Проходя мимо закутанных в плед наложниц, я многозначительно подмигнул им.

И все-таки не стоило сильно удаляться от огней. Один раз я чуть не подвернул ногу, а спустя минуты три угодил в колючие кусты. Мои блуждания не принесли успокоения. Я вспомнил про сочные фрукты, лежащие в шатре, и раздраженно топнул ногой. Чертовы проходимцы все наверняка сожрали.

Я разглядел бревенчатую границу лагеря в тот момент, когда твердо решил повернуть назад, на свет. Но меня привлекли не только толстые заостренные колья, высотой в полтора метра.

Приземистый саманный сарай без окон так и притягивал взгляд. Из него не доносилось веселого похрюкивания, не чувствовалось, что к нему вообще кто-то подходил. Ни следов, ни хозяйственного инвентаря поблизости. И это не тюрьма – крыша не казалась достаточно прочной для удержания пленника. Удержания от соблазна ее разобрать за десять минут.

Я приблизился к сараю, приподнял продолговатую балку и зашел внутрь. Сплошная темнота. Порыскал руками по стенам и обнаружил кучу полок с атласными тканями, платками и украшениями. Сюда определенно стоило вернуться с факелом, что я и сделал.

Моим глазам открылся приятный, завораживающий вид. Маленькое строение на отшибе оказалось складом добычи. И пусть тут не стояло сундуков с золотом или серебром, свертки с материей, скомканная дорогая одежда, резные шкатулки представляли собой большую ценность. Я открыл первый попавшийся ларец, порылся в бусах и кулонах, после чего извлек наружу крупную розовую жемчужину. Улов везучего рыбака по имени Фосто превзошел все ожидания.

Но кое-что другое, помимо добычи, беспокоило меня. Я посмотрел на бутыль с крепким алкоголем, на деревянные балки крыши, из которых топорщилась солома и паутина. На тонкие шелка, коих тут лежало в избытке. В голову лезла назойливая и одновременно удивительная идея: я должен поделиться этой находкой с компаньонами. Кощунственная мысль для жадного наемника, вполне обычная – для Фосто, сына Конрада Кровавого.

После тяжелого боя, коим являлось убийство пяти безоружных и четырех вооруженных врагов, мои соратники предавались пьянству и разврату. Девицы не успели обрадоваться гибели прежних хозяев, как вновь попали в плен. Причем визгов и возмущений заметно прибавилось.

Я толкнул Камила, усердно мнущего грудь смуглой рабыне с короткими волосами, и вытащил из кармана драгоценную жемчужину.

– Вы не поверите, друзья, что я нашел! Камил, тебе больше не придется зарабатывать деньги, участвуя в пытках. Там столько богатства! Красота в моих руках – еще мелочь.

– Но мне нравится мучить, – не слишком внятно пролепетал захмелевший наемник.

– Не важно. Идемте все – это что-то! Возьмите несколько факелов, там тьма-тьмущая.

Кто-то неохотно отстранил от себя девиц, кто-то мигом вскочил на ноги. На месте остался только Эстель, его ближайший сподвижник и один из новоприбывших наемников, совокупляющийся с рабыней. Наверное, оглох от страсти. Сопящего в тюках и подушках пьянчугу я даже не заметил.

Командира моя удачная находка совсем не заинтересовала. Видимо, его жалование позволяло получать сопоставимое богатство и без грабежа. Он позволил нам завладеть всеми обнаруженными сокровищами при условии, что мы сможем поделить их без драки. Условие нас более чем устраивало.

Наемники столпились перед сараем. Каждый хотел войти первым, чтобы схватить цепкими лапами самые привлекательные вещи. Я поморщился и уж хотел воззвать к их здравому смыслу, как вдруг вперед вышел Камил, лицо которого под светом факела выглядело угрожающе, и уверенно сдвинул балку на двери. По отряду прокатилось недовольное бурчание.

– Вошел в шатер первым, войду и сюда. Фосто сказал, что обиженным все равно никто не уйдет, так что нечего тут зубами клацать.

Благо, препирания долго не продлились – добыча сама себя не растащит.

Воины копошились в ящиках, срывали нависающие над головой шелка, плевались соломой и непрестанно нахваливали то одну, то другую находку. Безусловно, сегодняшняя ночь одарила их всеми благами, которые доступны простому человеку с оружием в руке.

