В прохладном сумраке священной пещеры дремлет Салид - страж мирового равновесия. Сон его длится веками. В отличие от многих своих собратьев по пантеону, этот суровый бог не любит запах фимиама, тревожить его разрешается лишь в особые важные дни - дни Ритуала.
И вот...
"Дз-и-нь" - осыпал осколками тишину священного места звук открываемого портала. В воздухе разлился нежный аромат благовоний и: "китти-тики-так" - запели мраморные плиты под серебряными каблуками; "тинь-тинь" - в унисон им, завторили звонкими голосами колокольчики браслетов; "шухх-шухх"- таинственно зашелестели шелка. Всё это шуршащее, звенящее и благоухающее великолепие ознаменовало явление патриарха племени тёмных ангелов, высшего жреца Асшархе.
У пьедестала святыни, грубо обработанного и кое-где искрошившегося от древности куска серого песчаника, священнослужитель почтительно преклоняет колени, и сняв с пояса ритуальный нож, аккуратно проводит лезвием по тонкому запястью. Тягучая как мёд, голубая жидкость каплет на требовательно высунутый язык божества. Кровь растекается по шершавому камню, и Асшархе певучим голосом заводит речитатив молитвы.
Идол медленно втягивает язык, смакуя угощение. Тяжело ползёт вверх плёнка века, и загорается яростным красным огнём третий глаз на лбу статуи. Какое-то время ничего не происходит, а затем, из расщелины рта к ногам жреца падает серый гранёный камешек.
Салид проснулся - Ритуал начался.
Асшархе подымает камешек, усаживается в жреческое кресло и замирает в ожидании.
Опять высокой хрустальной нотой звенит знак портала, и среди кружева энергетических линий проявляется крылатая фигура. Красивые яркие губы жреца растягивает довольная улыбка: Салид благоволит детям тьмы, вести поединок призван Уррия - лучший телепат племени.
Пройдя танцующим шагом через весь зал, юноша с невыразимым изяществом припадает на одно колено перед патриархом и, разведя в жесте почтения вороные крылья, целует край жреческой мантии.
"Великолепный" милостиво воркует знак приветствия и опускает в протянутые ладони дар Салида.
Проглотив камешек, Уррия легко скользит к истукану и бесстрашно кладёт узкую смуглую руку в тёмную пасть...
***
Юрка, программист, двадцать пять лет.
День не задался с утра. В несусветную рань, восемь часов, Юрку разбудил звонок телефона. Из трубки забулькал возмущённый голос Маргариныча:
- ... ламер Потапов, ...запорол программу, ...Юрка должен...
- Никому я ничего не должен. Я свою программу ещё на той неделе сдал, и она работает, так что - гудлайк Потапову.
К возмущённому бульканью закипающего чайника добавились свисток и дребезжание крышки.
- Черт с тобой Маргариныч, шли исходник, но не дави сроками... через два дня... ладно завтра, но о расценке ты сам сказал...
Утро красит нежным светом... - Юрка врубил комп. Из динамиков тут же понеслась рэперская речёвка. Ах, как любил Юрасик утренние кухонные заботы: священнодействие с джезвой, запах тёплых тостов... и вот эти священные минуты утреннего блаженства были осквернены самым извращённым образом. Сначала Юркину черепушку вскрыл вой 'болгарки', потом, вразнобой с ударником рэпа, прямо по обнажённому мозгу, забухала кувалда, а за ней следом, дятлом, застучал молоток.
Это за стеной, у соседа Пашки, Пашки-бедолажки... Хороший мужик Пашка, сколько пива с ним выпито, сколько перетёрто за жизнь под это пиво... Но сгубила Пашку доброта - эх, женщины, девчонки-бабёнки. Не умел им Пашка отказывать, женился четыре раза, а на пятый попал. Пятый стал для него роковым. Отловившая Пашку в сети Верочка - педагог из глубин черноземья - оказалась на диво хозяйственной и цепкой. Теперь по квартире у Пашки свободно бродят стада фэн-шуйных животных, звенят "счастливые ветры", всё покрыто салфеточками-скатёрками и занавесочками в рюшках. И о пивных посиделках остались лишь приятные воспоминания... Статус холостяка не пожелавшего осчастливить узами брака ни одну из многочисленных представительниц педагогической когорты Верочкиных подруг, был сродни печати Антихриста на челе, и Юрка теперь считался персоной нон-грата в Пашкиных палестинах.
Да, не к добру вчера тусовались на лестничной площадке то ли таджики, то ли молдаване. Видно, Веруся затеяла тотальную перестройку Пашкиных однокомнатных хором - стада-то плодятся...
Ёрничай - не ёрничай, а работать при такой какофонии невозможно, придётся ехать за город, навестить родовое гнездо, то-то дед обрадуется...
Фатальное невезение продолжалось и за городом. При въезде в посёлок, ни с того ни с сего заглох джип, просто тупо встал, не реагируя ни на посулы, ни на угрозы. Пришлось зайти к соседу, Кольше-механику, с просьбой присмотреть за жЫвотным.
Дома у деда в одиночестве скучал серый волкодав Шарик. При виде Юрки пёс впал в буйный восторг. Крутя пропеллером хвоста и радостно повизгивая, пятипудовый кобель норовил встать лапами Юрке на грудь и облобызаться в губы. Выглянувшая на восторженное тявканье пса соседка, тётя Рая, объявила - дед уехал в город по делам, вернётся завтра к обеду.
Ну и ладно, ничто не будет отвлекать от трудов праведных, так что помоляся...
Загрузив исходник, Юрка с головой нырнул в путаные дебри ламерЗкого детища потаповского мозга... В реальность его выдернул оглушительный треск и грохот.
- Третья мировая?
Нет, всего лишь налетела шальная майская гроза, но последствия её налёта - тот же апокалипсис. Погас монитор, остро завоняло горелой пластмассой, и натужно взрыкнув, комп испустил кибердушу. Взлетев голубоватым дымком, она задумчиво повисла знаком вопроса над системником.
