Маргарет Темпл молча чистила яблоко и пыталась припомнить, когда в субботу открывается магазин женской одежды «Питер Джонс». Если в девять, то у нее еще оставалось время заехать посмотреть светильники на углу Кэлоган-стрит.

— Интересно, кто еще у него в крестных детях? Может быть, он таким образом пытается подобраться поближе к их родителям.

— Я не знаю, Майкл. Я не имею ни малейшего представления, кто они. — Иногда страхи мужа начинали действовать Маргарет на нервы. Он сам участвовал в стольких темных делишках, что хватило бы на десять жизней, и поэтому подозревал всех подряд в нечестных намерениях.

— Сама подумай, — продолжал Майкл, — за десять лет его компания разрослась до невероятных размеров. Говорят, что только с особняков Монпелье он получил полмиллиона. И «Бейсвотер» легко выдает ему кредиты, один за другим. Должно быть, сейчас на него работают уже несколько сотен человек. Что он задумал?

— Возможно, он просто хочет познакомиться с ними, как пишет в этом письме, — предположила Маргарет.

Майкл Темпл презрительно рассмеялся. Он был полным мужчиной, но природа не обделила его обаянием. Предметом особой его гордости была буйная черная шевелюра, раз в две недели он делал стрижку. Он предпочитал рубашки в очень широкую полоску, как у зебры.

— Маркус Брэнд хочет познакомиться с компанией детей! Последний раз, когда я его видел, а это было три недели назад на закрытой вечеринке в «Ройал-Эскот», его сопровождала девица, очень похожая на модель из «Плейбоя».

Я совершенно не представляю его в детском обществе.

— Почему бы тебе не спросить его напрямую? — сказала Маргарет. — Может быть, он просто хочет сделать им приятное.

— Не могу, он подумает, что я ему не доверяю. — Майкл намазал еще один тост мармеладом. — Интересно, что Маркус приглашает Джеми во Францию без нас. Я слышал, что его новый дом очень неплохо обустроен. Раньше он принадлежал какому-то французскому графу. Маркусу пришлось основательно раскошелиться, он купил старинную мебель, чтобы все соответствовало той эпохе, когда замок был построен.

— Может быть, он пригласит нас в следующий раз, — неуверенно произнесла Маргарет. В ту минуту она размышляла, какой шарф купить: с кисточками и подвесками или с морскими якорями и флагами?

— Если задуматься, то все это не очень-то вежливо с его стороны: мы должны быть друзьями Маркуса, а не Джеми. Мы предложили ему стать крестным отцом нашего сына. А теперь он покупает этот проклятый замок и даже не приглашает нас погостить.

— Джеми наверняка чудесно проведет время.

— Это уж будь уверена. Но меня сейчас интересует не он. Я сам готов полететь в Ниццу, только чтобы узнать, что задумал Маркус.

Приглашение для Абигейль отправилось через Атлантику и прибыло в резиденцию Шварцманов на Франклин-Лейке с недельной задержкой. Зубин Шварцман уехал на Манхэттен задолго до прихода почтальона, поэтому он и его жена Харриет смогли обсудить новости только вечером.

Вечерами, когда Зубин не оставался в городе по делу и Харриет не нужно было сопровождать его на мероприятия, они сидели вместе на веранде и, глядя на лужайку, обсуждали события прошедшего дня. Им очень нравилось, когда дочь выходила к ним, чтобы пожелать спокойной ночи. Кармелита Гернандез, доминиканская служанка, выполнявшая роль няни Абигейль, всегда наряжала девочку в самые красивые платья, надевала ей на шею ожерелье с бриллиантами, украшала волосы золотыми лентами и провожала до дверей, где, прошептав ободряющие слова, слегка подталкивала на веранду.

— Эй, уж не моя ли это маленькая принцесса — воскликнул Зубин так же, как и всегда, когда Абигейль присоединилась к ним. — Идите-ка сюда, ваше высочество, папочка хочет обнять вас. Он так по вам соскучился.

Абигейль замерла в дверном проеме и неподвижно стояла там, ошарашенная видом своего могущественного отца, который шел к ней навстречу с распростертыми объятьями и бокалом бурбона.

— Обними папочку, Абигейль. — Харриет Шварцман не переносила даже малейших проявлений застенчивости или неуверенности в себе.

