Ева покачала головой, усыпляя в себе внутреннего биолога, твердившего, что после джема жуки счастливее не станут. От скуки она стала бродить по станции. Подошла к скульптуре пограничника и погладила отполированный до блеска нос служебной собаки. Филат мягко посоветовал ей воздержаться от излишней нежности. На самом деле пёс – оживающий охранный голем и запросто может отгрызть руку, если почует незаконное рыжьё.

– Магзели знают, где сканеры незаконного рыжья ставить!

Ева торопливо убрала руку за спину.

– А остальные фигуры на «Площади Революции» тоже големы? – спросила она.

Филат бросил взгляд вдоль ряда колонн:

– Ясельный хмырь! Все эти спортсмены, рабочие с винтовками, девушки-гимнастки – разные модели для разных целей. Вот эти мощные пограничники – типичные големы первой атаки. Беги, стреляй, шуми, отвлекай на себя боевую магию. У гимнасток защита похуже, но они полегче и порезче. Для атаки не подойдут, а для разведки – в самый раз… Опять же место выбрано грамотно. Если потребуется, центр Магсквы магзели перекроют почти мгновенно. – Филат присмотрелся к длинной трещине в мраморе ближайшей колонны, сунул в неё палец, хорошенько им поелозил и извлёк обратно. – Повезло! Шестьсот эмошек – это где-то шестьдесят магров зеленью, если по сегодняшнему курсу! – сказал он, лизнув ноготь.

– Эмошки – это что?

– Эмоциональная магия. Никогда не замечала: когда человек психует, вокруг него чашки падают, молнии на куртке ломаются и всякое такое прочее? Это и есть эмошки. Представляешь, сколько за эти годы станция перевидала эмоций? В войну тут бомбоубежище было. А свидания где назначают? Здесь же! Кто-то ссорился, мирился, плакал, прощался. И это всё эмошки! Правда, с эмошками не всё так просто. Хлебнёшь чужих эмошек – бывает, полчаса хихикаешь, орёшь или драться лезешь.

Лицо стожара просветлело, но сразу омрачилось. Видимо, он вспомнил, куда уйдут эти шестьдесят магров зелени, равно как и вся остальная его магия. На оплату магического кредита. Они подарят ему несколько часов отсрочки и, стало быть, жизни, но сам долг меньше не станет. Таково свойство магических кредитов.

Очередной поезд исторг волну пассажиров. Волна вспенилась, замерцала экранами телефонов и, задевая Филата и Еву сумками и рюкзаками, пронеслась к проходам. Филат и Ева, чтобы их не смело, вынуждены были прижаться к стене. Когда же волна схлынула, оказалось, что она вынесла на берег двух золотых рыбок.

Рядом выросли невысокая решительная девушка с голубыми волосами и тощий, тоскующего вида парень.

– Привет Пьеро и Мальвинам! Бобра вам, бабла и позитивчика! – приветствовал их Филат.

Пьеро хотел ответить, но вдруг, взмахнув руками, врезался в стену и упал. На нём сидели сразу трое макси-фейсов.

– Мы бедненькие, несчастненькие! Помоги-и-ите сироткам! – заголосили макси-фейсы, за компанию с Пьеро сбив с ног и Мальвину.

– Они правда несчастненькие! Придётся взять их с собой! – торопливо сказала Ева.

– Это я уже поняла! Слезь с моего лица, детка! – сердито обратилась к Титу Мальвина.

Тит торопливо слез и застенчиво шаркнул ножкой. Мальвина умела разговаривать стальным голосом.

Они вышли из метро. Москву (а заодно с ней и Магскву!) готовили к Новому году. Вдоль домов центральных улиц рабочие протягивали светящиеся гирлянды. На низеньком электрокаре везли кадки с живыми и уже заранее украшенными ёлочками. Филат гибко, как кошка, подскочил, улёгся между кадками и дальше уже ехал, пока остальные шли рядом по тротуару. Пару раз он и Еву приглашал с собой сесть, но она мотала головой, уверенная, что электрокар всё равно скоро куда-нибудь свернёт.

Ниська и Задора ныряли в переулки, прыгали по крышам и повисали на гирляндах. Их короткие крылышки скорость выдавали приличную, хотя манёвренностью макси-фейсы не отличались. То и дело Задора врезалась в стену и, сердито вереща, принималась палить из пулемага.

– Милые детки! Где вы с ними познакомились? – спросил Пьеро.

– Это они с нами познакомились, – поправила Ева.

Пьеро вежливо улыбнулся.

– А, бывает! Я вот люблю детей, а Мальвина не особо! – сообщил он.