– Тут и развернуться-то негде, – заулыбался Камил. – Все добром заставлено.

Никто и не обратил внимания на то, что я пропустил всех и едва переступил порог.

Все было хорошо, пока один из налетчиков справа от входа не разворошил ящик с шерстью, бархатом и кружевами и, шмыгнув носом, проворчал:

– Какой знакомый запах, – он поднял перед собой пробитую бутыль с остатками алкоголя, чуть придвинул источник света. – Кто такой криворукий?

Он повернулся к толкающимся соратникам, которым не было до него дела. Кто знает, может искал мое лицо, но что бы я ему ответил? Сказал бы, наверное, что его замечание не совсем уместно, потому что эта «криворукость» умышленна, спланирована за одну минуту, и за одно мгновение он поймет – почему.

Сказал бы, что камни и жемчуга, которыми он набил карманы, обойдутся ему очень дорого. Ведь я слишком высоко поднял факел, а огонь… Огонь слишком жадно начал пожирать сухую траву.

Шаг назад – и мой факел приземлился прямо туда, где содержимое бутыли впиталось в ткань. Я действовал быстро и четко. Захлопнул дверь, опустил поперечину, уперся в нее плечом, поскольку даже здесь, снаружи слышал, как задышало и забегало по старым стенам пламя, как кинулись к выходу оторопевшие наемники. Как раздались первые возгласы. И не от возмущения – такие крики прозвучали сразу. От боли и страха. Неконтролируемого страха.

Удары, от которых трещали доски, следовали один за другим. Кто-то колотил мечом, но размахивать им в маленьком полыхающем помещении очень трудно. Стиснув зубы, я продолжал стоять на месте.

И когда попытки выломать дверь прекратились, а из каждой щели вырывались огненные язычки, я отступил прочь.

Страшная стихия вырвалась, наконец, из-под крыши. Я медленно шел спиной вперед и как завороженный глядел на обжигающий свет, что рвался в черное небо. Огонь, устроенный мной, собрал свою дань, а я не мог отвести от него взгляд. И позабыл обо всем, что происходило вокруг до этого момента. А потом кто-то позвал меня.

– Ты ранен, Фосто? – парланец потрепал мое плечо, но я и слова-то его слышал так, будто они звучали издалека. И не понимал, где источник шума.

– Какого дьявола ты скорчил эту рожу? – голос стал ближе, но только похлопывание по щеке привело меня в чувство.

Я отвернулся и замотал головой. Отдышался и прохрипел:

– Из-за напитка, наверное. Забудь. Что у тебя?

– Все сделано. На удивление твой безумный план сработал. Но стоять… и смотреть – на это нет времени.

– Я знаю.

Ясность мыслей вернулась ко мне сразу, как только в лицо подул свежий ветер, а запах смерти, дыма и копоти остался позади.

Нет времени. Мне показалось, что странное наваждение длилось целый час, а все неизбежные сложности, с которыми столкнулся Лексо в шатре, никоим образом меня не касаются.

Он справился. Бросился на последних врагов в тот же миг, как мой факел дал ему знак. Палка с горящей паклей закачалась из стороны в сторону, затанцевала и исчезла в сарае. Лексо не стал ждать результата моего жестокого поступка. Каким бы он ни был, для нас пути назад не имелось. Уличат в предательстве одного – жизнь другого не будет стоить и ломаного гроша. Такая цепь иной раз прочнее дружбы.

Лексо справился. По-видимому, быстрее меня. И вместо бегства вынужден был приводить меня в чувство, теряя время. Я думал, что это последняя наша заминка, а теперь мы вновь топтались на месте. Стояли подле дымящегося шатра, близ еще одного источника огня. Более дружелюбного.

Я не знал, насколько дружелюбными выглядели наши с Лексо лица, но шестнадцать пар глаз смотрели на нас без какой-либо опаски. Девушки не разбежались в ужасе по лесу, не умоляли пощадить их, просто смотрели на нас в немом ожидании, что в некоторой степени поразило меня. Перед ними только что разыгралось кровавейшее событие, которого до сей поры не знало это место, – я имел право так думать, – а они просто смотрят, изредка моргая, будто сейчас мы разыграем перед ними цирковое представление, чтобы вызвать у взыскательной публики хоть какие-то эмоции. Недоумение – вот моя эмоция.