— Она пыталась? — задаю вопрос, надеюсь, что не слишком пылко. Старик вроде не заметил.
— Пыталась, но я не люблю расставаться со своими приобретениями, Драко.
Меня передергивает, когда он называет меня по имени.
Смотрел ли он? Или только слушал?
Сколько он видел? Смаковал ли эти моменты?
От мыслей становится тошно.
Я выпиваю предложенный огневиски и обжигаю горло. Больше никакого алкоголя, мне надо быть собранным. Темя еще пульсирует, я все еще собран, картинка с ней, лежащей подо мной, такой раскрытой, уже почти не беспокоит меня, но приятно щекочет низ живота.
— Раньше твои экспонаты не имели возможности улизнуть, — пытаюсь продолжить тему, и он ухмыляется:
— Экспонаты в музее. Здесь только один зритель, и они безраздельно мои. Но ты прав. Однако я не переживаю по этому поводу, дальше дверей замка она не уйдет. Если только я не выведу ее сам, чего делать не планирую. К тому же, я считал, что тебе понравилось проводить у меня время, — он подмигивает, и я еле удерживаюсь от того, чтобы не передернуться.
Сколько человек могут иметь к ней «претензии»? И были ли посетители до меня?
Надеюсь, я первый. Старик ценит меня и должен проявить уважение.
Своим единоличным экспонатом он будет наслаждаться опосредованно, через гостей.
Да и она была в диком состоянии. Не думаю, что кто-то проворачивал такое раньше, тем более я старался быть нежным. Ну-ну, голос в голове смеется, настоящий романтик.
Кажется, я знаком с чарами, которые он наложил. Если мне не изменяет память, охранные чары защищают от воровства любого рода предметов, чтобы ни один нечистокровный волшебник не мог их вынести. Например, прислуга. Вряд ли Макнейр настолько подвержен паранойе, чтобы придумывать что-то новое вместо проверенного, давно работающего метода.
Чистокровный волшебник имеется.
Вздыхаю про себя. Нельзя, чтобы меня заподозрили. Как мне покинуть замок через дверь, черт возьми? У меня осталось крайне мало времени. Сейчас старик начнет выпроваживать меня, и придется распрощаться с мыслью о побеге.
Она не сможет открыть дверь, и нужно, чтобы кто-то зашел к ней. Пока я здесь, Макнейр не следит за ней, но как только я выйду… Нельзя рисковать. Нельзя вызывать подозрений.
— Кажется, мне пора, — ставлю недопитый стакан на столик и поднимаюсь, чтобы покинуть гостиную, в которой мы так уютно расположились после… ну, после моего визита. Камин дальше по коридору, и я ухожу один, как и всегда, как и обычно — нельзя вызывать подозрений.
Мучительно напрягаю мозг, который держится из последних сил, чтобы сообразить, выходят ли окна гостиной на ту же сторону, что и в коридоре. Молюсь, чтобы это оказалось так.
Пейзаж вроде тот же, и я незаметно выдыхаю, стараясь не расслабляться. И делаю то, что пришло в голову. Если бы у меня было время, я бы подготовился лучше, но его не было.
— Мортмордре, — шепчу я и указываю в небо. Заклинание болью отдается в предплечье, там, где когда-то горел такой же знак, как и разлившийся на всю округу прямо над дворцом Макнейра. Он освещает небо, и, хоть я знаю, что ничего не случится, желудок сжимается и все тело вытягивается в струну, готовое отвечать, как только зададут вопрос. Готовое трепетать от испуга и сжиматься от неопределенности: что поручат делать? Поручат ли мне или другому?
Слышу звон стакана и бегу к двери Грейнджер, молясь, чтобы он не успел выскочить раньше, чем я скроюсь за поворотом. Долгие секунды в пути, я не помню, сколько я бежал, кровь стучит в ушах, у нас только один шанс.
Распахиваю дверь, уставившись в темноту, и слышу легкий шелест. Она нашла! Она в мантии-невидимке. Она поняла, какое облегчение, какое облегчение, какое…
Нет времени расслабляться. Нельзя рисковать.
Кивком — едва заметным, это все, что я могу себе позволить — показываю ей держаться за мной, и бегу обратно. Я надеюсь, что она не отстает, потому что ничего не слышу. Все, что я знаю — старик долго будет ковылять к выходу, и нам необходимо его опередить. Не могу произнести и слова для нее в этом замке, зная, что не стены, а каждый кирпич имеет уши. Если нас поймают сейчас, все пропало, а потом я смогу найти оправдание, попытаюсь… Если это понадобится. Если моя ненависть к старику не материализуется и не уничтожит весь этот дом, не оставив от него и камня.
