- Да, - вырвалось у девушки прежде, чем она успела подумать. Она немного замялась, пытаясь собрать слова в голове в кучу, чтобы озвучить, а Рин терпеливо ждал, всё так же жарко дыша в её шею, не выпуская из объятий. – Я не могу спать, - наконец, озвучила Мейко, сжав в своей ладони его. – Мне страшно, я вижу кошмары. Ты можешь остаться сейчас ненадолго?..
Риндо вздохнул, раздумывая об ответе. Наконец, он молча привстал на локтях, на мгновение выпуская свою любовь из объятий, и подхватил одеяло девушки. Укрыв её едва не с головой, заткнув все щели, он вновь обнял её, и тихо прошептал на ухо:
- Я останусь, пока ты не уснёшь. Надеюсь, не замёрзнешь потом. Ран меня убьёт нахуй…
Мейко уже не ответила: тепло его тела, мерно бьющееся сердце, лёгкий запах переченой мяты – всё это убаюкивало, давало то самое ощущение защищенности и любви. Истосковавшееся сердце растаяло, ледяная корка вытекла со слезами, и вновь бьётся, как раньше.
Он не бросил её. Он вновь рядом. Однажды и до конца.
Она не слышала, как он ушёл. Утром девушку разбудило шуршание занавески, что шевелилась от лёгкого ветерка, что проникал в комнату из открытого настежь окна. Несколько потрепанных листьев клёна лежали на подоконнике, а сама ветвь была надломлена, и уныло качалась от бриза. Ранее утро было непривычно солнечным, а сама девушка чувствовала непривычный душевный подъём. Впервые за долгое время она спала глубоко, без снов, без атак, без слёз. От одеяла и подушки пахло мятой, со стула пропала старая чёрная толстовка Риндо: видимо, хозяин забрал обратно, чтобы совсем не продрогнуть под дождём.
Мейко села, откинув в сторону одеяло, и с лёгкой улыбкой на губах смотрела на танец занавески, вспоминая ночь, осознавая всё произошедшее. На кухне слышался шум: мать, как обычно, встала рано, даже в свой выходной, и что-то готовила. Шипение масла, перезвон тарелок, щелчок вскипевшего чайнике. За окном – птицы, едва слышный звонок велосипеда, дальние гудки машин, типичный шум просыпающегося города. Девушка ощущала окружение каждой клеточкой своего тела, чувствуя, что вновь становится живой.
Дверь с щелчком открылась, и Ёсихара с выражением недоумения на лице зашла в комнату дочери. На Мейко она не смотрела, её взгляд приковал какой-то предмет в коридоре, и, судя по нахмуренным бровям, она явно не понимала, откуда он тут взялся.
- Доченька… - Тихо проговорила женщина, всё ещё не смотря на девушку. – А ты не скажешь, почему наша сковородка стоит в коридоре у дверей твоей комнаты?..
Мейко изогнула в недоумении бровь, не понимая, о чём говорит мать. Пару минут – и её осенило. В комнате раздался смех, такой живой и переливчатый. Смех облегчения, смех радости. Девушка смеялась и смеялась с лёгкой душой, не замечая, как застыла её мать, удивленная но радостная, и по морщинистым щекам её текли слёзы.
========== Нежность Короля ==========
Июнь был душным, пропитанный запахами разгоряченной земли, хвои и пыли. Но Мейко нравилось. Она в шутку звала себя ящерицей, что могла жить только жарой и грела своё бренное тело под раскаленными лучами летнего солнца. Девушка всегда легко переносила пекло, и, пока все остальные едва ли не залезали в холодильники, чтобы охладится, Мейко надевала любимые шорты, короткий топ, и шла гулять по Токио до самой неоновой ночи.
И ей было приятно узнать, что и Риндо такой же любитель жары, как и она. В отличие от своего старшего брата, что старался не вылезать из своей комнаты с вентилятором лишний раз, Рин проводил на открытом воздухе всё своё свободное время, и звал с собой Мейко. Девушка думала, что парень зовёт её именно гулять, и, когда в первый раз она увидела в его руках свёрнутый бирюзовый коврик и спортивную сумку на плече, она была, мягко говоря, удивлена. Как оказалось, летом Риндо часто проводил тренировки на улице, уходя из душных тренировочных залов, где не спасал ни кондиционер, ни вентилятор. Мейко боялась, что Рин захочет и её приучать к здоровому образу жизни, но тот ответил, что ему нужна компания. И первые несколько тренировок Мейко чувствовала себя неловко, находясь рядом с парнем, чувствуя себя неуклюжим пингвином рядом с ловким морским львом, но потом расслабилась.
