На окраине весьма странной деревеньки, заложив по-хозяйски руки за спину, прохаживался её коренастый обитатель, поглядывая на её особливые линии и всевозможную, и допетровскую опять же, архитектуру. Фланировал он в чистой, кремового цвета, рубахе в крупный голубой горох и особо-рваных портках бурачного цвета. Был бос, но на его крупной голове находилась треуголка с тремя поцоканными перьями страуса. Благодушничал почти что дядя, тишиной почитай услаждался, безлюдьем, бездельем, но раздумья у него были не очень-то и умиротворяющие:
- Эва, какая какава получается: то нельзя, эт нельзя, а то навеки запрещено. А вокруг же усё колхозное, усё ж вокруг моё! - дядя зачесал языком сам с собою. - Эх, в бане мойся теперя в субботу, попов не слухай, ребятню называй в честь вождей, водка по 3,62 пропала. И чтой это за буза такая: за двое штанов отдавай цельную иголку! Право слово, неумно это и нехорошо. Так-так, клаву пойти помять, что ль? Так Винды жеж нэма. А чьто лучше - Целерон M 350 или Селерон M 351? Или брать у мудтантов с Сталкерстана Интель Ксеон Е - пять, а? А овсы то, как расцвели! Лепота, право слово. Огурцы-то, когда вызреют? Свекла, она же бурак, Beta по-латыни, будет знатной для застолий, а?
Овсы-огурцы заслонила декорация - белёная стенка.
- Откеля она тута взялася? - стенка сия чуток подразнила дядю. - Так-так. А бражка, небось, самый цимус? Ажник слюна, понимаешь, бижить! Нда...
Ходил он возле покосившегося домика, когда-то солидного сруба-пятистенка, но, времен царя Гороха. Во дворе, за хлипким столом сидел хозяин избы и чистил ручной пулемёт 'Льюис'. Рядом вертелся его старший пацанёнок. Собственник жилья гудел шмелём пункты инструкции по сборке пулемёта. Гудение предназначалось наследнику.
Из открытого окна, когнитивным диссонанцем, донёсся фальцет хозяйки:
- Манька, чё расселась, мяси тесто. Санька бяги за водой, Минька говешками обложилси! ... фррр....
- И откуда он эту хабалку привёз? - осерчал дядя, с большим порицанием вслушиваясь в сварливый голосок конопатой благоверной Власия Репы. - Хузяин, млин. А в гости старосту, меня тоисть, боится позвать. Скряга, Влас, ой, скряга! Цельная баклага браги у няго степливаетси! И не делится, гад такой, не приглашает. Как-будто бы я не староста, а так - гусиный потрох какой, прости хосподи! Эх, жизня. О! А откель тута ковыль поповылез, а? Лепота, зело великолепие. Эх, годков тридцать бы скинуть! Выйти б в поле!
Дяде припомнилось, как он десятилетним пацаном ездил на озеро Маныч-Гудило за солью. И в тех сальских степях насмотрелся на полные пампасы с ковылём. А ещё там его родитель гонялся за ним по всему обозу с арапником, из-за того, что непутёвое дитё засадило в него целый заряд стрелок растения Arctium lappa, позже занесённого в Красную Книгу ПП-6.
- А энто, что за малиновый звон, далече?
Дядя, который кругами ходил возле заветной баклаги уже с полчаса как, собирался присесть на завалинку. И уже почти сел, но замер, в полуприседе. Ведь на завалинку катилось с десяток тавричанских повозок, да с пулемётами.
- 'Млять, банда? Или бэд компани? Или у них - блэк упс? ...тррр, пррр, ...куплю я лучше у мудтантов комп с Интель Кор И семь!'
Хозяин избы в это время, предупреждённый дитём, взлетел с пулемётом 'Льюис', по лестнице на чердак. Изба жалобно простонала и просела. Ибо был Репа, как говорили деревенские, 'излишку жопастым'. Его баба и 'репки' затихорились. Вмиг...
Отряд подвозных конников надвигался, а ходики сей истории махнули вперёд со страшной силой....
'Ох! Чё делать? Или можа, как в DooM 3, урвать мочно читы прохождения, а? Не, это потом, а то деревню грабить-обирать ещё начнуть, - сбледнувший дядя, в темпе, стал подбирать слова для разговора-стрелки, осознавая, что спрятаться и отсидется ему уже не удастся, и жалея, что попал в очередную плюковскую передрягу.
Ветер колыхнул лопухи...
- Здорово, дядьку. Как прозывается твоё село? - осведомился с головной тачанки моложавый зрелый атаман, в простой чёрной майке, штанцах немецкого вроде фасона, берцах 'Шик-блеск', но с бабочкой на шее.
- Ё. Деревня. Мы. Здрасте, - мекнул дядя.
Нда. А трудно, оказывается, изъясняться перед дулами пулемётов!
- Деревня Ё? Потешное названьице. Ё, значить. Ну, здорово, славная деревня Ё. Я - главный жупан Херсонской жупы, генерал-цейхместер пан Грициан Балясный. А это мои гридни.
Войско 'идейного атамана' Грициана Таврического, одетое кто во что горазд, нестройно затянуло: 'Хох, хох, хох'.
- Я староста деревни Сенька Пупок, ваше главжупство, еттить-колотить.
Мужик сноровисто и куртуазно засеменил, задёргал босыми ногами и стал заметать своей треуголкой 'полгектара' придорожной пыли. Это был шедевр реверанса а ля 'проявление почтительности, подобострастия и прогиба'. Пыль зависла на высоте метра три и не опускалась. Замечталась видимо, о своём девичьем. Пан жупан стеклянными глазами уставился на мисс - пыль.
С таким же гламурным, с реденькой пылью, реверансом успешно 'отработал' гридень Сметана. От пана Грициана, полупрогиб для деревни Ё.
- Это самое, Пупок, а где мы подзависли? - стребовал Попандопуло, адъютант Грициана; спрашивал, а сам смотрел на эту подзависшую пыль и на оловянного босса.
- Так, тута - Ё, - дядя сноровисто, по остаткам пыли, нарисовал кроки селения. - Ежели на неё сверху с ероплана посмотреть, то она будет на букву 'ёп' смотрецца (п - была п-образной куцей левадой). А, вообще, деревеньку нашу начали так прозывать, после того, как ехамший на смотрины исправник Толстов, со свойской благоверной, изволили обломаться, тута. Его супружница, вон тама, пукнула. Оно лопнуло, колесо это, бац, дражайшая половина исправника, как навалится своими телесами на тощёнького муженька Толстова. Ужасть, он только и мякнул: 'Ё'. Опосля женушка его и приказала так деревню, чтоб все называли. Вот, пятое-десятое, уже семьдесят пять лет, и живём в Ё.
- А дальше, какие местностя идуть, - спросил один из ухмыляющихся бандитов. Из торопыг.
- А?! Ой, простите, херсонские воители, за моё сие махонькое историческое отступление. А далее тама - деревня Дрочево, следом - Нижние Дойки, Отсосье, Тряхболтаево, Лобок, Дешовки, Концы, Козляки и уездный город - Мухосранск. Трахт до него идёть. Мы, значицца - крайние.
