– Боги, кто сделал это с тобой?

Мальчик сделал шаг в его сторону и указал пальцем на белое разрезанное кольцо, вышитое на повреждённом сюрко Алвара, а после направил руку в сторону Регора.

– Рыцари? – удивился Алвар. – Странно, обычно мы так детей не наказываем. А ты помнишь того, кто это сделал?

Мальчик снова кивнул и грустно вздохнул. Он, казалось, немного успокоился, но из глаз всё равно потекли слёзы при взгляде на далёкие башни бастиона, выглядывающие из-за горизонта. Алвар тоже посмотрел на город и покивал:

– Теперь нам обоим там будут не рады. Ты… у тебя ведь есть имя? Меня зовут Алвар.

Рыцарь немного улыбнулся мальчику, а тот кивнул и напрягся в попытке сказать что-то:

– Ви… Ви… Уа, – он будто гримасничал или болезненно кривился во время речи.

Алвар предположил, что ребёнок просто пытается не использовать обожжённый участок языка, но всё равно не до конца понял:

– «Вивиуа»… Вивил?

Мальчик помотал головой и отмахнулся. Он подобрал с земли небольшую палочку и начертил на земле нечто, напоминающее верувинскую букву «Р».

– Вивир? – тут же спросил Алвар.

Мальчик стал быстро кивать и даже слегка улыбнулся в ответ.

– Как мы с тобой интересно совпали: Алвар и Вивир, – подметил рыцарь и посмотрел ему в глаза. – Возможно, у наших имён близкое происхождение. Послушай меня внимательно, Вивир… Мне очень жаль, что мой напарник убил твоего отца. Поверь, если бы этого можно было избежать, я бы всё сделал! Нам приказали остановить мятеж в городе. Но убивать детей… Эдергейр бы не пошёл на это, он человек чести. Из-за расхождений в понимании этого приказа мне всё же пришлось убить рыцаря, а за это есть лишь одного наказание. За мной отправят следопытов – возможно, некоторые из них окажутся моими… бывшими братьями по оружию. Я не хотел бы отнимать их жизни, если найдётся иной путь. Поэтому пока что… мы будем бежать. Уедем сначала в Эйст или в бухту Эйден рядом с ним, осмотримся там, отдохнём. Может, подлечим твой язык. Поедем прямо сейчас, потому что оставаться где-то здесь – опасно. Ты же не хочешь проснуться в клетке или… ещё чего похуже?

Вивир быстро помотал головой, выражая явное нежелание иметь такую судьбу. Алвар кивнул, посадил его обратно на коня, сам сел в седло, и они продолжили путь. Луна ярко светила всю ночь, а дорога в соседнюю провинцию пролегала в основном через луга и поля.

Через четыре часа, когда солнце уже стреляло первыми лучами из-за горизонта, Алвар почувствовал, что порядком проголодался. Он сбавил темп езды, правой рукой натянул поводья, а левой отпустил Вивира и потянулся назад, к седельным сумкам. Мальчик беспокойно завертелся и пытался понять, что происходит. Алвар поспешил успокоить его:

– Не переживай, я просто проверяю, осталось ли что-то из еды. Ты ведь наверняка тоже голоден?

Вивир покивал и промычал глухое «угу». Пошарив рукой в сумках, Алвар нашёл там лишь завёрнутый в ткань подсохший хлеб и две варёных картофелины, покрывшихся серым крахмальным налётом. Вслед за ними он достал небольшой бурдюк с водой, остановил коня и вздохнул:

– Здесь… немного. Ты будешь что-нибудь? Картофель был сварен вчера, он ещё съедобен, хотя и не слишком хорош на вкус без соли.

Вивир тоже печально вздохнул, взял одну картофелину и стал медленно, с особой осторожностью кусать её, как будто боялся обжечься, хоть она и была холодной.

– Язык всё ещё болит, да? – с сочувствием поинтересовался рыцарь.

Вивир сдержанно кивнул. Алвар ненавязчиво погладил его по плечу – сам не знал, зачем – и в этом прикосновении, в этой возможности о ком-то позаботиться он на секунду почувствовал эхо давно позабытой мечты иметь родного сына. Защита братьев по оружию, отстаивание чести города и лорда – это не забота, и Алвар был не настолько отчуждён от нормальной человеческой жизни, чтобы этого не понимать; однако теперь у него появился шанс по-новому себя проявить: кормить, поить и оберегать другого человека – маленького, слабого, травмированного и нуждающегося в поддержке Вивира. Размышляя об этом, Алвар слегка улыбнулся, хотя шлем скрывал это. Он обернулся назад, на пустую дорогу, по которой где-то далеко плёлся торговый караван, и сказал:

– Мне надо кое-что сделать. Сиди, ешь, а я на минуту спрыгну с седла.

