Чуть живая от стыда, я пролепетала свою фамилию.

– Как? Повтори, я ничего не слышу.

– Надо было посоветовать ей читать по губам, – сказала Милена, платиновая блондинка, с которой еще пять минут назад мы не были знакомы, просто она села на ту же скамейку на Плянтах. Единственную не меченную вездесущими голубями.

– Не уверена, что после этого у меня были бы шансы дотянуть до середины семестра.

– Сейчас у тебя их тоже нет, – обрадовала меня Милена. – Так же как у меня. В течение двух последних недель мне сообщили, что меня никто сюда не приглашал, а то, что я поступила, вовсе не означает, что я закончу, а если у меня есть претензии, то я всегда могу отправиться сажать деревья на Любельщине. Короче, плохо дело. И к тому же я вовсе не собиралась идти на эту чертову специальность. Но мой папахен велел мне думать перспективно. Ну я и подала на «Первоклассное и активное вешание лапши на уши».

– А я, наоборот, еще в школе мечтала поступить на ПАВЛ. Но папа мне сказал, что на СЭРБ у меня гораздо больше шансов сделать научную карьеру.

– И ошибся. Ну да не он первый. – Милена засмотрелась на голубя, который осторожно подкрадывался к ее сапожкам. С минуту она молчала и вдруг предложила: – Послушай, Вишня, а как ты смотришь на то, чтобы нам поменяться?

– Как это? Я буду притворяться тобой, а ты мной? – спросила я. – Все пять лет? Нет, я умру от страха. И потом, что после окончания с работой? В дипломе СЭРБ, а подготовка – ПАВЛ, и наоборот.

– Да погоди ты. Я думала о простом и совершенно легальном обмене. Ты переходишь на ПАВЛ, а я – вместо тебя на СЭРБ. Слушай, мы могли бы устроить все это прямо сегодня. Декан обычно сидит до часу, так что у нас… – она взглянула на свои сиреневые часики, – в запасе почти час. Пошли. Или ты хочешь все обдумать?

– Да, мне надо бы подумать… – Я нервно сглотнула слюну. – Взвесить все плюсы и минусы. Во-первых, мы сможем скрыться с глаз преподавателей, относящихся к нам с предубеждением. Начать все сначала. С другой стороны, реакция наших отцов…

– Это проблема, которую не стоит брать в голову раньше времени. Есть какой-то шанс, что они отреагируют положительно. Особенно мой.

– А вот насчет своего я не уверена.

Я представила выражение папиного лица.

– А тебе вовсе не обязательно говорить ему прямо сейчас, – предложила решение Милена. – Можешь подождать, когда он дозреет до такого состояния, чтобы спокойно воспринять информацию о смене специализации.

– Папа всегда говорил, что он уже давным-давно зрелый человек.

– Вишня, но это же такой шанс. Соглашайся. Ну пожалуйста.

Ну что я могла на это сказать? Я, знающая про ассертивность только из учебника психологии?

– Хорошо. – Я поднялась со скамейки. – Идем, а то я раздумаю.

И мы пошли.

Почти улажено. Первым делом три коротких разговора с деканом и кураторами соответствующих специализаций.

– Нет проблем, – это декан, весь в своих мыслях, отсутствующий, но гуманный. – Где подписать?

– Вам, девочки, я все что угодно готов подписать, – это куратор ПАВЛ, симпатичный, немножко потрепанный шатен с липкими пальчиками плейбоя.

– Раз высшая сила, сиречь декан, выражает согласие, я противиться не буду, – это куратор СЭРБ, формалист, аккуратно зачесанные волосы так и сверкают от геля.

Значит, все? Еще нет. Нас ждет сражение с секретаршами. А они, как известно, тут главные.

– Вы что, думаете, у меня есть на это время? – раскричалась одна из церберов деканата. – Думаете, у меня накануне Дня всех святых нет других дел, кроме как рыться в шкафах и перекладывать папки с личными делами? Где я их найду в этой кипе? И вообще, кто устроил здесь такой кавардак?

– Ну и что из того, что куратор согласен? – вопросила секретарша СЭРБ и пригрозила: – Ох, придется с ним серьезно поговорить. А такой переход соответствует правилам? Ох, чую я, здесь какие-то подозрительные шахер-махеры.

