— И какой же? — зеленые глаза Макса округляются от удивления, а я судорожно пытаюсь придумать правдивый, но не слишком, ответ.

И конечно же лажаю в этом деле, загоняя себя в угол.

— Я влюбился.

Племянник вопросительно вскидывает бровь, ожидая подробностей, но так, как я молчу непозволительно долго, сам спрашивает:

— И ваши отношения не одобрял дед?

— Вроде того.

— Она была красивая? — деловито интересуется Макс, улыбаясь, уже, видимо, представляя в своей глупой романтичной башке историю любви Джульетты Капулетти и Ромео Монтекки.

А мне не до веселья.

— Она… Да, очень.

— И ты ради нее отказался от наследства? Обиделся?

— Вроде того, — снова отвечаю я, облегченно выдыхая, когда Макс самовольно сворачивает разговор в сторону девушек и запретной любви.

О чем угодно готов говорить, хоть о ядерном синтезе или теориях заговора, лишь бы не о своем прошлом, настоящем и будущем.

Когда на часах уже половина шестого, я вдруг вспоминаю, что на шесть у меня еще месяц назад была запланирована важная встреча. Встреча, ради которой я и ходил в бар, цеплял мужика и почти-почти склонил его к минету. Только вот приезд Макса переломал всё, и теперь привычный порядок вещей был нарушен, и я даже не мог спрогнозировать, чем для меня закончится этот вечер, ведь…

— Макс, мне пора, — выдыхаю, прерывая бесконечный поток слов.

— Давай я подвезу куда надо! — торопливо произносит он, заводя двигатель. — Я…

— Нет! — решительно отказываюсь, ведь не хватало еще, чтобы он узнал, куда именно я направляюсь. — Езжай домой, а я пройдусь.

Макс ухмыляется, ехидно прищурившись, а потом тянет:

— На свидание?

— Вроде того, — который раз за день произношу эту заезженную фразу и открываю дверь, впуская в салон промозглый сырой ветер. — А ты езжай аккуратно и не гоняй.

К счастью, никаких вопросов он больше задавать мне не планирует. Желает удачи и уезжает, оставляя меня в одиночестве, а я, едва ли машина скрывается из виду, достаю телефон и заказываю такси.

Без пятнадцати шесть переступаю порог заведения, которое без преувеличения можно назвать клубом для избранных.

Охранник внимательно изучает мой паспорт, сверяя фамилию с информацией в своем компьютере, а я тороплюсь, потому что должен успеть еще принять душ за рекордно короткое количество времени. Наконец-то меня пропускают, рассказывают, как пройти, хотя мне не нужно объяснять, ведь я здесь частый гость. Стабильно раз в два месяца…

Ровно в шесть я готов. Стою посреди устрашающей комнаты, больше напоминающей средневековую пыточную камеру, пытаясь собрать себя воедино, найти силы преодолеть страх. Только вот получается хреново, ведь порядок нарушен, а это значит, что я недополучил ласку, за которую планировал расплатиться.

Удовольствие без расплаты за краткий миг наслаждения приводит к чувству вины, а расплата без удовольствия — к обиде на незаслуженное наказание.

Ох, видела бы меня сейчас мой психотерапевт!

Но все мысли просто забиваются в угол и бьются в конвульсиях, когда тяжелая дубовая дверь вдруг распахивается, и на пороге появляется мой одноразовый Господин.

========== 2. Гореть ==========

Огромный синий кит

Порвать не может сеть.

Сдаваться или нет,

Но всё равно гореть.

Люмен — Гореть

— Двести тон это, конечно, не мало, но они заявляли, что будет больше… Эй, Кайя, ты меня вообще слушаешь?! — Ленка стучит ручкой по столу, привлекая мое внимание громким звуком, а я все никак не могу сбросить оцепенение, тупо пялясь в потухший экран смартфона.

— Угу, — зябко обхватываю себя руками за плечи, пытаясь держать покрасневшие после бессонной ночи глаза открытыми.

Лена кладет руку мне на плечо, заставляя поднять голову и посмотреть на себя, и я покорно и стойко выдерживаю зрительный контакт, но что-то в моем виде ее, видимо, смущает, а потому она неуверенно заявляет:

— Может тебе домой пойти? Неважно выглядишь.

