– Знаю, я отлично, что он тебе без конца помогает. Мы с тобой Вань, считай родственники и как ты живёшь мне всё известно.

Дед, подошёл опять к окну.

– Застряли, где – то ребятки, – недовольно покачал он головой. – Не видать никого, – пойду, позвоню. Они же с моими охотничьими документами, где – то разъезжают. Серёга взял и говорит, мы тебе дед подарок к твоему празднику хотим сделать стоящий с Вовкой. А Вовка мне сегодня, словом, не обмолвился. Обещал только зайти попозже, что бы вместе в роддом сходили к новоиспечённой родственнице.

– Вань всё у меня готово, – сняв с себя фартук, сказала Ирина, – давай, пока дома никого нет, я тебе спину разотру, а потом будешь звонить, – предложила она.

– Тебе кума, наверное, картина моя на спине больше нравится, а не сам процесс втирания мази? – спросил Иван Романович.

– Тебя мне дурака жалко. Больно смотреть, как ты мучаешься со своей спиной.

– А мне так доктор и сказал, что умереть ты не умрёшь от своего радикулита, но настрадаешься вдоволь. Смысла нет, Ирина мне мазать спину в сей момент. Водку будем пить, а это анальгин! Вот вечером я тебе свою спину оголю. Что – бы завтра утром с постели легко было встать.

***

Он ушёл в спальню и вернулся вскоре оттуда с сотовым телефоном:

Откуда такое богатство? – спросила Ирина, и тут же сама себе ответила: – Можешь не говорить, Серый или Максим задарили.

– Не угадала, – довольно заметил Дед, – это Альберт удосужился мне такой подарок вручить. Для меня пока эта небольшая штуковина ещё не изучена. Знаю, как звонить и как отвечать. Серёжка обещала научить, только у нас получается, то ему некогда, то мне. Да в принципе, мне больше от этой «радиостанции» больше ничего не надо.

Он вновь подошёл к окну и, приподняв руку, резко разрубил воздух ребром ладони:

– Сказал Серёжка, что как подъезжать будет, сообщит. Видимо весь в делах. А телефон пускай здесь лежит, а то вдруг дети из Канады позвонят, – после чего он положил телефон на подоконник.

– А Клавдия не обещала тебя поздравить, или она в деревне гостит у родителей? – спросила Ирина.

– Нет, поехала вчера на экскурсию в храм Серафима Саровского в Дивеево. Думаю, к вечеру будет у меня. И запомни Осинки не деревня, а современное село со своим храмом, клубом и торговым центром.

– Сам своё село часто деревней называешь, вот я на твой манер её обозначаю.

– А и правда, что это я на тебя накинулся? – задумался он, – знать, не бывать нашей свадьбе сегодня.

Ирина только улыбнулась, но пререкаться с ним не стала, а только спросила:

– А ты сам то, что в Дивеево не поехал? – Я слышала там лечебные источники хорошие.

– Я там был не единожды с Зауром и Сергеем в начале лета ездил. Я на этой святой земле заодно и крещение принял. Некрещеным всю жизнь прожил. Ничего страшного не произошло. Бог был милостив, меня не обижал всё это время.

– Как же не обижал? А три с лишним года в зоне забыл, а как второй раз чуть срок не схватил? Всё – таки полтора месяца в тюрьме просидел не за что. Это разве не божье наказание.

– Конечно, нет, – разволновался Дед. – Разобрались, выпустили потом и дело закрыли. Мне тогда с сокамерниками повезло. Сидел со мной один хороший парняга Валера Пикин, он, то мне и посоветовал, как выпутаться с того дела. Помню, ему тоже моя наколка на спине понравилась Витязь в тигровой шкуре. Срисовал у меня, её, и пока я сидел, ему набили на спину, такую же один к одному. А срок мне тогда корячился реальный, но обошлось. Случись бы это у нас в городе, дело замяли бы сразу. Меня арестовали на острове в Горьком, и ружья тогда я чуть своего не лишился. Когда разобрались, всё вернули и извинились даже. Но сорок пять дней в следственном изоляторе просидел. Моя вина там была небольшая, – находку с запасными частями от легковых автомобилей, стал затаскивать в свой катер. Вот тогда засада меня и сграбастала. А мыслишка у меня коммерческая была налево находку продать. Потом поймали натуральных похитителей. Много их тогда человек на скамье подсудимых оказалось. Они несколько лет тащили с автозавода запасные части. Срока получили, от трёх до десяти лет.

Дед задумался, и резко взглянув на Ирину, неожиданно промолвил:

– Давай выпьем лучше, и ты меня больше на такие воспоминания не наводи. Я о своих проведённых днях в неволе ни с кем не хочу разговоры вести.

– Сам меня пригласил на застолье воспоминаний, и я виновата.

– Так ты приятное вспоминай, как мы время в молодости хорошо раньше проводили. Или забыла?

– Почему забыла? – но мы совсем недавно все воспоминания с тобой в присутствии Вовки перемолотили. Неужели не помнишь?

Дед свёл к переносице брови:

– Я, то помню, а вот ты забыла. У меня не бывает провалов в памяти. Не при тебе будет сказано, но я иногда искусно маскируюсь от болтунов и всезнаек. Бывает даже, тугоухость свою включаю, хотя слух у меня идеальный.

Он озорно улыбнулся и продолжил доказывать Ирине, какая у него превосходная память:

– Вот ты девушка помнишь о приятном прошлом? Нет! А я готов вспоминать счастливые денёчки и по твоим и по своим пальцам.

Ирина взяла бутылку с красным вином со стола и налила себе в бокал. Сделав глоток вина, она поставила на стол и налила из графина Деду в стопку водки. Они выпили и закусили спиртное пастилой. Ирина изящно, двумя пальцами выдернула из стакана белоснежную салфетку и, вытерев губы, сказала:

– Ты давай не задавайся? Тоже мне архивариус нашёлся! Да для меня все события связанные с тобой, как будь – то вчера произошли. Как мы все праздники вместе проводили. Как ты нас на охоту и на рыбалку за собой всегда таскал под видом похода. А моему покойному Лёне, так и не привил любовь к природе. Но ты меня не обманешь. Я знаю, что ты хочешь услышать от меня сегодня. Тебе приятны воспоминания о былой славе футболиста Ивана Беды! Это я тоже помню Ванюша. Раньше был у нас футбол. На стадионы народ шёл, и не только на него, но и на другие спортивные мероприятия посмотреть. Я помню, как в то время работала на плодоовощной базе калибровщицей. Ты меня с Лёней в секцию стрельбы привёл и сказал: «Хватит лук калибровать. Пора и свинцом заняться». Я тогда приноровилась к стрельбе и грамоты у меня ещё сохранились, а из Лёни стрелка хорошего не получилось. Руки у него тряслись всегда, после операции. – У Ирины выступили слёзы, но это были слёзы уже не от лука, а от воспоминаний своего покойного мужа и выпитого вина. Прошло около пятнадцати лет, как она его похоронила. Она молодой вышла замуж за инвалида. Леониду, после серьёзной травмы полученной в Куйбышеве, дали вторую группу инвалидности. И Ирина при нем была больше нянька, чем супруга. И этот крест она несла до последних дней его жизни. Она сама выбрала себе такую участь, так, как в его частично потерянном здоровье, считала себя больше виноватой, чем он сам. Она салфеткой аккуратно промокнула глаза и сказала: