«Учительница ругается»

Ирина Ильинична недавно сделала неутешительный вывод: времена существенно изменились и не в лучшую сторону. Миллениум окончательно перетряхнул былые порядки. Вот раньше. Было понятно, на какой ступени стоит ученик, на какой – учитель. А теперь?

Его величество Капитализм вальяжно ступил на великую российскую землю. Проклятые буржуины прямо и бесповоротно обратили в свою веру российских школьников. Понятия «фарцовка», «спекуляция» подверглись в сознании огню. Из их пепла возродилось понятие «бизнес». Мелкий бизнес или крупный, дело десятое. Лишь бы приносил доходы, которые и делают обыкновенного человека принцем.

Ирина Ильинична принцев и принцесс открыто презирала. Она называла их «великими комбинаторами» и, улыбаясь, обещала написать продолжение «Золотого теленка», где главными героями станут эти «недоучки».

К своему затрапезному виду Ирина Ильинична привыкла за много лет. Пахнущие нафталином фасоны ее платьев не смущали хозяйку, обшарпанная обувь лишь придавала гонору: «Я живу на зарплату, не то, что некоторые…»

Под «на зарплату» подразумевалось «честно».

У Ирины Ильиничны были и муж, и дети. Их тоже надо было кормить и одевать.

А школьников, похоже, это обстоятельство не утешало. Они посмеивались над старомодной историчкой и называли ее многозначительно – «Нина Ричи». Стало обычным говорить: «Ты чего такое дерьмо на себя напялила? От Нины Ричи, что ли?»

Во время уроков то и дело раздавались звонки сотовых телефонов, чем выводили из себя учительницу. «Отключайте сотовые на время уроков или напоминайте о тактичном поведении знакомым. Существует же школьная этика», – постоянно говорила Ирина Ильинична ученикам. Бесполезно! Как будто в пространство неслись ее пожелания. Нелли Симонова, госпожа у своих родителей, игнорировала замечания Ирины Ильиничны, считая их несправедливыми. «Просто у вас нет сотового, вот вам и завидно», – заявила она однажды Ирине Ильиничне. Симонову обожали бабушки и дедушки, даря на празднике отнюдь не детские украшения. Симонова ходила вся в золоте. Именно про таких говорят : «Золотые руки».

На Восьмое марта десятый класс преподнес Ирине Ильиничне журнал мод «Бурда». Но Ирина Ильинична не заметила подвоха, зарделась, сердечно поблагодарила детей за внимание. А на день рождения она получила в подарок какие-то пахучие крупные таблетки от моли! И так обрадовалась! «Я мечтала об этом! Как практично, боже мой!» Класс даже растерялся от такой реакции. И тогда ей на стол положили бусы из мышиных ушей. «Как оригинально…», – прошептала Ирина Ильинична. Она осторожно завернула бусы в бумажку и положила в свой портфель. Всеобщий вздох разочарования не промедлил взметнуться к потолку.

… – Кто не слышал звонок?!

Твердый холодный голос заставил вздрогнуть. Десятый класс замер. Высокая, прямая как палка, учительница истории властно вошла в кабинет и решительно прикрыла дверь.

– Вас не учили приветствовать учителя стоя? – спокойно поинтересовалась она и как заорет: – А ну, встать всем!!!

Разношерстные ребята вразнобой поднялись из-за парт. Они напоминали давно не стриженый густой-прегустой луг, где высокая трава перемежалась с коротенькой. Ввиду переходного возраста, одни подростки уже успели созреть и смело назывались юношами и девушками, некоторые умудрились еще и перезреть (Волошин вымахал в огромного дядьку), но были и такие, которых логично называют мелочью, вроде того «гороха» который сортируют отдельно от крупной картошки.

– Садитесь, – разрешила учительница.

Класс с грохотом бухнулся за парты.

Историчка медленно, почти по-театральному, подняла накрашенные до нельзя ресницы и уставилась на Осокину, признанную школьную красотку. Учительница сдержанно улыбнулась. Осокина заискивающе ответила тем же.

– Кому-то здесь весело?

В голосе исторички прозвучала явная угроза.

– Нет, – лепетнула Осокина, и улыбочка мгновенно соскочила с ее кукольного личика.

Историчка обвела взглядом класс, затем встала из-за стола и сложила на груди руки.