— Да брось, — отмахиваюсь от нее, как от надоедливой мухи, и убираю телефон подальше от себя, пытаясь удержаться от соблазна зайти в мессенджер и ответить наконец-то на сообщение. Хотя бы придумать что ответить. — Я в норме, просто не помню ничего о том договоре. Надо перечитать, когда будет время. А сейчас у меня тут вот… — я схватил первую попавшуюся под руки папку.

Ленка только насмешливо вскидывает бровь.

— Инструкция по охране труда при работе на персональном компьютере? И как? Интересно?

Я досадливо поджимаю губы, откидывая от себя папку, уже готовый обороняться, но подруга только снова сжимает мое плечо и молча удаляется к себе, наконец-то оставив меня в покое.

А я тут же хватаю телефон и открываю переписку с новыми непрочитанными сообщениями.

Нужно что-то придумать, пока он не позвонил. Хотя… не позвонит.

Пока я думал, к «Откуда у Макса деньги на машину?», «Ты ему помог?» и «Отвечай» прибавилось «Он связался с наркотиками?»

Поня-ятно, значит, Макс не хочет признаваться отцу в разоблачении любовных похождений губернатора. Оно и неудивительно, губернатор все-таки лоббирует важные для Владлена вопросы и, если статья негативно скажется на предстоящих выборах…

Не придумав, что ответить, я печатаю «Нет».

А потом минут пять сижу, не в силах отвести взгляд от экрана, снова и снова перечитывая все наши немногочисленные диалоги. Самое первое сообщение от него было лет пять назад, когда он списывал любые проявления бунтарского подросткового периода Макса — будь то матерные словечки, не удаленная из истории браузера порнуха или плохие оценки в школе, на мое пагубное влияние.

Я все жду и жду ответа на мое лаконичное «нет», и вскоре получаю его. Телефон в моей руке оживает, и на весь экран высвечивается «Брат».

Не долго думая, нажимаю на зеленую кнопку.

— Алло?

— Ты уверен? — раздается в трубке напряженный до предела голос Владлена. Я не слышал его уже черт знает сколько, а потому не сразу восстанавливаю контроль над эмоциями.

— Уверен, — холодно произношу я, прокручиваясь на стуле, отворачиваясь от дружного трудового коллектива, что уже поглядывает на меня с недовольством. — Макс достаточно умен, чтобы держаться подальше от наркоты.

— Тогда как? — настойчиво продолжает выпытывать брат, и я прикрываю глаза, представляя, как он прямо сейчас нервно ходит из стороны в сторону по кабинету, то надевая на голову очки, прихватывая едва ли тронутые сединой вьющиеся каштановые волосы, то снимая их, принимаясь крутить в руках. — Откуда такие деньги?

— Я не могу сказать, — отрешенно глядя в окно, бормочу я, прекрасно понимая, что такой ответ его не устроит, а только разожжет костер тревоги.

Владлен на другом конце провода, кажется, давится воздухом от возмущения, потому что говорит лишь после длительной паузы.

— Ты знаешь, да? Или это ты его надоумил?

Мне даже не нужно скрывать эмоции, потому что теперь их просто нет. Последнее время к брату я испытываю что-то сродни глухого омерзения.

Восхищение, обожание, зависимость никуда не делись, не трансформировались во что-то иное, не ослабли, но теперь они вынуждены существовать вместе с другими чувствами, вершиной которых была глубокая внутренняя неприязнь, даже презрение. Владлен напоминал параноика, который в любом моем поступке видит стремление разрушить его семью, навредить его детям, когда всё, что я делал и делаю — это помогаю.

Я, блять, часами сидел с Юлькой, выслушивая ее и успокаивая, когда их брак оказался на грани развода, убедил обратиться к семейному психологу, хотя внутри меня черная половина души ликовала, скалила гнилые клыки и злорадно усмехалась. Я откладывал все свои дела, когда нужно было посидеть с детьми, отвезти их куда-то или забрать откуда-то. Я готов был отказаться от всего ради его семьи, а он лишь каждый раз в благодарность обвинял меня в каких-то своих надуманных…

— Кайя, хватит молчать! Отвечай! — почти кричит Владлен, и я едва ли не подскакиваю, ошарашено моргая, и понимаю, что вырубился на секунду.