— Так-то лучше. — Зубин заключил дочь в объятия. — А теперь расскажи папочке, чем ты сегодня занималась, пока он работал?

Абигейль посмотрела на мать, словно бы спрашивая: «Я правда должна рассказать ему?»

Миссис Шварцман кивнула. Она была очень хрупкого телосложения и чем-то напоминала птицу. На ней было черное платье для коктейля, которое сшили специально по ее заказу в Париже. Харриет расслабленно откинулась на велюровом шезлонге.

Ее ноги в туфельках с позолотой были крохотные и изящные, словно кукольные. Но если Зубин руководил своими делами со всей безжалостностью, которая требовалась от финансистов Нью-Йорка, то дома с не меньшей жесткостью правила его жена. Рядом с Харриет Зубин робел.

Абигейль уже было открыла рот, чтобы рассказать отцу последние новости, но замерла в нерешительности, и Харриет начала вместо нее:

— Зубин. Абигейль пытается рассказать тебе, что ее пригласили во Францию. Этим утром мы получили письмо от Маркуса Брэнда. Он собирает всех своих крестных детей в августе.

— Это смешно. Как это Абигейль может быть чьим бы то ни было крестным ребенком? У иудеев не бывает крестных родителей.

— Ты сам попросил Маркуса, — напомнила ему Харриет.

— Я попросил Маркуса?

— Вечером на следующий после рождения Абигейль день ты привез его в клинику «Маунт Синай». Ума не приложу, почему ты так поступил, даже не позвонил мне в палату, и я тогда не успела прилично одеться…

— Да ладно, Харриет. Мы с Маркусом приехали с праздничного ужина. Мы были в «Рейнбоу Рум», отмечали крупную сделку. И разумеется, рождение Абигейль. Я думал, ему будет приятно приехать и посмотреть на мою малютку.

— …и потом ты попросил его стать крестным нашей дочери. Думаю, ты просто напился. От тебя несло ликером. Хотелось бы надеяться, что медсестра ничего не почувствовала.

— Ты уверена в этом человеке? Что-то я ничего не могу о нем вспомнить.

— Скорее не хочешь вспоминать. Ты сильно разозлился на него, когда в конце концов, та сделка расстроилась.

Зубин побагровел:

— Это тот хитрожопый выродок!!! Все было готово — деньги и все остальное, — мы обо всем договорились. А потом он взял и обдурил меня. Знаешь что? Этот тип ничего не добился бы в нашем городе, если бы я не представил его нужным людям. Я не хочу говорить об этом. Никогда мой ребенок не ступит на порог его дома во Франции!

— Он присылал ей подарки, — сказала жена. — На каждый день рождения, не пропустил ни одного… Мне кажется, он очень заботливый. В прошлом году он прислал ей колечко с бриллиантом в форме жука.

Зубин пожал плечами: он сам мог купить дочери драгоценности.

— Абигейль непременно нужно поехать во Францию, — настаивала Харриет. — Ей это пойдет на пользу. Она смогла бы увидеть Европу. Все лучшее, что есть на свете, — из Европы.

— Ты действительно так думаешь? Бармен в «Отель-Морис» даже не умеет делать коктейли.

— Не строй из себя филистера, Зубин. Я говорю о культуре. Я много размышляла об этом, — резко заявила Харриет мужу, — и мне очень хочется, чтобы Абигейль поехала. Это очень важно для ее культурного развития.

— Прости, не уверен, что правильно тебя понял. Ты хочешь, чтобы моя семилетняя принцесса полетела в Европу через Атлантический океан одна?

— Я могу полететь вместе с ней туда и обратно, — ответила Харриет. — Я проведу неделю в Париже. Мне нужно побывать у новых кутюрье.

Глава 2. Август 1966 года

Сотрудник аэропорта шлепнул печать в документ Стюарта.

Войдя в зал для прибывающих, Стюарт стал искать табличку со своим именем.

Полет до Ниццы прошел просто блестяще: на борту во время взлета даже раздавали карамель, а во время обеда он припрятал миниатюрные солонку и перечницу. В душе Стюарта восторг боролся с застенчивостью и боязнью нового. Выйдя из самолета, он сразу ощутил горячий воздух Ривьеры. Во Франции даже пахло по-другому: дизельным топливом и цветами.