Вивир прекратил жевать и промычал что-то с вопросительной интонацией. Алвар осторожно слез с коня, стараясь не задеть мальчика своими длинными ногами в латных сапогах, сдёрнул поясной ремень и снял с себя сюрко с белым кольцом на груди – теперь был виден весь его доспех: составная нагрудная пластина из толстой стали, плотные наплечники, асимметричные набедренники, которые были укреплены по-разному, как и наручи с перчатками. Алвар сложил сюрко несколько раз, убрал его в сумку, затем достал оттуда пустой мешок и тонкий, но широкий красный шарф. Шарфом он закрыл горло и натянул его на нижнюю половину лица, как маску, а в мешок собрался убрать свой шлем, но помедлил. Он снял его и держал в руке – именно в этот момент Алвар как будто до конца понял, какой путь он выбрал: путь изгнанника, клятвопреступника, которого ни за что не простят. Золотая диадема над забралом теперь как будто издевалась над рыцарем, сверкала задиристыми бликами и шептала: «ты больше меня не заслуживаешь». Алвар взглянул на неё, цокнул языком, сунул шлем в мешок и привязал его за седлом.

Вивир, казалось, тоже всё понял, и не доставал Алвара с вопросами и тревогами, которые таились у него внутри. Он всё ещё был в ужасе, но постепенно эта эмоция подавлялось другой: чувством безопасности и уверенности. У него больше не было отца, но теперь, возможно, у него был друг, о каком он не мог и мечтать. Когда Алвар вернулся в седло и снова протянул рядом с ним тяжёлую, сильную руку к поводьям, Вивир почувствовал себя спокойнее – он пока не осознавал этого, всё начиналось лишь с далёких, неясных ощущений.

Дорога была на удивление спокойной и тихой, рыцарь нещадно гнал своего скакуна вперёд и по пути в Эйст заехал в одну из небольших деревень. К этому времени солнце уже снова садилось, а Вивир готов был заплакать от голода. Алвар чувствовал то же самое, но заставить его рыдать было куда сложнее, чем десятилетнего мальчишку.

Они проскакали мимо пары пустых дворов, доехали до центра деревни и встретили несколько озадаченных взглядов: смущённых, боящихся, но немного заинтересованных. Люди здесь были одеты просто, носили соломенные шляпы и самодельную обувь из дублённой кожи своего же скота. Один из них, с седыми длинными волосами и подозрительным взглядом, вышел вперёд, встал в нескольких метрах перед Алваром и заговорил:

– Странник в красной маске. Зачем скрываешь своё лицо? Ты бандит? Разбойник с тракта? Ребёнка тоже украл у кого-то?

Алвар немного помедлил с ответом, опустил маску и сказал:

– Лицо я скрываю не от вас, простых людей. И никакого зла вам не желаю, а лишь ищу крова на ночь и немного еды – если пожалеете для нас обоих, то накормите хотя бы мальчика, прошу. Деньги у меня есть, я могу заплатить. Кто старейшина деревни?

– Я и есть, – ответил тот же человек, после чего снял маленький головной убор из ткани. – Как звать тебя, странник?

Алвару снова пришлось серьёзно обдумать свой ответ и осознать, что ему нельзя показывать статус:

– Представиться… я не могу, господин, за что искренне прошу вашего прощения. Если я назову своё имя, то лишь подвергну вас опасности. Если же позволите просто переночевать и отблагодарить вас монетой, то моё присутствие останется бесследным.

Старейшина прищурился, опёрся на небольшой деревянный посох, который держал в руках, и заговорил:

– Складно говоришь, небось из города какого-то большого… и броня чудная на тебе… регорец? Не ври мне, вижу, что регорец. У тебя рыцарская стать – силён, как два вола! Такие только там водятся, да на востоке. И ты явно не с востока. Говори правду, аль деревня вся тебе закроет двери!

Алвар вздохнул и опустил глаза:

– Надеюсь, твоя проницательность не обойдётся нам слишком дорого, старик. Да, я рыцарь из Регора, но беглый. Ребёнка, сидящего со мной в седле, хотели убить, а я этому помешал – за это меня наверняка захотят казнить. Имени своего я не назову по-прежнему, поскольку по нему меня проще было бы найти, а найденным я быть не хочу. Вот моя правда. Что теперь скажешь?