Лусия погасила свет.

Она насчитала меньше двадцати ночей, которые Альваро провел в этой комнате. И не потому, что ей положено забирать его только на одни выходные из двух, а еще и потому, что приходилось отменять «свои» выходные из-за работы.

В ванной Лусия открыла шкафчик с лекарствами, приняла таблетку бускапины от болей в желудке и почистила зубы щеткой и зубной нитью.

Дойдя до спальни, она в темноте сбросила кроссовки и стянула с себя кожаную куртку. Единственным освещением оставался свет, проникавший из ванной. Она, не раздеваясь, навзничь рухнула на кровать, протерла глаза и зевнула, глядя в потолок. И тут ее левая нога начала непроизвольно подергиваться, словно была независимым приложением к телу, которое Лусия абсолютно не контролировала.

Через три секунды она уже спала.

Утро вторника

6:21. Большое металлическое насекомое скользило над бетонными башнями и квадратами жилых кварталов, взбивая лопастями винта золотистую жидкость, струившуюся из облаков.

Мадрид. Квартал Вильяверде. Солнце взойдет только через час.

Сосредоточившись, двенадцать человек спецгруппы захвата заканчивали проверять свой инвентарь. Один осматривал наколенники, другой надевал на плечи тяжелый бронежилет для боев в городе, с торчащей из-за спины антенной передатчика и прикрепленными под нагрудником гранатами со слезоточивым газом. Третий, перед тем как надеть шлем с забралом, засовывал наушники под шерстяной подшлемник. Все они в этой нелепой экипировке с торчащими антеннами были похожи на больших черных скарабеев.

– Эй, Альберто! Это тебе поручено подсадить меня под задницу?

– Ага, – отозвался Альберто. – Только я предпочел бы другую задницу.

Все перешучивались, стараясь сбросить напряжение. Хотя, в сущности, они обожали это состояние: адреналин, напряжение, опасность… Они получали не такую уж высокую зарплату, если учесть сопутствующие риски. Некоторые из них сравнивали себя с футболистами и представляли себе, что сидят на матче «Атлетико» с «Реалом». Пнешь ногой по мячу – и уже купаешься в золоте. А еще бывает, что какой-нибудь сообразительный хитрец за один день заработает миллион на биткойнах…

Но они знали, что, по крайней мере, одно объединяет их с парнями из футбольных клубов: они раз от разу участвуют в чем-то очень хорошем, в самом лучшем. Они и есть самые лучшие.

Их оружие поблескивало в тусклом утреннем свете. Пистолеты «Глок-17», штурмовые винтовки «Хеклер и Кох G36K», винтовки с высокой точностью прицела калибра 7.62. В сравнении с тем, чем обычно располагали лучшие подразделения, этот инвентарь был что надо!

– Пора, ребята.

Клацнули затворы. Штурмовой отряд, разбившись на маленькие группы, двинулся к семиэтажному жилому дому. Первыми в здание вошли гуськом две группы из шести. Они быстро и бесшумно взобрались по пожарной лестнице, минуя один пролет за другим. Заняли последний этаж.

В коридорах стояла тишина, какая порой царит в пригородах, где живут рабочие, измотанные после смены. А потом явились парни, которые вообще не знают ни усталости, ни законов, и превратили эту территорию в поле для своих игр. На этом этаже не обитали рабочие. Его целиком скупили братья Лозано со своей шайкой. Здесь жили их охранники, их приближенные, семьи и дети.

Последняя дверь в конце коридора вела в комнату неразлучных братьев. Они не расставались почти никогда, и один из них мгновенно возникал, если надо было прикрыть задницу другого.

Членам специального отряда во время совещания показали фото братьев. Но это было лишнее: их и так все хорошо знали. Морды как у вьючных животных, взгляд холодный и жадный. На этих мордах читалась постоянная готовность запугать или вообще уничтожить конкурентов деяниями неслыханной жестокости.

Боевое задание могло вмиг стать ловушкой, ибо теоретически за закрытыми дверями все спали, но в любой момент эти двери могли открыться, и всю группу перестреляли бы, как кроликов.

