Они снова замолчали, и Андрей подумал: а что если воспользоваться ключиком, так любезно подброшенным Борисовым? Нехорошо это – подозревать пожилого друга, а всё-таки проверить стоит. Лицом Шашков владеет плохо: как его корёжило всякий раз, когда он расспрашивал насчёт ссоры с матерью! Сумел бы нащупать правильный вопрос, давно бы расколол… Жаль, с некоторых пор эта тема у них табу – теперь, набравшись опыта, он легко бы нащупал правильные формулировки. Решено, устроит сюрприз! Реакцию к делу не пришьёшь, но надо же хоть с чего-то начинать?

– Одного я понять никак не могу, – заговорил Филиппыч. – На кой чёрт ей дался новый дом? Всю жизнь прожила в развалюхе и вдруг надумала строиться! Может, сбрендила? Решила на вечность замахнуться?

– Наверное, хотела о наследнице позаботиться, – скучающим тоном предположил Андрей. – Подумала: неправильно это – совсем ещё молодой женщине жить в глухомани без удобств.

– Наследнице? – удивился Филиппыч, резко остановившись и дёрнув рукой так, что луч фонарика на секунду ослепил Андрея. – Какой ещё наследнице?

– Какой? Такой! – нарочито-зловещим голосом прогнусавил он. – Той, что завещала ведовскую силу!

– Тю, дурак! – облегчённо выдохнул старик и, отмахнувшись, двинулся дальше. – А я уж подумал – и правда!

– А с чего ты взял, что неправда? – уже нормальным голосом отозвался Андрей. – Ты знаешь о Кузнецовой что-то ещё, о чём забыл мне рассказать? Наследница-то есть. Я имею в виду обычная, безо всяких этих колдовских штучек с передачей силы. Зовут Кира Багрянцева.

– Да откуда?! Нет у бабки никакого потомства!

– Выходит, есть.

Остаток пути они провели в тишине, прерываемой только тонкими криками совы. В лесу пришлось вести себя осмотрительнее – лавировать между деревьев, то и дело уклоняясь от веток, тут и там возникающих у лица. Фонарик, освещавший узкий участок дороги, помогал плохо и Андрей морщился всякий раз, когда не успевал увернуться от хлёсткого удара.

– Ну вот и пришли, – сообщил Филиппыч и посторонился, пропуская идущего позади Андрея. – Эх, а раньше-то лес под самое село подступал. Сегодня мы с тобой от опушки в два счёта до дома добрались…

Он лишь хмыкнул, внимательно рассматривая чёрную крышу, возвышающуюся над высоким бревенчатым забором, до жути похожим на иллюстрации к русским народным сказкам. Не хватает лишь лошадиных и человечьих черепов, чтобы повесить их на острозаточенные деревянные колья.

– А юморок-то у нашей Кузнецовой … специфический, – заметил он, не сводя глаз от ограды. – Может, ближе подойдём? Как думаешь, сумеем во двор зайти? Отсюда почти ничего не видно.

– Чего ж нет? – удивился Филиппыч. – Запросто! Топай за мной!

И, махнув рукой, снова двинулся вперёд, направляя луч фонаря на забор. Калитка обнаружилась в десятке шагов – и не поскупилась же бабка на дерево! Толкнув её, старик отошёл в сторону и приглашающе махнул рукой:

– Прошу!

Андрей ступил во двор, глянул на дом и уважительно присвистнул. И правда, терем: два этажа, свежий, сложенный «в чашу» брус, многоскатная крыша, резные коньки. На первом этаже огромное, в человеческий рост окно, на втором, мансардном – ажурно-кружевной балкон. Откуда-то сзади выглядывает ветряк, в стороне примостилась небольшая банька, сделанная в форме лежащего бочонка… Расстаралась бабка!

Пока он изучал двор, одновременно прикидывая, как подать Филиппычу идею проникнуть внутрь, тот ходил следом, услужливо направляя фонарик на стены, окна, порог. Когда вернулись к калитке, на мгновение осветил опломбированную дверь, заставив усомниться в целесообразности задуманной проверки, но острый зуд внутри так и подбивал устроить провокацию, потому, отбросив сомнения, Андрей повернулся к товарищу, нащупал ключ в левом кармане брюк и спросил:

– Ну что, устроим обыск? Тебе же интересно, кто её убил?

– А? – от удивления Филиппыч дёрнулся, рука его мотнулась и луч, сделавший оборот, на мгновение выбелил ошеломлённое лицо. – Чегой-то не пойму я тебя, Андрюшка. У тебя ордер есть?

