Чарли отказывался верить, что его друг Ян пошел на такое. Каждый раз, когда Ян и Камилла приезжали в Олд-Тестбери-Холл, их размещали в желтой спальне, которая по комфорту уступала только хозяйской. Камилла была одной из крестных матерей Пелхема. Именно Чарли познакомил Яна с Маркусом Брэндом, благодаря чему компания заработала миллионы. Предательству Яна не могло быть ни оправдания, ни прощения.
Наконец Чарли удалось найти квартал, где, судя по всему, обосновался Стюарт. Поднимаясь на одиннадцатый этаж в желтом лифте с зеркальными стенами, Чарли думал, что эта бездушная и старомодная обстановка как нельзя лучше подходила Стюарту. Сам дом напоминал больницу. Чарли всегда было интересно узнать, что за чудаки живут в Барбикане. Теперь он знал ответ: чудаки вроде Стюарта Болтона.
Стюарт открыл дверь и вышел к нему навстречу в легких брюках и джинсовой рубашке с расстегнутым воротом:
— Чарли! Как я рад тебя видеть. Выпьешь чего-нибудь?
Он провел гостя в большую, еще не полностью обставленную гостиную, из панорамных окон которой открывался великолепный вид на Сити.
Два больших бежевых дивана располагались по бокам от камина, между ними стоял стеклянный стол и несколько торшеров. Кроме этого в комнате был только современный музыкальный центр «Бэнг и Олюфсен». Чарли стал рассматривать стопки компакт-дисков: Моцарт. Брамс. Шопен. Сам он никогда не слушал ничего, кроме кантри или музыки из «Джеймса Бонда», поэтому ему показалось невообразимо претенциозным, что такой человек, как Стюарт, может любить классическую музыку.
— Держи, — сказал Стюарт, протягивая Чарли бокал. — Виски с содовой. Скажи, если тебе будет нужно еще воды. Устраивайся, — он указал на диван. — Боюсь, что я никогда не закончу с обстановкой этой квартиры. Я тут только работаю и сплю. Теперь мой дом — Арднейсаг.
Чарли едва заметно кивнул. Он не был настроен на светскую беседу, в особенности с Болтоном.
— Как семья? — поинтересовался Стюарт. — У Миранды и детей все в порядке? Слышал, у вас недавно появился третий ребенок.
— Да, — сухо ответил Чарли. — Девочку назвали Леонора. У моей жены и детей все совершенно нормально.
— Тогда к делу. Ты говорил с Яном Крукшанком и знаешь, зачем тебя сюда пригласили?
Чарли кивнул:
— Мы с Яном переговорили о наших делах, и не могу сказать, что я был этому очень рад.
— Понимаю. Ты столько вложил в это дело, сделал так много, особенно если принять во внимание условия, в которых приходилось работать. Поэтому «Дармштадт Коммерцхаус» заинтересовался твоим предприятием и собирается купить именно его — только из-за коллектива, который тебе удалось собрать, и тебя лично.
Чарли чувствовал, как внутри у него вскипает праведный гнев: ему вовсе нс было нужно, чтобы какой-то там Стюарт заботился о нем и его деле.
— Все дело в том, — продолжал Стюарт, — что в сложившейся ситуации ты ничего не можешь сделать. В России идут большие преобразования, и некоторые мои коллеги считают, что это продлится еще лет пять.
Чарли слушал его вполуха. Кто такой был этот Стюарт, чтобы читать ему лекции о российской рыночной экономике? Насколько помнил Чарли, последний раз Стюарт выступал с лекцией о России двадцать лет назад, в Нассау; тогда он придерживался радикальных марксистско-ленинских взглядов.
— Не знаю, что тебе известно о «Дармштадт Коммерцхаус», но в целом это очень грамотная организация. Ею владеют немцы, поэтому там все работают на совесть. Мы мыслим периодами в десять-пятнадцать лет и с таких позиций по-прежнему видим в России огромный потенциал, который никак не зависит от кратковременных колебаний рынка. «Дармштадт Коммерцхаус» там самое место. Мы хотим занять свою нишу на рынке ценных бумаг и готовы ждать, пока они не принесут прибыль. Мой непосредственный начальник Манфред Фримель — глава отдела развивающихся рынков — большую часть своего времени сейчас посвящает российским и восточноевропейским компаниям. Это его любимый проект. Как Ян уже объяснил тебе, мы хотели бы купить часть твоей компании, чтобы использовать ее для дальнейшего продвижения на рынок. Манфред просил меня лично обсудить этот вопрос с тобой. Разумеется, если тебя не заинтересует это предложение, мы сможем найти и другие варианты.