Штурмовики перевели дыхание и обменялись знаками. Тишина стояла мертвая. Они так же бесшумно пробежали вдоль коридора и собрались возле последней двери. Слева первая шестерка, опустившись на колени, затаилась за пуленепробиваемыми щитами. Справа вторая шестерка нацелила на дверь пневматический таран. Остальные, подняв оружие, ринулись к двери под прикрытием с тыла.

Командир группы подал знак, и дверь снесли с петель.

– Гражданская гвардия! Гражданская гвардия! – оглушительно кричали штурмовики, врываясь в квартиру и перебудив весь дом. Из дверей голышом или в кальсонах повыскакивали люди. За мужчинами – сонные женщины и дети. Это к лучшему. Дети – хорошая новость. По крайней мере, ни в кого не надо будет стрелять.

Под оглушительную брань и оскорбления жен братьев Лозано вытащили прямо из постелей с шелковым бельем. В изголовье одной из кроватей висела картина три на два метра, на которой красовался бенгальский тигр в джунглях. Его блестящая шерсть была выписана с фотографической точностью, как и окружавшая зверя листва. Вид у животного был спокойный, могущественный и благородный. Не то что у самих Лозано и их свиты. Зеркала в золоченых рамах отражали возникший хаос, повсюду слышались крики.

– Да что вам, черт побери, от меня нужно? – орал Нано Лозано, послушно давая себя арестовать: ему вовсе не хотелось, чтобы ему переломали руки.

– Привет, Нано, – сказала Лусия, когда его вывели из квартиры.

– О, надо же! – отозвался тот, словно был рад ее видеть. – Воительница собственной персоной! С чего это меня удостоили чести и нанесли столь ранний визит?

По нему не было видно, чтобы он забеспокоился. В распоряжении братьев была целая армия адвокатов, и им уже не раз удавалось выскользнуть из рук полицейских – руки у тех были коротковаты.

Лусия собралась что-то ответить, но тут не то у нее, не то рядом раздалась вибрация телефона. Она обшарила одежду, ощупала поношенные джинсы. В отличие от бойцов группы захвата, которые носили пуленепробиваемые жилеты поверх зеленых комбинезонов, ее более тонкий жилет умещался под свитером.

Сначала ей показалось, что завибрировала рация, но потом она поняла, что это мобильник, поставленный на режим вибрации.

– Герреро слушает, – сказала она.

– Лейтенант, вам надлежит явиться тотчас же.

Утро вторника

Было еще холодно, но солнце уже начинало пригревать, когда Лусия припарковалась у здания Гражданской гвардии в Трес-Кантос, квартале на северо-западе Мадрида, выстроенном пятьдесят лет назад. В свете яркого осеннего солнца мрачные очертания домов обрели почти веселый вид.

Зайдя внутрь здания, она сориентировалась. В Трес-Кантос располагалась единственная в окрестностях Мадрида казарма[16] с камерами для задержанных. Их было около пятидесяти, все снабжены металлическими дверями с глазками, и в них было налажено безотрывное наблюдение за задержанными.

Лусия подошла к застекленной будке, где сидели охранники.

– Габриэль Шварц, – заявила она, доставая пропуск, и увидела, как застыли лица охранников.

– Пойдемте, – сказал один из них.

Лусия пошла за ним следом. Их дожидался еще один охранник, и вид у него был как у ребенка, пойманного на шалости. Но руки его выдавали: они висели вдоль туловища, и он непрерывно то сжимал, то разжимал кулаки, совсем как Лусия в спортзале. На форме охранника она заметила несколько пятен крови.

– Это я вам звонил, – сказал он. – Я дежурил сегодня ночью. Вы приехали вовремя. Они собрались его увезти. Ваш коллега уже там…

Она пошла следом за ним. В коридоре стоял оживленный шум. В последней камере была открыта дверь, и горел свет. Охранник подвинулся, чтобы дать ей пройти. Лусия почти строевым шагом переступила через порог. В камере не было даже туалета: только кровать и умывальник.

Внутри Ариас и врач стояли по бокам носилок, где был распростерт белобрысый.