– Дети всё пачкают и трогают! А ты повсюду разбрасываешь клочки своих рукописей! Написал стишок – убери за собой! Любой поэт – это огромный ребёнок! – заключила Мальвина. В такие минуты она почему-то забывала, что и сама рифмомаг.

Мальвина шла крупными шагами, недовольно поглядывая по сторонам, как бы в поисках того, кто собирается её обидеть. За отсутствием желающих главным навеки виноватым был назначен Пьеро. Мальвина каждую секунду придиралась к нему. Спорщица она была ужасная. Пьеро знал, что она будет спорить бесконечно, и торопливо соглашался. Мальвина топала ногами и злилась:

– Что за мужик! Никакого собственного мнения! Спорь! Спорь! Спорь со мной! Не будь тряпкой!

Чтобы напрасно не ругаться с Мальвиной, Пьеро стал бегать и ловить ртом снежинки. При этом заурядцев, луж, бровок и прочих незначительных препятствий он не замечал. Для человека творческого они были непринципиальны.

– У снежинок вкус города и смога! – в восторге крикнул он Мальвине.

– У них вкус туберкулёзной палочки! А ну перестал! Куда под машину полез?! Про меня подумают, что я встречаюсь с психом! – прошипела Мальвина, хватая его за руку. Её почему-то гораздо меньше беспокоило, что подумают про самого Пьеро.

– Ах так! Тогда я сейчас наглотаюсь снега, простужусь и умру! Пусть за тобой ухаживает Глызя Косорыл, одноглазый ловелас с Маг-ТВ! Он сегодня приставал к тебе всё утро! – сказал Пьеро и подпрыгнул повыше, чтобы топнуть сразу двумя ногами. Несмотря на свою робость, он был ревнивее Отелло.

– Он не ухаживал, – объяснила Мальвина Еве. – Он снимал материал про наш отряд имени Лиха Одноглазого! А заодно очень интересовался библиотекой. Видать, что-то разнюхал. Мы, конечно, помалкивали.

– А что у вас творится в библиотеке? – крикнул с электрокара Филат.

– Кто-то дважды пытался проникнуть в ОООК – Отдел Особо Опасных Книг, – объяснила Мальвина. – В первый раз мы с Пьеро решили, что произошло случайное срабатывание защитной магии. Во второй раз уже имелись следы проникновения. Магия немного изменила оттенок, пара оповещающих паутинок была аккуратно срезана. Кто-то незаметно, очень вкрадчиво пришёл, поковырялся в защите и ушёл.

– Так он проник или нет? – уточнил Филат.

– Не проник, – уверенно сказала Мальвина. – Он снял почти все чары, но к некоторым из защит оказался не готов. Но он учитывает все ошибки. Что-то ему в нашем отделе очень нужно.

– Вы начальству не сказали?

– Нет. Мы своё начальство знаем. Нагонят кучу атлантов – и никакого толку. Мы хотим разобраться сами.

– А что можно украсть в ОООКе? – спросила Ева.

Мальвина уставилась на неё с возмущением:

– Да что угодно! Отдел Особо Опасных Книг – сердце Запретной библиотеки. Любая запретная магия, любые тайны – всё там!

Шли они долго, часто петляя. И почему-то электрокару всё время было с ними по пути, чему Ева немало удивлялась. Пьеро, много раз обрызганный машинами, перестал выбегать на дорогу. Теперь он купил в магазине три окаменевших пломбира и, никого не угощая, грыз их и собирался замёрзнуть заживо.

– Косорыл! – произносил он дрожащим голосом. – Мальвина Косорыл! «Девушка, как ваша фамилия?» – «Мальвина Косорыл!» Ха. Ха. Ха.

«Блин… – подумала Ева. – Не только она его достаёт! Он ей тоже выносит мозг! Вот уж парочка!»

Неожиданно Мальвина свернула к высокой каменной стене и остановилась.

– Мы на месте! – сообщила она.

Филат спрыгнул с электрокара, крутя на пальце ёлочную игрушку. Водитель электрокара почему-то остановился и теперь жалобно вертел головой. Он явно не понимал, где находится. Ева укоризненно взглянула на Филата. Ей стало ясно, почему электрокару всё время было с ними по пути. Стожар что-то смущённо пробормотал про два капа и уставшие ноги.

Пьеро старинным ключом отомкнул в стене калитку, и Ева увидела рыжеватое здание. Когда-то его штукатурили, но штукатурка облезла, сохранившись лишь у крыши. При внешней простоте архитектуры строение было непонятное. Поначалу Ева подумала, что у дома три этажа. Затем – что пять. Арочные окна, разбросанные хаотично, сбивали с толку. Окна первого этажа частично вросли в землю. Верхние окна были забиты жестью. Крыша острая, как у башни.