Впереди дверь, и Майкнейра нет на горизонте. Пожалуйста, пусть он пялится в свое окно. Приоткрываю дверь и жду, пока она доберется до меня. Теперь я слышу ее — тяжелое дыханье и шлепки ног. Она босая. Слегка протягиваю руку назад, и она впечатывается в меня, будто захотела снести эти двери к чертовой матери. Усмехаюсь против воли, уважая ее волю к жизни и свободе. Маленькая пташка хочет вырваться из своей клетки, размахивая подрезанными крыльями, но остается на месте.
Только если кто-то ей не поможет.
Не вынет.
Но сможет ли она летать?
Придерживаю ее, и мы проходим, мы проходим, и я счастлив, почти все…
Разворачиваю ее к себе, не знаю, лицом или затылком, мне неважно, говорю так тихо, как только возможно:
— Беги к лесу. Остановись у самой кромки и жди меня. Ни в коем случае не входи в лес одна. Мантию не снимай.
И толкаю ее, чтобы придать ускорение, чтобы пташка хлопала своими крыльями, но ползла или прыгала, чтобы очутиться подальше.
Выхожу навстречу метке, находясь в поле зрения окон старика. Смотрю на нее какое-то время, а потом разворачиваюсь и вижу его в окне. Делаю какое-то лицо, чтобы он понял, что меня это заботит.
Иду обратно к нему.
В логово змея.
Откуда у меня столько храбрости, даже и не спрашиваю.
— Я думал, — сипит он, — что все закончилось…
— Мы все так думали, — грубо говорю я. В конце концов, это на моем предплечье красуется его знак. Раньше я был бы здесь главным. Главнее хозяина. И Макнейр это помнит. Слишком долго он жил по тем правилам и невольно поддается инстинкту.
— Ты чувствуешь?.. — он опасливо кивает на руку, боясь произнести это вслух.
— Пока нет, — я качаю головой. — Но все может измениться, — с определенным выражением озвучиваю и его мысль тоже. Он сглатывает. Жалкий старик, как я тебя ненавижу, такой беспомощный — я наслаждаюсь моментом его бессилия.
— Мне надо изучить… ее, — заканчиваю я, и он кивает. — Оставайся в доме.
Иду по полю к Черной метке, освещающей небо сигнальным пульсом. Шепчу заклинание, и метка втягивается в палочку с фантомной болью, отдающейся в руку.
Его нет.
Это только я.
Искренне надеюсь, что старику понравилось шоу. Больше не вижу его в окне, да и сложно что-то рассмотреть в такой темноте. Луна за облаками.
Надо этим пользоваться, думаю я и мчусь по направлению к лесу. Если старик все понял, у нас есть немного времени. Найти бы ее…
После нескольких минут бега легкие горят, и тяжестью наливаются икры, бедра, колет бок. Я давно не был так напряжен.
Кромка леса. Задыхаюсь. Нельзя рисковать. Нельзя медлить.
Где же она?
Она сгинет за секунду в этом лесу без меня.
Лес — это не просто деревья.
Лес — это целая вселенная. Старика не так-то просто достать, если не иметь специального ключа. Никто не пройдет через этот лес. Он сгубит любого, кто не умеет видеть дорогу.
Оглядываюсь, но ни черта не вижу, и это меня дико злит.
— Грейнджер, — зову я, умоляя, чтобы она оказалась рядом. Последние пару часов я слишком много молюсь и умоляю.
— Я тут, — раздается справа, и я оборачиваюсь, но обнаруживаю лишь пустоту.
— Снимай свою мантию, — рычу я, и она сбрасывает капюшон с головы.
Растрепанная, потная, такая живая.
Мнется.
— Что? — У нас так мало времени!
— Я не… Я не одета, — ее глаза опущены, и я плохо различаю ее в темноте.
Вспоминаю, что к моей спине как-то прилеплена ее одежда. Самое необходимое, что мне за короткий срок смогли собрать Поттер и Уизли.
Ботинок нет, да и куда я бы их засунул?
Замечаю, что белья тоже нет, и сглатываю. Она облачена в тесную водолазку и узкие джинсы. То, что занимало меньше места. И носки. Ее ноги кровоточат, когда она собирается надеть на них носки, и я останавливаю ее.
