Река петляла, от поверхности воды отскакивали крупные капли дождя, одна скала сменяла другую, а солнца всё не было. Резиновое дно лодки изранено камнями, истрёпано временем, изъедено брешами, потому вода набирается довольно быстро, и тот, кто не гребёт, должен вовремя достать поролоновую губку из-под сиденья. Жека собрала воду, отыскала в рюкзаке бутылку вермута и пару пластмассовых кружек. Нам, вымокшим и замёрзшим, он показался особенно приятным. На душе прояснилось и стало весело, однако согреться всё равно не получилось.
– М-да… Дури много, а толку мало от него, – подытожила Жека и достала из целлофанового мешка папку, которую брала с собой во все походы – песенник.
– Ну, что петь будем? – перелистывала она страницы, выбирая из множества названий подходящее.
Женькин голос, грудной и сильный, лился ровно, плавно ложась на воду. Словно эта река, голос не имел окончания, уводил за собою вдаль, отзываясь эхом за каменными спинами утёсов.
Обступившие нас горы делали этот голос таким объёмным, что сразу и не понять, где его источник. Так мы спели песню бременских музыкантов «Ничего на свете лучше нету», «Александра, Александра» из известного советского фильма, и «Где-то на белом свете» – про медведей, и протяжную тоскливую «Осеннюю» песню «ДДТ», а когда дело дошло до «Ой, цветёт калина», – нас догнали Костя и Ванька:
– А современное вы что-нибудь знаете?
– Это, например, что? – и мы запели популярный хит молодёжной группы, который крутили на всех дискотеках в детских загородных лагерях: «А он тебя целует, говорит, что любит, а я мучаюсь от боли со своей любовью», – дальше петь было невыносимо, и мы расхохотались от этой пылкой «высокой поэзии» современной эстрады.
Ребята – Костя и Ванька одноклассники: перешли в восьмой класс той же школы, в которой ещё училась Женя и которую окончила я. Костя – голубоглазый мальчишка с волнистым завитком волос, небрежно падавшим на брови, с открытой добродушной улыбкой, помогал нам натянуть тент палатки, перенести рюкзаки из лодки. Он часто был рядом, улыбался смущённо и краснел. «А я твою фотографию в школе видел. Она в фойе на первом этаже висит», – как-то признался он. Да, было дело, у нас в школе затеяли стенд типа доски почёта, и я улыбалась с этого стенда: то ли вселяя учащимся надежду на успех, словно бы говоря: «Бесплатные места в вузе существуют, спешите поступить на бюджет!», то ли тому, что мои экзамены уже позади, а им всем предстоит ещё попотеть.