– Да какой там ордер! – Андрей фыркнул, достал из кармана подброшенный Борисовым ключ и потряс им перед Филиппычем. – У меня есть кое-что получше!

– Кхм…

Старик кашлянул и скосил глаза на ключ, отчего его лицо, освещённое тусклым светом опущенного фонаря, приобрело жутковатый вид. Задумчиво взъерошив волосы, он недоумённо протянул, вплетая в речь клоунские интонации:

– Восемьдесят семь лет живу… Много чего видал, но не ждал, что самый честный из известных мне ментов, и службу-то оставивший из чистоплюйских соображений, предложит мне, пожилому и глубоко порядочному человеку, пойти на дело.

Андрей хмыкнул, но не стал разубеждать Филиппыча в собственной «чистоплюйственности». Все не вполне законные делишки он всегда проворачивал в одиночестве; не получив магарыча, палки в колёса не ставил, никогда не хвастался взятками, уродам, вызывающим омерзение, не помогал – потому-то у окружающих и правда частенько складывалось впечатление, что он пуленепробиваемо честен. Даже приятно, чёрт возьми.

Но ёрнический тон старика не ввёл Андрея в заблуждение: зная Филиппыча больше двадцати лет, он легко считал и тщательно скрываемый шок, и досаду, и подозрение. Будь у него меньше опыта в общении с преступниками, поверил бы безоговорочно, а так лишь чуть расслабился. Но Шашкову не хватило терпения выдержать саркастическую интонацию – направив фонарь в лицо Андрея, тот сорвался на крик:

– Откуда ключ? Отвечай!

Андрей моргнул и загородился рукой от света:

– Эй! Ты чего так взбесился? Знакомый мне ключ дал, успокойся!

– Знако-омый? – недоверчиво протянул Филиппыч, но фонарь отвёл. – Из ментуры, что ли?

– Да тебе-то какая разница? Не думаешь же ты, что это я убил?

Эти слова вогнали старика в ступор – похоже, тот и в самом деле решил именно так, поэтому надолго замолк с озадаченным выражением лица, обдумывая вопрос. Наконец, отрицательно покачал головой.

– Ты прав, прости. Что-то я перенервничал. Я же тебе в прошлую субботу звонил – жена телефон взяла, мы ещё с ней немного поговорили. Ты в душе был. Помню, сказала ещё, ты только что закончил какое-то тяжёлое дело. Стало быть, не мог отлучаться раньше. Да и в тот день дома находился.

От этих рассуждений Андрей захохотал в голос, напрочь наплевав на конспирацию. Нет, ну молодчага же Филиппыч! Как переиграл его! Или не переиграл, а действительно испугался, но это не так неважно. Дурацкая, в общем-то, была затея. Шитая белыми нитками.

– Ладно, не хочешь, пойдём обратно, – успокоившись, предложил он, пытаясь сгладить неприятную ситуацию. – Чего тут торчать? Прогулялись, посмотрели… Пора по домам, в люлю.

Но Филиппыч снова его удивил – неловко переступив с ноги на ногу, повёл фонарём в сторону порога, высветил опечатанную дверь и виновато признался:

– Да я как раз не прочь… Нельзя это убийство так оставлять. Никакое нельзя, но это в особенности. Но что ты с этой штукенцией сделаешь?

И он кивнул на круглую металлическую пломбу, заполненную пластилином. Андрей прищурился:

– Ты прав. Просто мне эта идея только что в голову взбрела. Ключ-то мне случайно подогнали. Я и не думал об этом всерьёз, но тут ты предложил прогуляться…

– А зря! – погрозил пальцем Филиппыч. – Не спрашиваю, кто так удружил, но согласись: всё равно нужна страховка. Не можем же мы наследить? Хотя бы перчатки!

– Да не собирался я туда лезть! – махнув рукой, соврал Андрей, и, ощутив необъяснимый азарт, вдруг рубанул правду. – Интересно стало, как ты на ключ отреагируешь! Криминалисты считают – убийца слабый и высокий. Предполагают – подросток, женщина… Или старик.

– Что-о?

Филиппыч вытаращился, как будто поперхнулся и не может дышать. Даже в слабом отсвете фонаря было заметно, как его лицо заливает свекольный румянец возмущения. Моргнув, он дёрнулся, и на долю секунды Андрею показалось, что старик сейчас расхохочется, но тот внезапно нахмурился, сунул ему фонарик и запальчиво произнёс: