– О Тиодольф! Едва ли подобает тебе, бесстрашный воин, обнимать и целовать меня, словно встретившуюся на лугу девчонку Илкингов… меня, Дочь Богов твоего племени, Избирательницу Убитых? Тем более накануне битвы… на заре перед выходом на поле брани? – О Вудсан, Солнце Лесное, – отвечал тот. – Ты – сокровище всей жизни моей, которое я обрел молодым, и любовь к тебе я храню, хотя борода моя поседела. Когда же это я страшился тебя? Неужели в тот день, когда встретились мы на обагренном поле, двое живых посреди мертвецов? Меч мой тогда пятнала кровь врага, а одежду – собственная руда; дневные труды утомили меня, удручали полученные удары, и я думал уже, что вот-вот умру. И тут передо мной появилась ты: полная жизни, румяная и улыбающаяся, в чистой и свежей одежде, с руками, не запятнанными кровью. Помнишь, как взяла ты мою усталую и окровавленную ладонь и, поцеловав пепельно-серые губы, молвила: «Пойдем со мной». Я попытался последовать за тобой, но не сумел, так тяжелы были многочисленные мои раны. Но, измученный и усталый, я возликовал и сказал тебе: «Такова смерть воина, и она сладостна». Как понимать это? Ведь тогда люди говорили обо мне: «Он еще слишком юн, чтобы выйти против врага»… однако же это не мешало мне умирать? Тиодольф рассмеялся, и слова его полились песней: Стоя в кольце орешин, мы пили битвы вино. И солнце достигло полудня, и вот закатилось оно. Три Короля, три Гунна, вышли против меня — Хитрые, умные в битве, каждый сильнее коня. Рыча в безумии бранном, они кусали щиты. И сперва была битва, а потом мне встретилась ты. Яснело небо поутру, но дунул ветер, и вот Увидел я острым оком облак медленный ход. Гроза собиралась над нами, в чаще залег олень, Глыбами туч, громами затмился багровый день. Рухнул Король предо мною, но крепче бились другие два, Щерилась, усмехаясь, мертвая голова. И меч мой, воздетый к небу, ливень добрый омыл, Кровью вместе с водою землю он оросил. Долго кружил меня, помню, битвенный хоровод… Натиск мужей-медведей, сраженья медленный ход. Долго искрилась сталью перебранка мечей — Под ликованье грома и острых молний-лучей. Но прежде чем небо успело чуточку просветлеть, Второй из царственных Гуннов узнал, что такое смерть. Тогда, ослепленный битвой, сам-друг я пред третьим стал, В землю мечом уперевшись, Гунн, как и я, отдыхал. А после дождь сделался реже, ливня распалась вуаль. И солнце блеснуло белым – словно из покрывал Мелькнуло плечо нагое, что всякий витязь видал Брачной своею ночью. И, увидев этот закат, Я бросился в битву с Гунном, новой ярости рад. Но пламенем гневным вспыхнул моего противника дух. И мы играли мечами, покуда день не потух. Наконец целиком, без остатка отдав себя нашей борьбе, Пал противник, а я, шатаясь, стал подумывать о себе. О том, что пора направить обессилевшие стопы К Обители Могучих, к воротам вечной мечты. И тогда ты явилась. Скажи мне, Избирательница Мертвецов, Неужели в тот день я умер, но ты вернула меня от отцов? И прежде чем голос его умолк, она повернулась к нему с поцелуем, а потом сказала: – Никогда не знал ты страха, и сердце твое твердо. Тогда он продолжил:
Жестокое сердце, любимая, сохраняет меня живым, Так порей на садовой грядке жив влагой и солнцем одним, Жизнь моя – в похвале народа; в ней и мясо мое, и мед, И сердце мое смягчает ночи медленный ход. Но когда я восстану утром, пробудившийся ото сна, Ветер сердце мое уносит и радость моя ясна. И тогда я истинно помню, для кого и зачем живу И, наполняясь мощью, блаженствую наяву. Памятуя хвалы народа, и сей радости есть Единственная причина: мужество, долг и честь. – Да, – заметила женщина, – дни вечно гонятся друг за другом, наступая на пятки… дни многочисленны, и они приносят нам старость. – И все же ты нисколько не постарела по сравнению с прежними днями, – ответил он. – Неужели, о Дочь Богов, ты не рождалась в сем мире, но живешь от начала времен, когда не было даже гор? Но она откликнулась песней: Нет, была рождена я, но мой дом – не земной чертог, Не на холмах земли породил меня Бог. Знаю и детство, и юность, старость и смерть придут. Тебе же на поле бранном ведом битвенный труд. Там, где рука труса, случай слепой оборвать Могут ежеминутно Норной сплетенную прядь. Но не меня ты бойся; бойся вместе со мной: Нам двоим опасаться следует девы одной. Вирд [2] – таково ее имя, что в сердце моем будит страх. Вот и теперь наши жизни снова в ее руках. Но со смехом Тиодольф возразил: Где же ее обитель? В близком иль дальнем краю? Станет ли она предо мною в игре мечей, славном бою? И коль предков злое железо девы той не сразит, Быть может, она отступит, увидев моей славный щит? Печаль звучала в ответной песне Вудсан: Многи Судьбы обители, не спит она ночью и днем. Чашу пира целует, предшествует с тихим огнем Вам, Королям народов, восходящим на ложа невест. Она и мечами машет, строит до́мы во множестве мест, Ведет корабли из гавани, правит им путь по волнам, Во всяком слове и деле она сопутствует нам. Это она отмерит охотника ровный бег, Это она выводит слепца на обрывистый брег. Косу жнеца отточит, на пастыря сон наведет, Коль стая волков направит к овчарне разбойный ход. И мы, племя Божье, знаем мысли Вирд о себе И лишь о себе – не о людях и не о вашей судьбе. Так не страшись судьбины, не для тебя гроза. Это в мои жестоко смотрят Судьбы глаза. Или… ты счастлив жизнью или кончины ждешь, Хочешь, чтоб в цвете силы скосил тебя смерти нож? Однако Тиодольф ответил: Ведомо мне – и долго – что жизнью живу второй; Раны окончили первую – в день нашей встречи с тобой. Рожденный твоею рукою среди обагренных тел, Восстал я заново в мире, которого знать не хотел. Многое прояснила росистая эта заря: Ждал я смерти и мрака, а вышло, что ждал зазря. Очнувшись, восстал я к счастью, отныне и в холод, и в зной Окрепшее многократно, оно неразлучно со мной. Прекрасней стали для взгляда утренние поля, Больше дает отрады родящая плод земля. Сердцу милее ныне Вольфингов славный кров, Спасенные мною родичи, сохраненные в громе щитов, Сияние Солнца Чертога, вечера первая мгла, Славой покрытое имя, отважному похвала. Вот сижу я в походном доспехе, рядом надежная сталь. Исцелен твоею рукою, я совсем забыл про печаль. Истинно, давнее утро даровало мне добрый плод. Счастлив я был сегодня, и благом будет поход. Прекрасна была победа в бурной пляске мечей, В битве, что принесла мне счастье твоих очей. Душу ласкал нисшедший после нее покой. И ласковый голос дочери, сидящей рядом со мной. Ах, как она красива – жизнь, что дала ты мне, Вместе с моею силой, и если мир сгинет в огне, Мы вместе с тобой и рядом воссядем в сонме Богов, Двое из рода Вольфингов, забывшие про врагов. вернутьсяСудьба – имя одной из Норн, богинь судьбы. – Здесь и далее – примеч. переводчика. |
