Стас улыбнулся. Бывает же, почти здравая мысль, очень близкая к истинному положению вещей. За окнами давно смерклось, под порожний треп лощенного оппонента с высшим интернет-образованием, включил ноутбук, и тут над головой стремительно прогрохотало, словно мыши затеяли играть в футбол. Затем обратно. Потом тяжелый шлепок о стену, и словно что-то тяжелое, грузное упало на пол.

– Однако… – с уважением присвистнул Стас – до полночи далековато, а развлекательная программа уже началась. Хотя ее не заказывали. Ну бегайте, бегайте, авось притомитесь. У нас в каждом селе такого…

В этот миг послышался сдавленный протяжный стон. Тени в углу стали резкими, объемными, поднялись и затрепетали. По его спине прошел холодный озноб. Звуки смазались, телевизор мигнул и выключился…

– Не верю! Устроили, понимаешь, местную самодеятельность.

Тени растеряно замерли, застыли, а потом стыдливо стали уменьшаться. Зато зафыркало в коридоре и затопало неподкованными ногами. Он улыбнулся словно нежданному подарку:

– Лошадка, ты ли это? Не высоковато было по лестнице на такой-то этаж переться?

Лошадке видимо не понравился тон человека, она пронзительно заржала. Свет разом пригас. Едва тлели тусклые спиральки, потом угасли вовсе. В комнату степенно и неторопливо вошла белая в яблоки лошадь.

– Это ты зря, милая. У тебя в путевом листе должно быть обозначено что я уже умирал. Даже дважды.

Стас подпрыгнул к вестнице смерти, схватил ее за гриву, одним ловким движением взлетел на спину, и сжал ногами живот. Лошадь всхрапнула от боли, замотала головой и покосилась огненным глазом.

– Ничего подобного. Пошла давай!

Вспугнутая лошадь смерти рывком выпрыгнула в окно, норовя скинуть с себя сумасшедшего всадника, обсыпало брызгами осколков, но Стас успел перейти в междумирье, иначе бы шмякнулся о раму, и сполз на пол или же вылетел наружу. Тут как повезет. В ушах тоненько засвистел ветер, лошадь резво набирала высоту, пытаясь стряхнуть, ужаснуть наездника. Такие, видимо, ей попадались не часто. Под гнилостным желтоватым светом луны внизу блеснули болота, а лошадь все ускоряла бег. Где-то внизу взмахнула тяжелыми крыльями огненная птица, из соседнего аэродрома взлетал рейс. Озорства ради Стас поровнял лошадь с огнями иллюминаторов, откуда на него с немым восхищенным изумлением уставилось детское лицо:

– Мама, смотри, лошадка!

К ребенку повернулась раздраженная предпосадочной суетой мать:

– Маша, не болтай глупостей, летающих лошадок не бывает!

– Бывает, еще как бывает – усмехнулся Ильин – но право, не лететь же нам наперегонки в Петербург к царице? Ладно, поворачивай, волчья сыть, а покажешься в другой раз, перейдем на первую космическую!

Облака понеслись обратно, вскоре стало видно темное пятно, вот оно разрослось, стали различимы отдельные дома, вот его проклятый дом, окошко, целехонькое кстати, ползущая к нему по стене фигурка…

– Стой, окаянная! – Стас дернул пегаса за гриву и, поравнявшись с посетителем, поинтересовался – А что это вы на ночь глядя, никак шпаклевать принялись?

Упырь дядя Вася икнул, уставившись на наездника как застигнутый врасплох вороватый кот на хозяйку, и принялся, мотая головой, запихивать в ближайшую щель вытянутый из кармана замызганный платок:

– Да вот по ночам приходиться, днем то не успеваю все…

– Ага – Ильин посмотрел вверх на отсутствие альпинистского снаряжения – а ниче, что без веревки?

– Так оно сподручнее – начал было дядя Вася, а потом опомнился – углядел-таки, стервец!

– Ну, как говориться, вечер в хату.

Стас спрыгнул на подоконник, а потом через открытое словно по волшебству окно кухни, не выпуская кошмарную гриву. Что-то звякнуло в темноте, чиркнув по гриве отточенным как бритва ножом обронил:

– Уматывая отсюда, мерзавка. Катись, там тебя ежик уже заждался.

Лошадь взорвалась роем искр перед самым носом дяди Васи и тот едва не полетел стремглав вниз. Стас успел цапнуть его за шкирку и легонько как нашкодившего кота поволок внутрь. При лунном свете упырь был не тяжелее перышка, и нраву был самого паскудного: солнца, чеснока и серебра нисколечко не боялся, на Господа Бога за годы атеизма чхать хотел, а пил вообще все, от метилового спирта до кровушки.

– Уж извольте, коли проделали столь долгий путь. Приглашаю. Там-таки как раз кран протекает.

Дядя Вася, кряхтя распрямился, недобро блеснув огненным глазом и цыкнул через оскаленный клык.

– А ты хто ж такой будешь, хлопчик, шо меня ни разу не боишься?

Он было дернулся к нему, но взвыв застыл, не веря взглянув под ноги. Его цепко держало чем-то вроде капкана. На полу возле окна был рассыпан коробок спичек. И не каких-то китайских, а родных осиновых.

– Да ты садись, дядь Вась – двинул к нему табуретку Стас – а бояться, ну коли так просишь…

Все озарилась призрачным серебристым светом, перепуганный упырь, не веря глядел на блеснувшие за спиной обидчика огненные крылья. Правда были они довольно тусклыми, но и упырь был не из храбрых.

– Ты хоть понимаешь, мужик, что я тебя прямо сейчас на «Китикет» перекручу?

– Уууу – взвыв согласился упырь, обхватывая голову. Будь его воля, убежал сейчас бы хоть по углям.

– Вижу осознал. Садись. Да садись же. Поговорим по-людски. Надеюсь, капля совести у тебя осталась?

Дядя Вася тяжело осунулся на табуретку, махнул рукой. Проникся-таки, полномочиями кровопивец.

– Ведь можешь же… – удовлетворенно кивнул Стас – Курить будешь? На…

– Мне бы это – пощелкал по кадыку со вспыхнувшей надеждой в глазах дядя Вася.

– Артериальной или сорокаградусной?

– Етить… Куды там, артериальной, если есть сорокаградусная уважь. Век Христа Бога…

– Ты гляди – усмехнулся Стас, распахнул холодильник, вытянул мигом запотевшую бутылку, две стопки, затем пододвинул доску с колбасой – режь закусь, дядь Вась, и не серчай на меня шибко.

– Да что я, не понимаю – работа такая! – махнул рукой упырь – Будто мне оно надо по стенкам лазить.

Он любовно, со знанием дела нарезал тонкими ломтиками колбасу, и пыхал сигаретой.

– А что под ведьмой ходишь? – Ильин плеснул по рюмкам водки, затем подумав достав какой-то шарик, похожий на светящийся глобус, вспыхнувший от его прикосновений мягким светом, распахнул и словно из ларца вынул маленький пузырек, открутил и капнул в рюмки, себе и гостю.

– Чево это? – подозрительно потянул носом упырь.

– Это от омертвения совести, дядь Вась, для тебя в самый раз. Ну, будь.

Стас опрокинул рюмку, занюхал ломтиком колбасы и вопросительно посмотрел на упыря.

Тот снова махнул рукой, мол, где наша не пропадала, залпом опрокинул ее в себя, взял колбасу. Они сидели на кухне озаряемые мягким лунным светом. Небо распогодилось, кажущаяся желтушность сошла вместе с растаявшими тучками. Упырь крякнул, решился:

– Хороший ты мужик, Стасик, хотя и ангел. Я о вас только сказки слышал, думал брешут люди.

– Я человек, хотя когда-то был в ангельском чине. А сказки, ты вот тоже для кого-то сказка, дядь Вась.

– Да, так оно сложно все, в жизни то. Ты думаешь, надо оно мне, Стасик, или спрашивали? Цапнула за шею в коллекторе тварь какая-то, я и разглядеть ее не успел, а потом… Просыпаюсь как-то среди ночи, а у жены моей Глафиры то, вся подушка в крови! У, думаю, окаянный, родную жену загрыз.

– И? – поднял бровь Стас, разливая по второй.

– Ты это, еще микстурки своей капни, сделай милость, хорошо пошла, даже оттаяло внутри. Потом? Я к ней, думаю мож еще откачаю. Скорую вызвал. Давление у нее скакнуло и кровь носом пошла. А она давай на меня орать, катись мол к дружкам своим, пьянь такая, вот с тех пор и подрабатываю. Как уж меня Инна унюхала, не знаю. Но не гублю я душ, Стасик. Даже девицу эту, последнюю, мороком закрыл, когда за ней Жрун пришел. Пока мы с ним в коридоре тузились, ОМОН набежал и напинал обоим. Как напинали, я в окошко и тикать. Смотрю, девка эта на каталке сидит, живая, и то слава Богу.