Мейко наблюдала за его тренировками в тени деревьев, держа рядом бутылку с водой и лёгкие закуски, и едва не захлебывалась слюнями от вида полуобнаженного накаченного тела. Ей было совершенно всё равно, чем занимается Риндо в данный момент - силовые тренировки, растяжка или йога - она как завороженная наблюдала за каждым отточенным движением. Хайтани знал это, и лишь посмеивался с такой реакции, чувствуя, как в груди раздувается самодовольствие, и невольно старался покрасоваться ещё больше, сам не понимая, зачем. Ему было до чёртиков в душе приятно видеть такой женский взгляд и слушать редкие, но меткие замечания о нём и о его растяжке, но только если это было от Мейко.
- Смотрю и не понимаю, что ты делаешь. - Девушка с интересом рассматривала молодого человека, положив подбородок на согнутое колено. Широкополая шляпа оттеняла худое всё ещё бледное лицо, а лёгкий белый сарафан пикантно соскользнул вниз, обнажая бедро; Рин старательно отводил взгляд в сторону, чтобы не сбить дыхание. - Нет, не такой вопрос. Как ты вообще это делаешь? Я бы померла уже раз триста в одних попытках повторить.
Риндо молчал, сосредоточенный, по лбу и шее стекали бусинки пота. Волосы были собраны в плотный пучок на затылке, обнажив гладко выбритые виски, и Мейко было непривычно видеть такую причёску. Руки сами всегда тянулись после его тренировки снять тугую тонкую резинку, зарыться пальцами в чуть влажные пряди, массируя голову, расслабляя. Сейчас пучок растрепался, тренировку пора было заканчивать, и Рин решил оставить самые тяжёлые асаны под конец, чтобы расслабление ощущалось ярче. Мышцы напряжены и натянутые, как струны, дыхание чёткое и сосредоточенное - Мейко сама едва дышала, будто не Риндо завис над землёй на одних ладонях, а она сама. Руки парня едва заметно подрагивали, а на лице ни единой морщинки, и казалось, что удерживать свой собственный вес на весу для него легче лёгкого. Но девушка знала, что, прикоснись она к Хайтани сейчас, почувствовала бы разгоряченный камень, настолько сильно напряжена каждая клеточка поджарого тела.
Мейко скользила взглядом по парню, и думала, что он похож на античную статую: идеальные линии, очерчивающие каждый мускул, сухой, поджарый, но мощный, и силу его рук она каждый раз ощущала в объятиях. Велосипедки чёрной тканью обхватывали каждую мышцу, выделяли ягодицы, а зелёная футболка без рукавов сбилась, обнажая спину. Глаза зацепились за витиеватые линии татуировок на спине и руке, что уже не так ярко выделялись на более загорелой коже. Наличие второй татуировки её изрядно удивило: Риндо умолчал об этом, а она сама никогда не обращала внимания на переплетающиеся линии на рёбрах и боках. И когда однажды он стянул с себя майку во время тренировки, то испуганно дёрнулся на удивлённый женский возглас. Мейко в тот раз не отрывала глаз уже не от его действий, а на новый для неё рисунок, гадая, как братья Хайтани вообще додумались до парных татуировок, тем более таких.
Вот и сейчас, скользя взглядом по голове змеи, Мейко не сдержала восхищенного вздоха. Она никогда не задумывалась о татуировках, считая себя недостаточно смелой для такого, а теперь, видя почти ежедневного носителях аж двух гигантских на полтела, невольно начинала прикидывать эскизы и выбирать место на себе.
- Риндо, - тихо сказала она, когда парень с явным облегчением опустился на живот, переходя в позу змеи, изгибая спину. Он вопросительно промычал, показывая, что внимательно слушает, и девушка робко продолжила: - А больно было делать тату?
- В некоторых местах – пиздец, - лаконично ответил Рин, притягивая носки стоп к голове. Девушка тихо хихикнула на эти слова. – В некоторых терпимо. Больно только по началу. На второй татуировке уже не обращал внимания. У Рана наоборот. Сам предложил, сам едва не орал, волком выл, когда на рёбрах били, - парень с тихим выдохом лёг обратно на живот, расслабляясь. Он положил голову на щёку, повернувшись к девушке, сквозь выбившиеся мокрые пряди наблюдая за улыбающейся Мейко. – Мы на пару с мастером ржали над ним.