– Проверка домашнего задания.

Дети тупо смотрели на странную женщину, командующую в классе. Вроде, Нина Ричи, и, вроде, не Нина Ричи. Та была маленькая, а эта почти двухметровая кобыла. И волосы странные. Вместо прежних светло-русых волос на ее голове красовалось сооружение из заливисто-рыжих локонов с кончиками, вульгарно окрашенными в бледно-фиолетовый цвет. Но то, что сидело на теле, оказалось страннее того, что на голове. Платье не платье. Какой-то чулок на туловище! Цвета на нем перемешались, они были из цикла «каждый охотник желает знать, где сидит фазан». И спереди чулка, на запретном месте прочно обосновался огромный красный карман-заплата. Длинные ноги обтягивали дли-и-инные тонкие брюки, что «чернее дня – яснее ночи», а внизу под брюками виднелись жуткой толщины подошвы, подсказывающие, что историчкина обувь сродни китайским национальным туфлям.

Лицо Нины Ричи тоже неузнаваемо преобразилось! Сложнейший макияж на нем приковал к себе взгляд госпожи Симоновой, дочери местного политика. Румянец – всем на зависть! Какой-то розоватый, легкий, неестественный и оттого более красивый. Губы, будто силиконом накаченные. На них примостилась помада естественных оттенков, но все равно не понять каких именно. Много примесей, много труда.

– Ну?

Нина Ричи вскинула брови.

– Кто будет отвечать?

Класс ошалело молчал. Не учительница, а какое-то недоразумение, честное слово!

– Что ж, добровольцев нет.

Нина Ричи шумно вздохнула, подошла к столу и открыла журнал.

– У-у? О-о-о! Ах-х…

Она листала страницы, и гримасы то и дело менялись на ее лице. Было ясно, что шутки кончились.

– Какое сегодня число? Шестнадцатое? М-м-м. Под номером шестнадцать у нас находится товарищ Соловьев.

– А чего я-то? – пробасил Соловьев.

– К доске-е-е!!!

Ого! Рыжая ведьма еще и визжать умеет!

Соловьев не стал рисковать здоровьем и добровольно (почти) вышел к доске.

– Отвечай, дурень, – прошептала Нина Ричи.

Крупный воротила Соловьев, сын какого-то предпринимателя, скукожился и стыдливо сжал пухлые ручищи.

– А чего отвечать? – детским непонятливым тоном промямлил он. – Чего задали-то?

Нина Ричи торжествующе поджала губы. Настала, наконец, важная минута и для нее, коварной.

– В книжку дома не заглядывал? – она подмигнула растерянному Соловьеву. – Ух, малыш! Чего стоишь, как в бане? Садись, мой золотой.

Тот побрел, как говорится, по добру, по здорову. За партой он тряхнул огромным ухом, сильно смахивающим на вареник, и предпринял робкую попытку отдышаться.

– Два! – злорадно подытожила Нина Ричи.

– За что? – проныл было предпринимательский отпрыск, но вмиг сник, едва встретившись с размалеванными глазами Нины Ричи.

– Продолжим.

Она с умным видом вглядывалась в журнальную страницу. Страница, знакомая до боли, чего вглядываться-то? Класс напряженно молчал, ожидая явного подвоха.

– К доске пойдет, пойде-е-ет… Пойдет к доске-е-е…

– Я!

Она вскинула голову.

– Кто это? Что это такое – «я»?

Лисовский Миша, красивый щупленький мальчик, примерно поднял руку.

– Ты? – нагнула голову Нина Ричи. – Не-е-ет.

– Почему?

– Нет, значит, нет, – отрезала эта коза и вновь вернулась к полюбившемуся занятию. – К доске пойде-е-ет, пойде-е-ет, пойде-е-е-ет…

В щемящей тишине она вызывающе громко захлопнула журнал.

– К доске пойду я.

Она величественно поднялась и прошествовала на середину класса.

– Сейчас я расскажу вам историю, – Нина Ричи сузила глаза, – про очень плохих мальчиков и девочек, которые не хотят жить дружно.

Она вдруг отбила чечетку. Да так виртуозно!

– Учиться девочки и мальчики тоже не хотят.

Нина Ричи уселась на первую парту.

– Так чего же они хотят, вообще?