– А я против. Не согласна и все! – разоралась третья, с ПАВЛ. – Ишь ты, перейти соплячкам захотелось! А тут уродуешься, даже чашечку кофе выпить некогда! Что вы мне тут кладете? Немедленно заберите эту папку со стола и приходите завтра с утра, потому что у меня жуткая мигрень! Всего хорошего!

Сидим на Плянтах, зализываем раны после выигранной битвы с секретаршами.

– Теперь по-быстрому сообщить родителям, и порядок, – сказала Милена, расчесывая пальцами платиново-розовые пряди волос.

– Не знаю, получится ли с моими так же легко, как с секретаршами, не говоря уже о кураторах.

– Спокуха. Тебе нужно только придумать несколько убедительных аргументов.

– А ты уже придумала?

– Еще бы! Скажу, что ко мне приставали два ассистента и один доцент, и я решила, что лучше перейти, чем рисковать потерей целого года. Как ты думаешь, поверит?

Наверно, поверит. Ведь Миленка выглядит как одно большое приглашение пристать к ней, чтобы вкусить. Короткая курточка цвета свежайшей ветчины. Под ней облачко цвета клубничного мороженого, к нему прилагаются брючки в облипочку, над поясом которых чуть виднеются стринги оттенка топленых сливок. Губы леденцового цвета и аметист в шоколадном пупке. И еще запах как у конфеты пралине, с которой только-только сняли фольгу.

– Со мной все сложнее, – с огорчением промолвила я.

– Ну да. – Миленка осмотрела меня критическим взглядом завсегдатая конкурсов красоты. – Бедра отсутствуют, бюст в зачатке, лицо школьницы, вымазанное тональным кремом, явно украденным у матери. А может, тебе сказать, что к тебе приставал факультетский педофил?

Нет, не получится. Не умею я врать, особенно родителям. Я ни разу их не обманула. Ни разу злотого без спроса не взяла из папиного бумажника. Даже когда я беру у мамы тот самый тональный крем, то сперва прошу у нее разрешения. И чтобы я теперь воспользовалась методикой «домашний манипулятор», приплетя туда еще и педофилов, шастающих по коридорам нашего факультета? Ни за что.

Скажу сегодня во время прогулки среди могил, уставленных горшками с грязно-желтыми хризантемами и пластиковыми чашечками для поминальных свечей цвета клоунских румян. Начну так: «Папа, понимаешь, люди часто думают, будто то, что сделало их счастливыми, сделает счастливыми и их близких. Возьми, к примеру, этот памятник. – И я укажу на небоскреб из мрамора с прожилками. – А может, останки, которые под ним лежат, предпочли бы камень или скромную урну?»

Нет, слишком длинное вступление. Лучше так: «Как в универе? Все нормально. – И как бы невзначай брошу: – Три дня назад я перевелась на ПАВЛ».

Перед моим мысленным взором мелькнула огромная лимонно-желтая молния, поражающая папу точно в левый желудочек. Отпадает. Кстати, не будем обманываться. У такой информации, поданной настолько в лоб, просто нет ни малейшего шанса отделиться от моих голосовых связок. Скорей меня поразит огромная лимонно-желтая молния. Как же мне это ему сказать? Деликатно. Прежде всего нужно приучить его к мысли, что на других факультетах тоже может существовать научная атмосфера. Вот именно!

– Знаешь, папа, – начала я, когда мы прогуливались по дорожке между рядами одинаковых надгробий, ярко освещенных свечками в пластиковых чашечках цвета уже упоминавшейся молнии, а также клоунского красного, зеленого и оранжевого, – я должна тебе сказать, что этот СЭРБ вовсе не такой уж высокий класс, как кажется со стороны.

– В этом-то и заключается его сила, – объяснил мне папа, доставая из пластикового мешка огромного диаметра свечку в сосуде, украшенном пластмассовыми барельефами, представляющими массовые сцены из жизни святых. – Тебе кажется, что пять лет ты ничем не занимаешься, а потом вдруг все научные центры Европы горят желанием заполучить тебя.

– Но я занимаюсь, – поправила я его, вытаскивая из льняного мешка устрашающего диаметра свечу в сосуде цвета бешеной лососины. – Я читаю старые, рассыпающиеся томины, зазубриваю определения полувековой давности. Кому это надо?