Джон МЮИР
СТЫКИН
(Из записок путешественника)
ОБ АВТОРЕ "СТЫКИНА"
Джон Мюир, естествоиспытатель, известный исследователь ледников, родился 21 апреля 1838 года в Шотландии, в городе Дюнбар. И отец его и мать шотландцы. Джон Мюир был мальчиком девяти лет, когда вся их семья иммигрировала в Америку, где отец приобрел себе ферму в малонаселенном в те времена штате Висконсин.
Будущий ученый с детства проявлял необычайную пытливость ума и любознательность. Отец не поощрял его любовь к чтению и запрещал читать по вечерам; мальчик вставал на заре и жадно читал каждую книгу, которую только мог купить или у кого-нибудь достать.
Джону Мюиру удалось поступить в Висконсинский университет, который он успешно окончил. Естествоиспытатель по образованию и призванию, он интересовался природой во всех ее проявлениях. Но больше всего его увлекали геология и ботаника. Исследование ледников стало делом его жизни. Он открыл и описал много ледников на Аляске; один из них (на юго-востоке Аляски) назван именем ученого - "Мюир",и мы можем отыскать его на географической карте.
Много сил и энтузиазма отдал Джон Мюир защите леса. По свидетельству современников, он был прекрасным оратором и покорял своих слушателей. При его горячем участии был организован в конце прошлого и в начале нашего века целый ряд "национальных парков" (заповедников леса) в Северной Америке.
Джон Мюир был членом "Общества содействия развитию наук в Америке", членом "Академии наук", членом "Академии наук и искусств".
Он умер в Лос-Анжелесе 24 декабря 1904 года. Среди изданных научных трудов Джона Мюира - "Горы Калифорнии", "Наши национальные парки", "Путешествие в тысячу миль пешком до залива", "Путешествие по Аляске" и других - есть небольшая книжечка "Стыкин", в которой мудрость ученого удивительно хорошо сочетается с талантом художника.
Много лет назад мне подарил эту книжку один американский ученый. Я с удовольствием перевела ее для наших читателей.
Алла МАКАРОВА.
Летом 1880 года я снарядил свой баркас и готовился покинуть форт Врангель, чтобы продолжить исследование ледников юго-восточной Аляски, начатое мною осенью 1879 года.
В тот момент, когда баркас, нагруженный тюками с провизией и теплыми вещами, был готов к отплытию, команда, набранная из индейцев, стояла на местах, ожидая приказания сняться с якоря, а с берега родственники и друзья уже помахивали платочками,- на борту наконец появился мой спутник Юнг в сопровождении маленькой черной собачки. Не успела она прибежать на баркас, как тотчас же свернулась клубочком где-то в углублении между тюками.
Я люблю собак, но эта показалась мне такой маленькой и невзрачной, что меня крайне удивило желание Юнга взять ее с собой.
- Этакое маленькое и беспомощное существо! Она будет нам только помехой,сказал я Юнгу.- Ты бы лучше подарил ее индейцам на пристани, они возьмут ее домой для забавы ребятишкам, а нам, правда же, некогда с ней нянчиться.
Но Юнг стал уверять меня, что она не доставит никаких хлопот, что это чудо, а не собака,- она может переносить голод и холод, как медведь, плавать, как морж, что она необыкновенно умна и сообразительна...
Никто не мог бы разобраться в ее родословной. Среди самых разнообразных пород собак я никогда еще не видел подобного ей существа. Впрочем, некоторыми мягкими и вкрадчивыми движениями она напоминала мне лису.
Она была коротконога и коренаста. Ее длинная, шелковистая, чуть вьющаяся шерсть лежала гладко, но при порыве ветра шерсть взъерошивалась и становилась косматой.
Единственное, что с первого взгляда привлекало к ней внимание, был ее хвост - длинный и пушистый, как у белки. Он изгибался над спиной и почти доходил до носа. Присмотревшись внимательнее, вы замечали тонкие, чуткие уши и зоркие глаза. Над глазами вместо бровей маленькие бурые пятнышки.
Юнг рассказал мне, что знакомый ирландец, приехавший из города Ситка, подарил эту собачку его жене еще совсем маленьким щенком. В форте Врангель щенок сделался общим любимцем. Но больше всех его полюбили индейцы и назвали его Стыкин - по имени своего племени.
Во время путешествия Стыкин стал скоро проявлять свой причудливый характер. Всегда невозмутимо спокойный, он выкидывал иногда штуки, которые немало занимали мое любопытство.
Те однообразные недели, когда день за днем баркас лавировал по длинным, запутанным каналам и проливам, между многочисленными островами, скользил вдоль скалистых берегов, Стыкин пребывал в состоянии сонной лени и почти не двигался с места.
Однако стоило ему заметить, что мы собираемся причалить к берегу, он немедленно вскакивал и смотрел, что это за место, куда мы пристаем. Потом прыгал через борт, плыл к берегу и всегда поспевал туда первым.
Но на баркас он возвращался последним. Перед тем как сняться с якоря, мы обычно долго звали его, но не могли дозваться, мы искали проказника глазами, но не могли найти.
Только потом обнаружилось, что, хотя мы не видели его, Стыкин видел нас.
Он обычно стоял, спрятавшись в кустах, и наблюдал за баркасом настороженным, бдительным глазом.
Стоило нам отплыть на порядочное рас стояние, как он несся опрометью к берегу, бросался в воду и плыл за нами, прекрасно зная, что мы перестанем грести и подождем его.
Когда наш маленький озорник подплывал к баркасу, мы брали его за шиворот, держали с минуту на вытянутых руках, чтобы стекла вода, и опускали на палубу.
Мы пробовали отучить его от этих проделок,- гребли спокойно, как будто совсем не замечали его. Но все было напрасно: он мог плыть сколько угодно и притом с таким видом, что казалось, будто ему это очень нравится.
Однажды в непроглядно темную, дождливую ночь мы остановились у устья потока, по которому шла кета. Тысячами плавников рыба взбудораживала воду, и весь поток светился серебристым, фосфорическим светом.
Я был очарован этой чудесной картиной, и мне захотелось посмотреть поток в его верховьях. С одним из индейцев мы направились в лодке вверх по течению и наконец достигли начала быстрин. Здесь поток проносился по скалам, и мерцающее сияние его было сказочно красивым.
