Срок давности
− Крю! Крюгер, чтоб тебя! − чертыхнулся хозяин пса, спортивный мужчина средних лет. − Ко мне! Кому сказал!
Что ж, как ни крути, а фокс не спаниель, сеттер или там ретривер какой-нибудь. Это те могут подолгу смотреть в хозяевы глаза, положив морду на колени, размышляя о чём-то своём. Среднестатистический ретривер будет горевать, глядя, как хозяин ласкает кошку, или ему это будет даже настолько безразлично, что он и уснёт. Среднестатистический фокстерьер в подобной ситуации будет самозабвенно висеть на кошкином хвосте. Висеть, чтобы испортить мяукающему пучку шерсти удовольствие − продемонстрировать ему, забывшему об основах, его прискорбное место в иерархии персон и сокровищ этого мира, созданного, по мнению каждого уважающего себя фокса − вовсе не для кошаков! Извечному приверженцу "танца неуёмной активности и отваги" не усидеть на месте, ему, его носу и челюстям, кажется, до всего есть дело и интерес. Вот и в тот злосчастный день, спущенный уже не первый раз с поводка, Крю даже не обернувшись на хозяина, галопом припустил куда-то через Японский садик, что в самом центре города - и был таков.
− Мущщина, не машите так руками − тут живые люди! − высказалась учительского вида дама с нотной папкой.
− Машите не машите − ушёл поганец.
Белая, вертикальная "колбаска" хвоста, словно поплавок, мелькнула среди ухоженных, высаженных ярусами растений и покрытых пятнами мха плоских, фигурно выложенных, каменных глыб. "Японская же декоративная матерь!" − печалился незадачливый владелец бессовестного пса. Что делать в подобных ситуациях? Владелец поездил пару часов по городу в поисках собаки, обзвонил знакомых, вечером всей семьёй развесили объявления.
<p>
</p>
− Молодой ещё кобелек − тут ухо востро, и глаз да глаз. Сбежит, как учует что-нибудь эдакое, − пояснял вечером Евгеньич − сосед по подъезду − бывалый в прошлом собачник и охотник.
− Да знаю, моя промашка, дам в газету и телевидение объявления. Может повезёт, вернём.
<p>
</p>
Прошло трое суток надежд, ожиданий новостей. И всей остальной жизни с её каруселью забот, хлопот и дел. Утром звонок − женщина сообщала, что видела молоденького бегающего по улице Горной чепрачного, чёрно-белого окраса фоксика. Сергей позвонил домой − обнадёжил домашних, выехал, благо день удачный и можно было отпроситься. Улица Горная и окрестности представляла собой местность с непередаваемым литературным языком рельефом. Если путник тут впервые, в плохом настроении, или устал, он не смолчит − выскажется веско. Горная полностью соответствует названию − нечто серпантинное, виляющее по вертикали и горизонтали в обрамлении дубов и осин, густых зарослей ажины, рододендрона и лопуха. Сергей поочередно спрашивал у хозяев частных домов о своей пропаже, а в голове помимо мысли о негоднике Крю, стояли реалии недавних событий на работе.
<p>
</p>
<p>
</p>
Звонок из дежурки "приглашал" поучаствовать в выводке*: "Там это, мужчина сдался властям, говорит, убил кого-то, больше ничего не знаю. В общем, сказали, что нужен и специалист." Дверь в квартире пятиэтажки на улице Согласия открыла усталая, нечесаная женщина − на руках ребёнок, рядом топчется ещё один − старшеклассник. Через минуту после: "Ну и кто там, Глаша?" в просвете нарисовался и мужчина в майке и шортах. Где-то в недрах жилья явно жарили мясо, уныло бубнил о погоде телевизор, вероятно, обиженный, что его все покинули − семья как семья.
− Милиция, здравствуйте. Извините, вы с какого года здесь проживаете? − Сидорова − капитан милиции, местный участковый с раскрытым удостоверением впереди пёстрой "колонны", олицетворяла собой главенствующую роль службы в работе с населением. В управлении её за глаза называли НикитОй за привлекательную внешность, резковатый характер и любовь к полевой форме и табельному оружию, которое она с себя, казалось, никогда не снимает.
− С девяносто третьего, кажется... − ответила женщина со странноватым для города именем.
− Точно, с октября! Я тогда как раз в автопарк устроился, − подтвердил, вероятно, супруг, − мы с Хабаровска как раз приехали.
− Ясно. Тут вот какое дело, товарищи...
<p>
</p>
Сидорова, продолжила, и кратко, максимально деликатно, поведала хозяевам про нераскрытое убийство восемьдесят четвертого года, совершенное в этой квартире, и человека, который сознался. Хозяева жилья вошли в положение, и дав добро на следственные действия, уединились на кухне, присматривая за нежданными гостями. Семён Караваев, седовласый мужчина лет пятидесяти - "герой дня", попросил закурить и осмотреться. Никто и не спешил - заявление о явке с повинной по убийству, совестливые граждане делали, увы, не каждый день. Через какое-то время Караваев начал рассказывать о том, что здесь произошло. Начиная от знакомства с жертвой, продолжая примерное описание меблировки и прочего в этой квартире тех лет. В интересах дела нужно было всё, что осталось в памяти. Потом Караваев перешёл непосредственно к противоречиям, возникшему конфликту, и своему прыжку в окно, совершённому в шоке от осознания содеянного, последующему бегству. Прокурорский следователь сканировал взглядом нынешнюю обстановку − строчил протокол, остальные тоже занимались своими делами, понятыми согласились стать взрослые хозяева квартиры. Подобное мероприятие было достаточно рутинно и привычно для Сергея, и только разбежка во времени в расследовании этого убийства царапала восприятие.
− Не могу с этим больше жить. Вот вернулся сегодня в город и заявил, − подытоживал ссутуленный человек с глубоко запавшими глазами.
− Не может?! Дело древнее, − шептал на ухо криминалисту один из оперативников, − но и нам на руку − мороки минимум, не убийство − мечта, пойдёт как "раскрытие прошлых лет". А этого подержат в кутузке пару недель, может что еще вспомнит−наговорит. А потом − бумаги, прокуратуры, да и отпустят − по сроку давности, раскаянию, сотрудничеству. И нам хорошо и "клиенту".
