Страшная тревога охватила меня. Она была сильнее, чем страх. Меня утешало только то, что мы далеко друг от друга, и я уже твердо знал, что это не человек. Кругом было темно, в окнах ни огонька. Я не знал, что делать. Мне вдруг захотелось окликнуть это существо, подозвать, сказать, что жду его и встречу его во всеоружии. Но я побоялся. И пошел дальше, все быстрее и быстрее, но расстояние между нами не сокращалось. Моя тревога росла, темнота вокруг зловеще сгущалась; я шел и повторял про себя: «Зачем ты преследуешь меня? Почему ты хочешь, чтобы я тебя слышал?»

Я обогнул угол дома, впереди блеснул свет. Улица начала полого подниматься, и я пошел очень медленно, чтобы не показываться перед ним на свету.

Совсем замедлив шаг, остановился у поворота. Вдруг прямо надо мной с грохотом обрушилась крыша дома. Я отпрыгнул как раз вовремя, но одна черепица все же задела плечо. И снова все стихло. Я смотрел на обломки и настороженно ждал. Потом медленно завернул за поворот, навстречу свету. И там, под газовым фонарем, я увидел черную фигуру и сразу понял, что это вампир.

Он был такой же худой, как я, только выше. Яркий фонарь освещал его бледное лицо; огромные черные глаза изучали меня с нескрываемым интересом. Он шагнул было ко мне, но замер. И вдруг я осознал, что не только его длинные черные волосы зачесаны так же, как у меня; не только его шляпа и плащ как две капли походят на мои, но даже поза и выражение лица в точности повторяют мои собственные. Я судорожно глотнул воздуха и медленно обвел его взглядом с ног до головы, стараясь скрыть сердцебиение. Он рассматривал меня так же пристально. Он вдруг моргнул, и я осознал, что он передразнивает меня. Это было ужасно. Я хотел заговорить, но слова застряли у меня в горле: его губы зашевелились одновременно с моими, и невозможно было остановить эту мерзкую игру. Его мрачная фигура возвышалась под фонарем, черные пронзительные глаза следили за мной с неотступным вниманием. Это была просто насмешка. Мне стало казаться, что он – настоящий вампир, а я – его отражение в зеркале.

«Умно», – сказал я с отчаяния. Разумеется, он отозвался эхом прежде, чем замер звук моего голоса. Я злился, старался унять предательскую дрожь в коленях, мое лицо невольно растягивалось в некое подобие улыбки. Он тоже улыбнулся, но в его глазах горела животная жестокость, и усмешка получилась мрачной и зловещей.

Я двинулся вперед, и он последовал моему примеру. Я остановился, и он остановился. Но потом нарушил правила игры: медленно, как во сне, поднял правую руку и несколько раз ударил себя кулаком в грудь, изображая торопливый стук моего сердца, и злобно расхохотался. Он смеялся, запрокинув голову и обнажая ужасные клыки; казалось, его смех заполнил всю улицу. Это было отвратительно.

«Ты хочешь причинить мне зло?» – спросил я, но в ответ услышал собственный вопрос, повторенный насмешливым тоном.

«Фигляр! – сказал я резко, почти грубо. – Шут!»

Это слово остановило его. Лицо незнакомца потемнело от гнева.

Я повернулся к нему спиной и пошел прочь; я подумал, что теперь ему придется все же догнать меня, хотя бы для того, чтобы выяснить, кто я такой. Неуловимо и стремительно он обогнал меня и очутился передо мной, словно появился из воздуха. Я снова повернулся к нему спиной, но он уже стоял на прежнем месте, под фонарем, и только волосы, чуть тронутые ветром, напоминали о том, что он двигался.

«Я искал тебя! Ради этого я и приехал в Париж!» Я заставил себя сказать это. Он не повторил мои слова и не шевельнулся, только пристально посмотрел на меня и пошел ко мне навстречу, изящно, неторопливо, и я понял, что он наконец стал самим собой. Он протянул руку, словно в знак приветствия, и вдруг сильно толкнул меня в грудь. Я потерял равновесие и отлетел назад. Рубашка взмокла и прилипла к телу. Я схватился рукой за стену, чтобы не упасть, потом повернулся к нему, чтобы отразить нападение, но он одним ударом опрокинул меня на землю.

Вряд ли я смогу описать, сколь велика была его сила. Вы поняли бы, если б я вдруг решил напасть на вас. Внезапный удар, но движения моей руки вы бы даже не заметили.

И тогда внутренний голос сказал мне: «Поднимись и покажи ему свою силу». Я быстро поднялся и пошел на него, вытянув руки. Но поймал только воздух, пустоту под фонарным столбом; стоял и оглядывался как последний дурак. Он испытывал меня. Я вглядывался в темноту улицы, во все углы, но его нигде не было.

«Мне не нужны ваши испытания», – думал я, но некому было объяснить, и я не знал, как с этим покончить. Вдруг он вынырнул из темноты и легко швырнул меня на булыжник, к той же стене. Тяжелый башмак ударил меня по ребрам; взбешенный, я вцепился в его ногу, твердую, как железо. Он упал, ударился о стену и злобно зарычал. Дальше все смешалось. Я не выпускал его, он старался пнуть меня в живот. Наконец он вырвался, сильные руки подняли меня в воздух. Я прекрасно понимал, что будет дальше: он отшвырнет меня на несколько метров, силы у него хватит. Избитый и покалеченный, я потеряю сознание. Вот что тревожило меня больше всего: могу ли я потерять сознание? Но мне так и не удалось это узнать. Потому что я вдруг понял: кто-то третий встал между нами, вступился за меня и заставил его разжать стальные тиски.

Я поднял глаза и увидел улицу и два смутных силуэта вдали, но они тут же исчезли, растаяли, как гаснет на сетчатке изображение, когда мы закрываем глаза. Остался только тихий шелест черных одежд, шорох камешков под ногами и пустынная ночь. Я сидел на мостовой и задыхался, пот градом катил по лбу и щекам. Я огляделся и посмотрел вверх – на узкую полосу неба между домами. И вдруг от темной стены медленно отделилась тень. Я разглядел слабое сияние волос, белое застывшее лицо. Странное и загадочное лицо, не такое худое и мрачное, как у первого вампира. Большие темные глаза спокойно смотрели на меня, губы не шевельнулись, но я услышал шепот: «С тобой все в порядке?»

Но я уже стоял на ногах, готовый к нападению. Он не двигался, словно врос в стену. Я напряг зрение и увидел, что незнакомец шарит в нагрудном кармане жилета. Он достал и протянул мне визитную карточку, ослепительно-белую, как и его пальцы. Я не шевельнулся.

«Приходи завтра вечером, – услышал я тот же шепот. Тень скрывала его гладкое, бесстрастное лицо. – Я не сделаю тебе ничего дурного, и тот, другой, тоже. Я не позволю ему».

И он проделал трюк, знакомый каждому вампиру: его рука точно оторвалась от неподвижного тела и вложила карточку в мои пальцы, и багровые буквы вспыхнули под лучом фонаря. В мгновение ока темная фигура по-кошачьи вскарабкалась на крышу и исчезла.

Я остался один и прочитал надпись на карточке. Оглушительный стук моего сердца эхом разносился по узенькой улочке. Я хорошо знал адрес, часто ходил в театры на той же улице, но название изумило меня до крайности: «Театр вампиров». Внизу было указано время – девять часов вечера.

Я перевернул карточку и обнаружил приписку: «Приводи с собой очаровательную малютку. Мы будем рады встрече с вами. Арман».

Я не сомневался: приписка сделана рукой того, кто вручил мне приглашение. До рассвета оставалось совсем мало времени, нужно было добраться до гостиницы и рассказать обо всем Клодии. Я так быстро бежал по ночным улицам и бульварам, что редкие прохожие не успевали заметить промчавшуюся мимо тень.

В Театр вампиров пускали только по приглашениям. Швейцар внимательно изучил мою карточку, прежде чем пустить нас внутрь. Шел дождь. Мужчина и женщина мокли у закрытой билетной кассы; на сморщенных афишах вампиры в накидках, похожих на крылья летучих мышей, тянули руки к обнаженным плечам своих жертв; многочисленные пары спешили войти в переполненное фойе. Я сразу увидел, что в толпе только люди. Ни одного вампира, кроме нас. Даже швейцар оказался человеком. Мы вошли в театр и очутились в самой гуще светской болтовни и мокрых плащей, женские руки в перчатках поправляли широкие поля шляп и влажные локоны всех цветов и оттенков. Полный лихорадочного возбуждения, я подался в тень, поближе к стене. Мы с Клодией уже утолили голод, но только затем, чтобы наши глаза не горели слишком откровенно, а лица не выглядели чересчур бледными на оживленной и ярко освещенной улице. Поспешно выпитая кровь только растревожила меня, но у нас не было времени. Эта ночь предназначалась не для убийства. То была ночь откровений, чем бы она ни закончилась. Это я уже твердо знал.