Так как паспортной системы в европейских странах не существовало, то к началу восьмидесятых годов на первое место вышла проблема идентификации преступников. В мире, где росла профессионализация, создавалась преступная инфраструктура. Но при том каждый преступник мог сбежать, скрыться, возникнуть вновь под иным именем. Пока у Видока были картотеки в тысячи человек, можно было вспомнить, узнать, отыскать. А если число преступников определяется сотнями тысяч - что тогда делать?
Следовательно, относительно небольшому и плохо обученному штату сыскной полиции в европейских городах противостояли десятки тысяч профессиональных преступников (не говоря уж о преступлениях, совершенных не уголовниками). Единственным выходом для криминалистов было отыскать такие способы детекции, которые позволяли бы быстро находить и опознавать преступников, а также определять улики. Если эти задачи не будут решены в ближайшее время, полиция потерпит поражение.
Понимание этого, проникши в умы наиболее разумных и дальновидных детективов и специалистов, связанных с сыском, долго еще не могло найти пути к сердцам руководителей. Те чаще всего исходили из соображений политических, рассматривали свой пост как синекуру и страшно боялись любых новшеств. То есть над детективами нависла чиновничья подушка, и чем ближе к верху, тем она была более косной.
Именно рубеж 80-х годов и стал началом борьбы, которую повели криминалисты за революцию в сыскном деле. Борьба оказалась упорной и долгой. И в этой борьбе принял самое непосредственное участие писатель Конан Дойл, который утверждал своими книгами новую научную криминалистику и воздействие которого на общественное сознание было куда более активным, нежели тех экспертов, что сидели в пыльных комнатах Сюртэ или Скотленд-Ярда.
Первым в борьбу вступил писарь Сюртэ Альфонс Бертильон. Он попал в полицию, потому что оказался совершенно непригодным для иных занятий, которые он испробовал с разной степенью неудачи. К тому же Бертильон отличался несносным характером, и лишь всеобщее уважение к его отцу и деду, известным биологам и антропологам, позволяло ему держаться на плаву, но выше каморки писаря в Сюртэ подняться Бертильон не мог. Так и сидел там, в пыли, в полутьме, и занимался карточками на преступников, стараясь привести их в какую-нибудь систему.
Наследственная страсть к систематизации и естественное образование привели Бертильона к мысли, что можно использовать особенности телосложения преступников для того, чтобы их различать. Он выпросил разрешение обмерять заключенных в тюрьме и под насмешки коллег мерил им мочки ушей, объем головы, длину рук и так далее. В конце концов он определил одиннадцать признаков, в сумме дававших портрет человека, который можно было быстро отыскать в картотеке. А если есть описание преступника - известен его рост, цвет волос и т. д., то можно свести поиски его в картотеке к относительно узкому кругу карточек, которые перечисляют, допустим, высоких брюнетов.
А так как при том Бертильон придумал и как классифицировать карточки по ящикам, то поиски нужного человека заняли бы несколько минут. Раньше же, чтобы отыскать человека, приходилось просмотреть десятки тысяч карточек.
Сегодня система Бертильона кажется простой и понятной. По крайней мере, она куда удобнее, чем отсутствие системы вообще. Но когда парижский префект ознакомился с докладной запиской писаря, то ему стало смешно. Он выгнал Бертильона от себя, и тот махнул было вообще рукой на свой метод, но, узнав об этом, его отец сделал все, чтобы сын не сдался. И Бертильоны стали ждать, пока префект сменится. Префект и в самом деле сменился, и наконец в конце 1882 года отцу Бертильона через его друзей удалось убедить нового префекта провести испытания метода Альфонса.
Условия, поставленные Бертильону, были жесткими - ему предложили за три месяца создать картотеку и с ее помощью найти хотя бы одного преступника. А в помощники ему дали только двух писарей. За три месяца Бертильон успел обмерить по своей методе 1800 преступников, но ни один из них не попался вновь. Вот-вот начальство вызовет к себе и велит доложить, что же вышло из опыта. Но тут Бертильону улыбнулась удача. Обмерив только что задержанного преступника, который назвал себя Дюпоном, Бертильон хотел положить его карточку в картотеку, но увидел, что там уже есть карточка с точно такими же данными. И фамилия там значилась: Мартин.
Арестованного еще не успели увести, и Бертильон заявил ему, что знает его настоящее имя. Тот так растерялся, что тут же признался. Об этой удаче узнали репортеры, написали газеты, и тогда префект разрешил Бертильону продолжать свои опыты дальше.
Картотека продолжала расти, и постепенно все чаще удавалось установить истинную личность попавшегося вновь преступника. По мере того как известность метода росла, к Бертильону стали приезжать полицейские из других городов и даже стран. Сам изобретатель метода был повышен в чине и даже получил собственный кабинет. Это случилось в начале 1885 года.
Истинной славы Бертильон добился в 1892 году, когда с помощью его метода удалось доказать, что страшный анархист, исполнитель нескольких взрывов в Париже Равашоль и уголовник Кенигштайн - одно лицо.
У системы Бертильона был один очевидный недостаток - она была громоздка. Приходилось до миллиметра обмерять арестованного, который чаще всего совсем этого не желал. Это требовало усилий и измерительных приспособлений. Не говоря о возможных и нередких ошибках при измерениях, нельзя исключать того, что встречаются люди, физические характеристики которых идентичны. Возьмем, например, близнецов... Так что ошибки случались и дорого обходились обвиняемым, за чужие преступления. Правда, Бертильон непрерывно совершенствовал свое изобретение, введя в него фотографирование - причем в деле должно было быть две фотографии - анфас и в профиль.
В то же время другие ученые и полицейские стремились найти если не более надежный способ определения людей, то хотя бы более простой и действенный. Как бывает с крупным изобретением, его сделали одновременно различные люди.
