– Не получается у нас Иван с тобой приятных воспоминаний, вот и ты слезу из меня выдавил.

– Успокойся Ирина, – начал утешать её Дед, – жизнь всё равно удалась, хотя и была она у тебя порой трудной.

– Вань, всё бы ничего, да вот детей и внуков у меня нет, как у тебя. А это считай неполноценная жизнь. У меня всю жизнь ребёнок был один, – мой супруг. Я часто задумывалась над этим, и считала всегда себя одинокой. Хотя, кажется вот рядом детский дом стоит, сходи и реши этот вопрос. Но тогда были живы его родители, а они были противники, чтобы я, кого-то усыновляла или удочеряла. Когда их не стало, мне с Лёней хлопот больше досталось, тогда уже этот вопрос сам по себе отпал. Всё моё утешение было в твоих детях, а Соня с Катей, две черносливины для меня всегда были как родные. Альберт – то у тебя с характером мальчик был, гордым и недоступным, как пик Коммунизма. Мальчики все считай такие, а девочки они ласковей. Я тебе всегда завидовала. Думала, хваткий мужик получился из Ивана Беды. Всё успел в жизни и в тюрьме посидеть, – она на секунду прервалась и извиняющее посмотрела на Ивана Романовича, приложив руку к груди, и продолжила: – в футбол наиграться, дичи настреляться, рыбы до отвала наловить, женится, детьми, и внуками обзавестись. Вот, как много всего успел сделать.

– Дом в селе перестроил и деревьев целый лес посадил, – закончил с улыбкой на губах Дед.

– Ну, допустим, дом не ты перестроил со своим радикулитом, а твои племянники с толстыми кошельками.

– А кто прорабом строительства был? Я – гордо заявил Иван Романович.

– Ты, ты – не переживай, я знаю это. Я шучу Ванюша. Эх, какого я мужика упустила в те далёкие годы. А ведь я тогда прилегла с тобой не для того, чтобы согреется. Думала, может, ты слабым окажешься по женской части. А ты даже и носом не повёл, ощутил меня только утром у себя под одеялом, когда проснулся.

– Ты Ирка не жалей об этом. Я тогда уже женатым был и Манану ни на кого – бы не променял. Я её очень сильно любил, и думаю о ней почти каждый день.

Ирина хорошо знала, как любил и боготворил Иван свою жену, и никогда не вторгалась в их жизнь со своей тайной любовью. Тем более, они с Мананой были лучшие подруги. Потому, ни по церковным канонам, ни по человеческим правилам жизни, она и не помышляла затушить этот семейный счастливый очаг. Нельзя сказать, что она была одержима в своих мечтах. Нет! Но после смерти Мананы, она ясно понимала, что, наконец-то настало время свою домотканую, сермяжную судьбу превратить в плюшевую жизнь. Сегодня настал самый подходящий день для сближения. И она, откинув все меры приличия, без всякого труда начала закидывать удочку на своё будущее семейное благополучие:

– Иван Романович, тебе пора подумать о другой жизни.

– И о какой жизни я должен думать?

– Как старость встретить красиво. Ты ещё крепкий мужчина, если, конечно, не считать твою спину. Но я тебе её вылечу, – пообещала она. – И закопаем мы с тобой свои одиночества глубоко, глубоко.

– Ирка, ты никак подкатываешь ко мне? – но мы же с тобой и так всю жизнь, как родные, тем более ты кума моя. – Он почесал затылок, задумался, потом добавил; – Да и вроде не по-человечески это, – люди скажут, в трауре ещё находится старый чёрт, а жениться надумал. Не хотелось бы мне быть на языках знакомых людей.

Он задумался, потом налил себе соку в фужер. Половину выпил, остаток дал допить Ирине.

– Знаешь, что? – привстал он со стула.

– Пока не знаю, – обворожительно улыбалась она.

– Все вопросы по сватовству задавай дочкам и Клавдии, – выпалил он, – я с ними в контрах не хочу жить.

Она облегчённо вздохнула, поняв по его словам, что в общем – то он не против создания семьи. И продолжила напористо его атаковать:

– Ты мне час назад сам предложение сделал, а теперь заднюю скорость включаешь. Нет, дружок, – первое слово дороже второго. Хочу тебе ещё сказать про твоё траурное табу, – этот условный запрет распространяется на тех, кто не достиг шестидесятилетнего возраста. А твоя Клавдия и дочки думаю, мне сами предложат, чтобы я к тебе переехала жить. Клавдия мне уже говорила: «Нам говорит, молодая курочка для него не нужна, чтобы заранее его в гроб загнала. А ты Ирина, сама с ним договаривайся на предмет сожительства».

Она в этот момент была необыкновенно возбуждена и без излишней скромности приступила рекламировать свои достоинства:

– А я ведь Иван Романович ещё женщиной могу быть страстной, – кокетливо воспевала она.

– Ну, тебя Ирка, ты как была наглая без стыда и совести, такой и осталась. Начала со старости, а закончила постелью.

– Ой, ой, ой, – ударила она в ладошки. – Ты, что Ванюша не знаешь, что в отношении вас мужчин, мы женщины до самой смерти свои супружеские обязанности можем выполнять? – наседала она на Ивана.

– Женщины может быть, но не бабушки, – отбивался он от назойливой Ирины.

– Вань, я хоть и на пенсии, но младше тебя. Плохим здоровьем не страдаю, и на охоту не только смогу тебя собрать, но и пойти вместе, как раньше. Я тебе пока предлагаю свой уход, а там видно будет. Для меня это тоже своеобразной подпиткой будет. Я привыкла к многолетнему уходу за своим мужем, что все мои заботы за ним превратились в образ жизни. Хотя откровенно сказать я с ним сильно уставала, особенно в последние дни его жизни. Лёни не стало, и мне ежедневно чего – то не хватает. Ты вот часто приглашаешь меня. То укол сделать или спину тебе растереть. Я лечу к тебе на всех парусах. Настроение в этот день у меня нормализуется. Мы ведь с тобой давно едины, только ты не желаешь себе признаться в этом.

Иван Романович хитро прищурился, налил в этот раз в пустой бокал пива и залпом его выпил.

– Так процесс пошёл, вначале ты меня со своими женскими прихотями ознакомила, теперь отождествлять меня с собой начала. Мне это нравится, а как вылечишь меня, что будешь делать? Другого больного будешь искать.

– Бог с тобой Ваня, да я тебе ещё одну болезнь найду, – проникновенно заглядывала она ему в глаза. – Думаешь, я Ваня не знаю, почему ты на пеньке в сквере сидишь, глядя в сторону углового подъезда семейного общежития. Знаю я всё и вижу. Учительницу высматриваешь, которая Серёжку Беду учила. Если ты имеешь планы, на неё какие, то это напрасно. Ты книг много прочитал за свою жизнь, тебя во дворе мудрым Дедом зовут. А не поймёшь, что если ты её в свой дом приведёшь, то привыкать к ней будешь долго. А ко мне не надо привыкать. Мы с тобой давно привыкшие. Думай Ваня, думай? Не то возьму себе на постой твоего дальнего родственника Жору Хлястика. Он через неделю освобождается, мне его сестра младшая сказала.

Дед на этот раз, не прибегая к стакану, опустошил бутылку с пивом через горлышко и басовито рассмеялся.

– Ты чего зашёлся как припадочный? – спросила она.

– Вот ему твоя опека будет позарез нужна, – он провёл ребром ладони по горлу. – Может и ненадолго, но от твоего предложения Жора точно не откажется.