— Как я понимаю, ты уже обо всем договорился с «Крукшанк и Уиллис» и втайне от меня перекупил их долю, — с горькой усмешкой сказал Чарли.
— Мы договорились только о принципиальных моментах. «Крукшанк и Уиллис» хотят выйти из игры, тебе это отлично известно, они сейчас ищут покупателя на свои тридцать процентов. В сложившейся ситуации маловероятно, что у них будет масса предложений. Немногие финансовые учреждения планируют развивать отношения с Москвой, но «Дармштадт Коммерцхаус» составляют исключение по причинам, о которых мы с тобой уже говорили. Но мы ничего не будем предпринимать без твоего личного одобрения. И я прямо сказал об этом Яну. Прежде всего нас интересуешь ты и твоя команда. Без твоих парней у нас ничего не получится.
Чарли закрыл глаза. Он понимал, что предложение Стюарта — спасательный круг для него, его компании и, возможно, всей его жизни. Инвесторы разлетались во все стороны, как купальники на французском пляже. Если так пойдет и дальше, то через пару месяцев фонд прекратит существование. Его объем уже упал на восемьдесят семь процентов. Чарли боялся отвечать на телефонные звонки — каждый раз это был очередной разъяренный инвестор. Продажа фонда какому-нибудь предприятию вроде «Дармштадт Коммерцхаус» была наилучшим выходом из положения. С бездонными немецкими карманами он смог бы продолжать управлять своими делами как и прежде.
Стюарт надеялся, что их давнишняя вражда сейчас не будет иметь никакого значения: он делал серьезное деловое предложение, и Чарли должен принять его как профессионал. Однажды Стюарт сказал Мэри: «Мы с Чарли похожи друг на друга, как гвоздь на панихиду, никогда нам нс быть закадычными друзьями, но если бы мы смогли работать вместе, то я был бы этому очень рад».
Стюарт взял пустой стакан Чарли и снова наполнил его.
— Есть еще одна вещь, которую ты должен знать о «Дармштадт Коммерцхаус»: у нас столько аналитиков высочайшего класса, сколько я не встречал нигде. Мы могли бы соединить тебя с нашим российским отделом, и ты сразу же начал бы пользоваться преимуществами. У нас работает человек, который когда-то учил меня в Бирмингемском университете, — профессор Барри Томпкинс. Его достала система образования и ее нищенские зарплаты. Он знает о советской плановой экономике больше, чем кто-либо из живущих на земле. Просто уму непостижимо!
Чарли пожал плечами:
— И кому я буду отчитываться в своей деятельности?
— Да, это тоже очень важный момент, — понимающе кивнул Стюарт. — Если мы обо всем договоримся, твоя компания станет дочерним предприятием отделения развивающихся рынков «Дармштадт Коммерцхаус», которое возглавляет, как я уже сказал Манфред Фримель. Я его первый заместитель и курирую текущие вопросы по Восточной Европе и Тихоокеанскому региону. Полагаю, я стану твоим непосредственным начальником, мы будем встречаться шесть раз в год в Москве, чтобы консультироваться с тобой. Манфред будет принимать участие в оперативных собраниях во Франкфурте два раза в год, но все мы будем постоянно поддерживать связь по факсу, электронной почте, телефону и так далее. Я вижу основную задачу в том, чтобы обеспечить тебе поддержку в твоей новой должности исполнительного директора.
Криф не верил своим ушам. Если Стюарт действительно думал, что Чарли согласится отчитываться перед шоферским сыном, то он окончательно рехнулся.
— Что еще добавить? — спросил Стюарт. — Если тебя интересует вопрос оплаты труда, то «Дармштадт Коммерцхаус» славится щедростью. Поспрашивай наших руководящих работников, и все они скажут, что получают по высшему разряду. И конечно, для тебя лично будет применяться персональная система поощрения, мы вместе ее обдумаем.
Чарли кипел от возмущения. Он, разумеется, не собирался обсуждать свою зарплату со Стюартом Болтоном.